Мари Бреннан - Естественная история драконов. Мемуары леди Трент. Тропик Змеев

• Название: Естественная история драконов. Мемуары леди Трент. Тропик Змеев
• Автор: Мари Бреннан
• Жанр: Фэнтези про драконов
• Год: 2018
• ISBN: 978-5-17-108213-0

Захватывающие приключения леди Трент продолжаются!

Читатели, коим посчастливилось прочесть первый том мемуаров леди Трент под названием «Естественная история драконов», уже знакомы с тем, как образованная, педантичная и целеустремленная девушка по имени Изабелла впервые ступила на исторический путь, что в будущем приведет ее к славе крупнейшего в мире исследователя драконов. В этом, втором томе леди Трент с отменной откровенностью вспоминает следующий этап своей блистательной (и зачастую скандальной) карьеры.

Спустя три года после судьбоносного путешествия в неприступные горы Выштраны миссис Кэмхерст наперекор семье и обычаям отправляется в новую экспедицию – на охваченный войной эриганский континент, родину столь экзотических разновидностей драконов, как обитающие в траве степные змеи, древесные змеи, живущие в буше, и самые загадочные и неуловимые из всех – болотные змеи тропических джунглей.

Экспедиция нелегка. Сопровождаемой старым партнером и беглой наследницей знатного рода, Изабелле предстоит столкнуться с угнетающей жарой, беспощадными лихорадками, дворцовыми интригами, злыми языками и прочими опасностями, дабы утолить свой безграничный интерес ко всему, что связано с драконами. Даже если для этого нужно проникнуть в самую глубь неприступных джунглей, известных как Зеленый Ад, где ее мужество, смекалка и научное любопытство подвергнутся небывалым испытаниям.

---

– Благодарю вас, – рассеянно ответила я и отправилась наверх.

Мой кабинет некогда был кабинетом мужа. Слуги называли эту комнату просто «кабинетом» добрых два года после его гибели: она была не из тех, на какие обычно претендуют женщины. Но мало-помалу они заговорили иначе: «ваш кабинет». Несомненно, благодаря тому, сколько времени я проводила в нем – зачастую в обществе Натали Оскотт.

В самом деле, она была здесь – прикрепляла кнопками лист бумаги к пробковой доске, повешенной нами на стену специально для этой цели.

– О небо, Натали, – сказала я, увидев начерченную на бумаге фигуру. – Опять оно?

– Я улучшила конструкцию, – ответила она, сверкнув улыбкой из-за плеча. – По совету одного энтузиаста из Лоппертона. Он думает, я – парень по имени Натаниэль: если постараться, мне очень хорошо удается мальчишеский почерк. Пригодилось для подделки тетрадей братьев, когда они не желали писать упражнения, заданные домашним учителем. Ну, что скажешь?

На листе красовался большой чертеж, подобные коему я видела уже не раз. Через весь лист тянулось крыло, окруженное аккуратно проставленными размерами и примечаниями, которых я не могла прочесть оттуда, где остановилась. Но одно отличие от прежних чертежей было очевидно даже издали.

– Крылья будут изогнуты? – спросила я, не в силах сдержать любопытство.

– Да, он полагает, изгиб лучше прямой линии. И еще он предложил изменения подвесных ремней, которые намерен опробовать сам, как только конструкция будет готова.

Я, говоря откровенно, считала, что оба они сошли с ума. Да, как я уже упоминала в предыдущем томе мемуаров, драконьи крылья увлекли меня еще в детстве, и мысль о том, чтобы присоединиться к драконам в воздухе, выглядела очень заманчиво. Но силы грудных мышц человека недостаточно, чтобы летать при помощи искусственных крыльев, и об этом Натали следовало подумать прежде всего. В лучшем случае человек мог бы планировать, да и на этот счет у меня имелись сомнения.

Но для Натали это обстоятельство только сделало задачу еще интереснее. Для нее все это было интеллектуальной головоломкой: возможно ли сконструировать такую штуку? В поисках решения она освоила математику до таких глубин, в которых я не понимала ни аза. Кроме этого, она вступила в переписку с другими энтузиастами, поскольку была не единственной интересующейся этим вопросом.

Сама Натали еще не пыталась строить и испытывать свои конструкции, чему я была очень рада. Хоть муж и называл меня «королевой ненормальной практичности» за воплощение в практику таких идей, какие никому другому и в голову бы не пришли, даже у меня есть свои пределы. Пусть эти пределы, как еще покажет данное повествование, значительно шире, чем я утверждала (ничуть не кривя при этом душой), но, чтобы узнать об этом, их нужно было преодолеть. Что я неизменно и делаю в обстоятельствах, в коих движение вперед – единственный резонный образ действия, и «ненормальность» моей практичности становится для меня очевидной лишь впоследствии.

Кроме этого, в успехе безрассудных затей других я была уверена куда меньше и вовсе не хотела потерять ближайшую подругу из-за перелома шеи. После гибели Джейкоба Натали, как никто другой, помогла мне найти утешение, и при мысли о том, что ее нельзя будет взять с собой в Нсебу, на душе стало еще тяжелее.

Натали заметила мое беспокойство, но насчет его причины ошиблась.

– Обещаю, Изабелла, я не собираюсь отдавать собственные кости на милость законов физики. По крайней мере, до тех пор, пока мистер Гарселл не проведет достаточно испытаний и не сможет с уверенностью сказать, что конструкция удачна.

