Карлос Кастанеда - Учения дона Хуана: Знание индейцев Яки

• Название: Учения дона Хуана: Знание индейцев Яки
• Автор: Карлос Кастанеда
• Жанр: Философия

Carlos Castaneda, under the tutelage of don Juan, takes us through that moment of twilight, through that crack in the universe between daylight and dark into a world not merely other than our own, but of an entirely different order of reality. Anthropology has taught us that the world is differently defined in different places. Don Juan has shown us glimpses of the world of a Yaqui sorcerer and Castaneda presents it in such a way that enables us to apprehend it with a reality that is utterly different from our own. This is the special virtue of this work. Castaneda asserts that this world has its own inner logic. He explains it from inside, as it were — from within his own rich and intensely personal experiences while under don Juan’s tutelage — rather than to examine it in terms of our logic. Through this experience, Castaneda leads us to understand that our own world is a cultural construct and from the perception of other worlds, we see our own for what it is.

---

Я сказал ему, что не понимаю, как это можно быть принятым Мескалито и в то же самое время быть напуганным им.

Очень долгое время он не отвечал. Казалось, он был в замешательстве. Наконец, он сказал:

— Это так ясно. То, что он хотел сказать, так ясно, что я не могу понять, как это непонятно тебе.

— Мне все еще непонятно, дон Хуан.

— Нужно время, чтобы действительно увидеть, что Мескалито имеет в виду. Ты должен думать об его уроках, пока они не станут для тебя ясными.

11 сентября 1964 года.

Снова я настаивал на том, чтобы дон Хуан перевел мне мои зрительные видения. Некоторое время он отказывался. Затем он заговорил так, как будто мы уже вели разговор о Мескалито.

— Ты видишь, как глупо спрашивать, если он подобен лицу, с которым можно разговаривать? — сказал дон Хуан. — Он не похож ни на что из того, что ты уже видел: он как человек, но в то же время не совсем похож на человека. Это трудно объяснить людям, которые о нем не знают ничего и хотят сразу узнать о нем все. И потом его уроки столь же волшебны, как и он сам. Насколько я знаю, ни один человек не может предсказать его поступки. Ты задаешь ему вопрос и он показывает тебе путь, но он не говорит тебе о нем, как ты и я говорим друг с другом. Понимаешь теперь ты, что он делает?

— Я не думаю, что у меня есть затруднения в том, чтобы понять это. Чего я не могу понять, так это то, что это значит.

— Ты просил его сказать тебе, что с тобой не так, и он дал тебе полную картину. Здесь не может быть ошибок. Ты не можешь говорить, что ты не понимаешь. Это не был разговор — и все же это был он. Затем ты задал ему другой вопрос, и он ответил тебе тем же самым способом. Относительно того, что он имел в виду, я не уверен, что понимаю это, так как ты предпочел не говорить мне, какой вопрос ты ему задал.

Я очень тщательно повторил вопросы, которые, как я помнил, я задавал: «Поступаю ли я так, как надо? На правильном ли я пути? Что мне делать со своей жизнью?» Дон Хуан сказал, что вопросы, которые я задал, были только словами. Лучше не произносить вопросы, а задавать их изнутри. Он сказал, что защитник имел в виду дать мне урок, а не отпугнуть меня, поэтому он показал себя как свет дважды. Я сказал, что все еще не понимаю, зачем Мескалито терроризировал меня, если он меня принял. Я напомнил дону Хуану, что согласно его утверждению, быть принятым Мескалито означает, что его форма бывает постоянной и не изменяется на кошмар. Дон Хуан рассмеялся надо мной снова и сказал, что если я буду думать о вопросе, который был у меня в сердце, когда я разговаривал с Мескалито, то я сам пойму урок.

Думать о вопросе, который я имел «в сердце», было трудной проблемой. Я сказал дону Хуану, что у меня в голове было много чего. Когда я спросил, на правильном ли я пути, то я имел в виду: стою ли я одной ногой в том или в этом мире. Какой из этих миров правильный. Какой курс должна взять моя жизнь.

Дон Хуан выслушал мои объяснения и заключил, что у меня нет ясного представления о мире и что мне защитник дал прекрасный и ясный урок. Он сказал:

— Ты думаешь, что для тебя здесь имеется два мира, два пути. Но тут есть лишь один. Защитник показал тебе это с невероятной ясностью. Единственный для тебя доступный мир — это мир людей. И этот мир ты не можешь по выбору покинуть. Ты человек. Защитник показал тебе мир счастья, где нет разницы между предметами, потому что там некому спрашивать о различиях. Но это не мир людей. Защитник вытряхнул тебя оттуда и показал, как борется и думает человек. Это мир людей. И быть человеком — это значит быть связанным с этим миром. Ты имеешь глупость считать, что живешь в двух мирах, но это только твоя глупость. Кроме одного единственного, нет никакого другого мира для нас. Мы люди и должны следовать миру людей удовлетворенно. Я считаю, что таков был урок.

Глава 9

Дон Хуан, казалось, хотел, чтобы я работал с «травой дьявола» как можно больше. Эта позиция не соответствовала его органической неприязни к этой силе. Он объяснил это тем, что приближается время, когда мне надо будет опять курить, и к этому времени следует получить более ясное знание о силе «травы дьявола».

