Лариса Сафо - Хроники Дерябино в трех частях. Часть 2. Дежавю

• Название: Хроники Дерябино в трех частях. Часть 2. Дежавю
• Автор: Лариса Сафо
• Жанр: Русское современное

Вторая часть из трёх «Хроники Дерябино» написана в публицистическом жанре с полным погружением в выдуманную реальность. В ней незримым фоном присутствуют действительные завихрения политической российской атмосферы и обстоятельствами народной жизни. Обе книжник объединены местом действия, героями и общественно значимой направленностью мыслей автора. В тексте намеренно используются устаревшие слова и выражения, дабы наши исторические корни не сгнили в толще веков.

---

С прытью норовистого скакуна взять очередной искусственный барьер Пекшин непочтительно заржал в трубку:

– Жив, здоров! Нанял нового секретаря – жену потомственного дерябинского либерала Мошкина Игоря Антоновича, классово близкого ему элемента. Тот в местной газете «Особый путь» служит. Кстати, Мария Сергеевна и обнаружила нишу для какого-то прибора в разломанной груди гипсовой вакханки при любовном проведении по ней тряпочкой. Похотливый бюстик мэр зачем-то под рабочим столом держал.

Пренебрежение в интонации голоса опера выдало в нём идеологического соратника Петра Ефимовича. Он начисто забыл о блуждающем неизвестно где пластическом хирурге и севшим на полтона голосом приглушённо поинтересовался:

– А записывающее устройство где?

Умудрённый правоохранительным опытом Тин Тиныч прижал к расплывшимся в улыбке губам мембрану телефонного аппарата и со знанием дела щедро поделился догадкой:

– У Татьяны Петровны, вестимо. Логично?

Следователь прокураты положил трубку на рычаг и предался тягостным размышлениям о судьбе дерябинского люда. Однажды народ уже попал в сладкоречивую паутину бывшего правителя города Корнея Петровича Придорожного. Тот был избран на волне либерального брожения в умах, когда стольный град мамоне покорился. Градоначальник был из местных, всеми любим и почитаем за стремление облегчить народную жизнь и богобоязненную честность. Но муж сей повторил судьбу принявшего испанских конкистадоров за посланцев бога с белой бородой и с радостью подчинившего им своё племя вождя ацтеков Монтесумы II.

А они были нацией высококультурной: вели свой календарь, составляли исторические хроники и имели своё представление о мире. Когда же ацтеки восстали, то по приказу испанцев вождь обратился к соплеменникам с умиротворяющей речью. И тут же был побиваем камнями и несколько дней спустя испустил дух от ран. Почти также закончил и бывший хозяин города, не избегнув летального исхода.

Пётр Ефимович провёл ладонью по разгорячённому лбу, бросил пронизывающий взгляд на томик Уголовного кодекса РФ на столе и задался риторическим вопросом: откуда в его голове подобные сравнения? Он знать не знал никаких ацтеков, а тем паче вождя оных. Однако мысли продолжили свой спринтерский бег.

Этой предвыборной весной в раздрызганом дерябинском сознании плоть и душа сошлись в кровопролитной битве. Отсиживаться в окопах смерти подобно, а в атаку идти страшно: не оказаться бы в положении торгующей своими прелестями гарной дивчины за забором. Старательно отведя взгляд от колыхнувшейся будёновки на стене, Пётр Ефимович стремительно оставил своё рабочее место.

Тем временем народный поток под предводительством Софьи Марковны накрыл кабинет редактора местной газеты «Особый путь» Валерия Ивановича Гудкова девятым валом.

В обители барометра общественного сознания с канувшего в Лету года произошли существенные изменения. Бюстик вождя мирового пролетариата уже стыдливо не прятался в запылённом углу шкафа, а приветливо встречал посетителей прищуренными глазами с верхней полки. Портрет всеми узнаваемого Первого лица государства Российского над головой был заменён на его изображение с более твёрдым взглядом из-под пшеничных бровей. Место павшего жертвой поиска бананового маньяка в прошлом году письменного прибора на столе занял откидной календарь с пролетарской символикой. Он по случаю был презентован ему кандидатом на пост мэра издателем нелегальной газеты «Вилы» Кротовым Прокопием Сидоровичем.

Малогабаритная репродукция с картины неизвестного художника с суровым ликом последнего императора Российской империи была спрятана на задворки платяного шифоньера, равно как и лихо отрубающий головы гидре капитализма гипсовый Чапаев на коне. Дубовые напольные часы с исполненными вязью благодарственными словами под циферблатом за бережно культивируемые ростки рыночных отношений на дерябинской земле Валерий Иванович задвинул за начальственное кресло. Хотя это и создавало ему некоторые неудобства при созерцательном в нём покачивании.

А не выпускавшая из рук обезображенного шпица лохматая Софья Марковна уже с лаем прорвалась в редакторский кабинет, увлекая за собой хорохорящиеся массы. Гудков был предупреждён о паломничестве ходоков начальником отдела по социальной политике городской администрации Безвольным Аркадием Дмитриевичем ещё накануне. И посему волна народного гнева разбилась о твёрдокаменный лоб редактора легального таблоида «Особый путь» мелкими брызгами.