– Дело не в этом, – вздохнула я, направляясь к своему столу (некогда – столу Джейкоба) перед широкими окнами, выходившими в садик на заднем дворе.

Стол был завален книгами и отдельными страницами, а над ними стоял на страже мой искровичок Изумрудик: здесь горничной запрещалось касаться чего бы то ни было, включая пыль. Карты Эриги, записки путешественников, наброски статьи, которую я собиралась, с разрешения и при содействии лорда Хилфорда, опубликовать под его именем, поскольку Коллоквиум ни за что не принял бы к публикации работу женщины…

Возможно, именно из-за воспоминаний о требованиях Коллоквиума мой голос прозвучал горше, чем хотелось бы:

– Сегодня я говорила с твоим дедом. О твоих домашних.

– О-о…

Казалось, этот звук открыл клапан, сквозь который из Натали разом улетучилась вся живость.

Я опустилась в знакомое, привычное кожаное кресло.

– Похоже, ты все знаешь. Они не хотят, чтобы ты ехала в Эригу.

– Они хотят, чтобы я осталась здесь и занялась поисками мужа. Да.

Натали отвернулась и прошлась по кабинету. То, что эта мысль не вызывает в ней никакого энтузиазма, можно было понять, даже не видя ее лица.

– Натали, в конце концов, все это не обязательно так уж плохо. Дед на твоей стороне, а семья, судя по твоим рассказам, относится к твоим интересам хоть с каким-то пониманием. Мой отец приглашал сваху, чтобы получить список неженатых мужчин, которые согласились бы делить со мной свои библиотеки. Уверена, ты можешь пойти еще дальше и отыскать мужа, который поддержит тебя в работе.

– Возможно.

Судя по тону, это ее ничуть не переубедило. Однако, прежде чем мне удалось подыскать слова, чтобы развить свой аргумент, Натали продолжала:

– Я понимаю: положение безвыходное. Так или иначе, мне придется от кого-то зависеть. Если не от мужа, то от кого-то из братьев, или… – она оборвала фразу, не закончив. – Этого я не могу просить даже у них. А уж тем более – у человека совсем постороннего.

Однако от меня не укрылось ее «или». Она явно собиралась назвать какую-то третью возможность, но заставила себя замолчать. И спрашивать об этом прямо, пожалуй, не стоило.

– Но разве тебе не хочется выйти замуж? – спросила я. – При условии, что ты найдешь хорошего мужа.

Мисс Натали Оскотт

Натали замерла без движения – видимо, обдумывая мои слова. Затем она повернулась ко мне лицом и сказала – так, точно до сего момента сама не знала правдивого ответа:

– Нет. Не хочется.

– Не ради благополучия, – уточнила я. В те времена движение «Независимой Добродетели» еще не сформировалось, но его главный аргумент уже пересказывали друг другу негромким, едва ли не возмущенным шепотом: если женщина меняет свои брачные предпочтения на материальные блага, не превращает ли это брак в своего рода проституцию? – Ради дружеского общения, любви или…

Настала моя очередь оборвать фразу на полуслове, устыдившись ее окончания.

Щеки Натали залились краской, однако она ответила:

– Нет. Ни ради того, ни ради другого. Конечно, я была бы рада мужской дружбе, но роды опасны, а материнство отнимет у меня слишком много времени, а интереса к этому… так сказать, занятию ради него самого у меня нет. И что остается?

Правду сказать, оставалось немногое. Разве что избавление от воркотни домашних, но ей можно было положить конец разными способами.

Возможно, с моей стороны было бы разумнее подождать, пока я не оценю состояние своих финансов, но через две недели мне предстоял отъезд в Нсебу, и впустую тратить время – свое и Натали – на лишние приготовления совсем не хотелось.

– Если уж ты непременно должна от кого-то зависеть, – сказала я, – и если твои убеждения это позволят, давай этим кем-то буду я. Вдовы часто берут в дом компаньонок, а ты и так практически была моей компаньонкой в последние несколько лет. А еще – дорогой мне подругой. Отчего бы не оформить все это официально?

Задержка в ее дыхании подсказывала, что я угодила в цель. Однако Натали запротестовала:

– Нет, Изабелла, я так не могу. Если я не выйду замуж, то на всю жизнь превращусь в обузу. А что, если ты передумаешь – через два года, через десять, через двадцать? К тому же это может отравить нашу дружбу, а мне бы совсем этого не хотелось.

Я беспечно рассмеялась, пытаясь унять отчаяние в ее глазах.

– Обуза на всю жизнь? Чушь. Оставайся со мной, а я уж обеспечу тебе жизнь независимой и эксцентричной старой девы, поддержанную, если захочешь, твоими познаниями и пером. Другие дамы делали это и до нас.

Правда, немногие. А в тех областях, к которым влекло Натали, преуспели и вовсе единицы. Для дам было куда приличнее изучение истории, чем безумные изобретения вроде искусственных крыльев. Однако я твердо решила прожить жизнь, как того требуют мои наклонности, и вдобавок добивалась этого с таким рвением, что общество не смогло мне в этом отказать, и потому проповедовать Натали женскую покорность с моей стороны было бы высшей степенью лицемерия. И все трудности, и цена такой жизни были ей известны: она ведь видела, как живу я.

Судя по огоньку, разгоравшемуся в ее глазах, трудности были невелики, а о цене не стоило и говорить. На словах она продолжала возражать, но только из-за своей приверженности к логике.