Сергей Пациашвили - Манифест непосредственности

• Название: Манифест непосредственности
• Автор: Сергей Пациашвили
• Жанр: Самиздат

Сергей Пациашвили – скандальный философ из Тамбова, известный, как российский Ницше. Его сочинения одновременно и шокируют и поражают своей глубиной. На страницах "Манифеста непосредственности" можно встретить грамотные рассуждения о Платоне, о Аристотеле, о французских просветителях и о эпохе Возрождения, и, конечно же, о России и её роли в истории. Книга представляет собой своего рода политический манифест, политическое продолжение философии Ницше. Одновременно она пытается решить те политические, экономические и глобальные проблемы, перед которыми встал сегодня мир. В сети можно встретить так же другую версию "Манифеста непосредственности", которая является черновой. Отличить последнюю версию от черновика несложно, в последней версии 8 разделов, в черновой – 6.

---

И сегодня идеологический социализм в значительной степени всё больше приближается к своей политической цели. Идеологическая политика уничтожается, а вместе с ней всё больше размываются понятия нации, гражданского общества и пролетариата. Ни в одной стране уже не знают, что такое пролетариат, нация или даже народ. Эфемерность социальных групп сделала невозможной систему с единственным источником власти. Пролетарии с лёгкостью превращаются в тех, кто на языке социализма являются мелкой буржуазией или интеллектуалами, а потом снова становятся пролетариями, а зачастую принадлежат к нескольким трудовым категориям одновременно. Нации исчезают из-за потока мигрантов, гражданское общество в Европе разваливается на глазах, в частности из-за небывалой угрозы терроризма. В целях безопасности попираются самые базовые гражданские права, и никто не знает, как обеспечить безопасность без их попрания. В такой ситуации торжества идеологического социализма, во-первых, уже нет никакого смысла говорить о единственном источнике власти, упоминание о котором мы находим в частности и в российской конституции 1993-го года, в статье 3: «1. Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ. 2. Народ осуществляет свою власть непосредственно, а также через органы государственной власти и органы местного самоуправления». А во-вторых, всё больше обнаруживается главное противоречие социализма. Чем очевиднее успех социалистической идеологии, тем недоступнее успех философии социализма. Противоречие, заложенное ещё Марксом. Он называл это двумя видами коммунизма, марксисты назвали двумя фазами. Но суть одна и так же, в первой фазе частная собственность не исчезает, мы имеем всеобщую частную собственность и проституцию. Однако один вид коммунизма не существует без другого, и вторая фаза никогда не наступит без первой. В конце концов торжество социалистической идеологии уничтожает и саму социалистическую идеологию, и прочие идеологии, которые в той или иной степени все без исключения сегодня разбавлены социализмом. Остаётся задаться вопросом, что дальше?

Очевидно, что всеобщая непосредственность не наступила, мир словно застрял в первой фазе коммунизма, а не периферии провалился в первобытный коммунизм. Эта фаза тянется уже около половины столетия, и судя по всему, вовсе не собирается переходить во вторую фазу. Невозможность этого прыжка из первой фазы во вторую мобилизовала все идеологии для маскировки неестественности сложившегося положения, но при это лишила их собственного идеологического содержания. И ныне эти идеологические декорации постмодерна достигли пика своего лицемерия в искусстве симуляции, и потому философия марксизма здесь исчерпывает себя. Следовательно, можно предположить, что устарели сами политические идеологии как таковые, вне зависимости от своих программ. Устарела система с одним единственным источником власти, и устарело само разделение на власть и источник власти. И здесь нам следует снова обратиться к философии и давно забытой истории непосредственности. В древнегреческих полисах источников власти было много, но при этом совершенно не было разделения на власть и источник власти. Именно два этих фактора определяли собственно непосредственность античной политики. Римские сенаторы были в равной степени уполномочены управлять отечеством, решение сенатора и сената по судебным или военным делам считалось законом. Но при этом сенаторы как отцы отечества были равны друг другу. Они соперничали, боролись за должности, даже воевали между собой, но юридически они были равны. И задачей ближайшего будущего является возрождение такой непосредственности управления, создание иерархии без субординации, а так же полное, или, вероятнее всего, частичное упразднение бюрократии с полным её упразднением в центре.

                           2.Справедливость и бюрократия.