Валерий Иванович встал с начальственного кресла вопросительным знаком и с нарочитой карамельностью в голосе приветствовал недружественных гостей:

– Очень, очень рад видеть вас, дорогие товарищи!

Дорогие товарищи глухо загомонили. Софья Марковна выступила вперёд с видом ожидающего ключи от московской депутации Наполеона на виду пожираемой огнём Москвы. И тут сознание Гудкова снарядом прошила неведомо кем пущенная издёвочная фраза Александра I после окончания Отечественной войны одна тысяча восемьсот двенадцатого года: «Крестьяне, верный наш народ, да получат мзду свою от бога». То есть шиш!

Валерий Иванович энергично замотал головой и настырно впился глазами в верховодящую массами Софью Марковну: ужели она внушила ему сии крамольные мысли? А воительница решительно приблизилась к редакторскому столу, осторожно поместила остриженного наголо шпица на его лаковую поверхность и упёрла ладони в покатые бока. Вид её напоминал разудалую Старицу Алёну из войска Разина на вершине боевой славы.

Молчаливая дуэль искромётными глазами закончилась конфузом барометра общественного сознания. Гудков потупил взор в стол и с покорностью приговорённого к каторге бунтовщика опустился в кресло.

Софья Марковна победно улыбнулась и народоволкой призвала к ответу призванную бдеть за планктоном акулу пера:

– Народ хочет знать – доколе вы будете покрывать в своей газетёнке тёмные делишки власть имущих нуворишей. Тарифы на коммуналку выросли, хлеб, того и гляди, из пшеницы пятого сорта печь зачнут! Молоко как будто не из коровы доится, а из трактора! Машинным маслом пахнет…

Внезапно из фрондирующей массы отделился товарищ со впалыми щеками и мучнистым лицом. С видом сомнамбулы он встал в центре кабинета и разразился изливающейся не из горла, а как бы из нутра подкорки речью:

– «Министр финансов Российской империи в конце девятнадцатого века, когда резкий рост зернового российского экспорта совпал с неурожаем, обронил фразу: „Недоедим, но вывезем“. Людишки мёрли, а зерно шло на экспорт. Позже учёные назвали это явление „голодный экспорт“. Голод нам нынче, вестимо, не грозит, но качество хлеба будет ухудшаться каждый день. Это такая правительственная линия – поднимать вопрос о фуражном зерне для выпечки местной продукции при фантастических объёмах выращенной в этом году пшеницы. А через моря и океаны поплывут частные зерновозы с нашим зерном третьего и четвёртого классов».

Народная воительница вскинула руки к потолку ветряной мельницей и, как бы балансируя на краю крыши, вместе с обличителем государственной политики напомнила чужим голосом:

– Между прочим, по мнению раненного в ногу Кровавым воскресеньем одна тысяча девятьсот пятого года слесаря Путиловского завода следует: «Видно, от царя нам помощи не будет. Мы просили хлеба, а нам дают пули». Он изложил его в письме петербургскому адвокату, описывая гибель девушки-курсистки. Власть опять хочет наступить на эти грабли?

Софья Марковна побледнела и зажала рот ладонями из опасения ещё что-нибудь ляпнуть из вложенных в её голову кем-то слов, но эхо кровавых событий никуда не делось. Валерий Иванович внутренне смешался, однако опыт долголетнего балансирования между стабильностью и хаосом придал ему привычный самоуверенный вид. Он неспешно перевернул страничку в календаре, краем глаза отметил юбилей какой-то рабочей стачки и грозовым раскатом громыхнул:

– Моё издание «Особый путь» зовётся, а не «Искра». Во-первых. Во-вторых – за всё надо платить, особенно по геополитическим счетам. Вы же понимаете – о чём я? В-третьих, вы сейчас играете на поле в команде наших оппозиционеров и «сдаёте» им матч. Те собираются отдать страну под внешнее управление и расчленить её на мелкие княжества. Одну державу по милости супостатов потеряли, желаете потерять и вторую? Надо потерпеть…

Крыть было нечем. С видом уличённых в измене клятвопреступников массы попятились к двери, а застывший было в центре кабинета провокатор шустрее всех. Пришедшая в себя закопёрщица смуты предприняла отчаянную попытку вернуть текущий момент в бурлящее русло и «снесла» запруду взбесившейся рекой:

– Теперь понятно, почему демонтировали посвященную восстанию одна тысяча девятьсот пятого года экспозицию в столичном музее «Пресня»! Дабы не повторилось? Потерпеть! Это не вы случаем подсказали терапевтические фразы мэру Вологды: «Придёт весна – пойдёт крапива и будет легче», а другому государственному мужу: «Денег нет, но вы держитесь!». И попрошу заметить – мы экономические требования выдвигаем: снизить тарифы, обуздать цены, повысить качество еды.