Он неоднократно предлагал мне по крайней мере испытать «траву дьявола» еще одним колдовством с ящерицами.

Я долгое время играл с этой мыслью. Спешка дона Хуана драматически увеличивалась, пока я не почувствовал себя обязанным выполнить его требование. И однажды я принял решение поколдовать о некоторых украденных вещах.

Понедельник, 28 декабря 1964 года.

В субботу, 19 декабря, я срезал корень дурмана. Я подождал, пока не стало довольно темно, чтобы исполнить свои танцы вокруг растения. За ночь и приготовил экстракт корня и в воскресенье, примерно в 6 часов утра, я пришел к месту своего растения. Я сел перед ним. Я вновь перечитал записи и сообразил, что тут мне не нужно размалывать семена. Каким-то образом, простое нахождение перед растением давало мне чувство редкой эмоциональной устойчивости, ясности мысли или же силы концентрироваться на своих поступках, чего я обычно совсем лишен.

Я последовал в точности всем инструкциям, так рассчитывая свое время, чтобы паста и корень были готовы к концу дня. В 5 часов я был занят ловлей пары ящериц. В течение полутора часов я перепробовал все способы, какие только мог придумать, но всюду потерпел неудачу.

Я сидел перед кустом дурмана, стараясь придумать эффективный способ достижения своей цели, когда внезапно я вспомнил, что дон Хуан сказал, что с ящерицами надо поговорить.

Сначала я был не «в своей тарелке», разговаривая с ящерицами. Это было все равно, что чувствовать себя неудобно, выступая перед аудиторией. Однако, чувство это скоро прошло, и я продолжал говорить. Было почти темно. Я поднял камень. Под ним была ящерица. Она казалась застывшей. Я поднял ее. И тут же я увидел, что под камнем была другая ящерица, тоже застывшая. Она даже не вырывалась.

Зашивание рта и век было очень трудной работой. Я заметил, что дон Хуан поселил в мои поступки чувство необходимости. Его позиция была такова, что когда человек начинает поступок, то уже нет возможности остановиться. Однако, если бы я захотел остановиться, то не было бы ничего, что могло бы мне в этом помешать. Может быть, я не хотел останавливаться. Я отпустил одну ящерицу, и она побежала в северо-восточном направлении — знак хорошего, но трудного колдовства. Я привязал другую ящерицу к своему плечу и смазал виски так, как было предписано. Ящерица была неподвижна. На секунду я подумал, что она умерла, а дон Хуан ничего мне не говорил о том, что надо делать, если такое случится. Но она была живой, только онемевшей.

Я выпил снадобье и немного подождал. Я не чувствовал ничего необычного. Я начал растирать пасту у себя на висках. Я наложил ее 25 раз. Затем, совершенно механически, как во сне, я несколько раз помазал ею свой лоб. Я понял свою ошибку и поспешно стер пасту. На лбу у меня выступила испарина, меня лихорадило. Необъятное отчаяние охватило меня, потому что дон Хуан усиленно советовал мне не наносить пасту на лоб. Страх сменился чувством абсолютного одиночества, чувством обреченности. Тут я был брошен сам по себе.

Если со мной случится какое-либо несчастье, то тут нет никого, кто мог бы помочь мне. Я хотел убежать. Я чувствовал тревожную нерешительность, что я не знаю, что мне делать. Поток мыслей хлынул мне в голову, сменяясь с необычайной быстротой. Я заметил, что это довольно странные мысли, то есть они казались странными, потому что возникали иначе, чем обычные мысли. Я знаком с тем, как я думаю. Мои мысли имеют определенный порядок, который присущ именно мне и любое отклонение заметно.

Одна из чужих мыслей была о высказывании, сделанном неким автором. Она была, как я смутно помню, как голос или как будто кто-то сзади меня произнес ее. Это случилось так быстро, что я испугался. Я притих, чтобы осмыслить ее, но она сменилась на обычные мысли. Я был уверен, что я читал это высказывание, но я не был уверен, кто был его автором. Внезапно я понял, что это был Альфред Кребер. Тогда другая чужая мысль возникла и «сказала», что это был не Кребер, а Жорж Симмель. Я настаивал на том, что это был Кребер, и следующее, что я знаю, что я был в гуще спора с самим собой. Я забыл о своем чувстве обреченности.

Мои веки были тяжелыми, как если бы я принял снотворного. Хотя я никогда никакого снотворного не принимал, но именно такое сравнение пришло мне в голову. Я засыпал. Я хотел пойти к своей машине и забраться в нее, но не мог двинуться.

Потом, совсем неожиданно, я проснулся. Или вернее, я ясно почувствовал, что проснулся. Моей первой мыслью было, сколько сейчас времени. Я огляделся. Я не был перед растением дурмана. Спокойно я воспринял тот факт, что я испытываю еще раз опыт колдовства. Было 12 часов 35 минут. Судя по часам над моей головой, я знал, что это полдень. Я увидел молодого человека, несущего папку бумаг. Я чуть не касался его. Я видел пульсирующую у него на шее вену и слышал биение его сердца. Я углубился в то, что я видел и не придавал в это время внимания качеству своих мыслей. Затем я услышал “голос”, описывающий сцену, говоря мне прямо в ухо, я понял, что этот “голос” был чужим в моем мозгу.