Иерархия без субординации. Сегодня одно кажется неотделимым от другого. С трудом можно представить себе такую иерархию, которая действительно была бы справедлива. Более того, иерархия уже так долго не опиралась на какую-либо справедливость, а лишь на страхи, предрассудки и коллективные привычки, что вполне понятны мечтания общественных деятелей, устремлённых к полнейшему уничтожению иерархии. Подобные деятели, как правило, находят себе убежище в лагере левых. Их справедливое негодование против субординации подогревают сторонники субординации, концентрирующиеся в среде правых, и понимающие иерархию как строгую субординацию. Такое понимание иерархии компрометирует и иерархию, и любую дисциплину, и даже саму справедливость. В первую очередь необходимо понять, что справедливая иерархия не связана ни с какой формой индивидуального бескорыстия, за которым, как правило, всегда скрывается какая-нибудь корысть коллективная, стадная. Субординация требует от человека, в особенности от солдата бескорыстной любви к Родине, самопожертвования и безжалостности к тем, кого командование приказывает ненавидеть. Но самые успешные и победоносные армии в человеческой истории действовали по совершенно противоположному принципу. В армию набирались аристократы, крупные или мелкие землевладельцы. Сражаясь с врагом, они сражались буквально за свою землю, то есть за тот клочок земли, который был их частной собственностью, а уже потом за ту землю, которая нарекалась Родиной, то есть коллективной собственностью всех частных собственников в совокупности. Самые могущественные и отважные воины – это всегда корыстные и коррумпированные люди. Но их корысть всегда была рассчитана на долгосрочную перспективу. Главным условием успешности любого крупного военного предприятия была способность его участников отказаться от всех благ и пожеланий краткосрочной перспективы, таких, как лёгкая и быстрая нажива, быстрые удовольствия, быстрый захват территорий. Всё это позволяет терпеть лишения, временами идти на уступки, временами отказываться даже от военной добычи. Именно отсюда рождается иллюзия бескорыстия эффективных воинов. На самом деле, здесь даже больше корысти, чем у мелких людей, идущих за краткосрочными целями. Здесь перспектива крупная, ставки выше, и награда гораздо более ценная. Отчего, как правило, эти корыстные люди были ещё и самые благородные люди. Все были подчинены единому плану, все следовали этому плану, и именно этот план, а не слепой приказ и насилие сверху были условием железной дисциплины в великих армиях мира. В отношениях между воинами не было никакой субординации, а было взаимное уважение к свободе друг друга, чёткая уверенность в необходимости следовать плану и личный пример полководцев и стратегов. Так было в армии Александра Великого, в армии Цезаря, в армиях викингов и в армии Чезаре Борджиа. Такой порядок был принят долгое время и в русской армии.

Таким образом, здесь мы видим совершенно иное понимание справедливости, нежели то, которому нас учит гуманизм Просвещения. Тот самый гуманизм, который породил такую нелепость, как права человека, и который сегодня берётся доказывать нам, что является вообще единственным гуманизмом. В то время как весь гуманизм Просвещения является лишь плагиатом, причём далеко не самого лучшего качества. Плагиатом в первую очередь гуманизма Возрождения. Эпоху Возрождения зачастую рассматривают, как предшественницу эпохи Просвещения, и даже уничижительно называют её премодерном, в то время, как правильней было бы модерн называть поствозрождением. Возрождение – это время великих, грандиозных проектов, это время крупных людей и больших планов. В ироничной форме этих людей показал в своём романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» Франсуа Рабле, изобразив их великанами. Возрождение – это непосредственность и война за свободу творчества. Просвещение вынашивает мечту о идеальной бюрократии, которую ещё не иначе как по своему слабоумию называет почему-то республикой. Просвещение лишь дорабатывает, детализирует, эксплицирует мегапроекты Возрождения, делая полёт мысли всё более мелким. Гуманист Возрождения – это творец, и свобода для него в первую очередь – свобода творчества, не скованная рамками специализации. Гуманист Просвещения – это специалист, для которого главная свобода – это свобода раз в четыре года ставить галочки на бюллетенях во время выборов и публично ругать власть. Именно Просвещение создаёт все возможные политические идеологии, особенно три указанных выше порождения французской революции: либерализм, коммунизм и национализм. Возрождение в политических идеологиях не нуждается. Вместо идеологии оно использует философию. Просвещение рассматривает знание как высшее благо, а невежество как источник всех зол. Философия выше такой противоположности между знанием и невежеством, она представляет собой полузнание. Платон отводит философии место ровно посередине между мудростью и невежеством. Для Возрождения художественный, эстетический инстинкт заполняет проблемы в знании и формирует особого рода интуицию.