Анатолий Дроздов - Кровь на эполетах

• Название: Кровь на эполетах
• Автор: Анатолий Дроздов
• Жанр: Историческая фантастика

Платон Руцкий, фельдшер скорой помощи, ехал с пострадавшей в ДТП с надеждой не опоздать, но судьба распорядилась так, что машина сама попала в аварию. Погибнув здесь, Платон пришёл в себя уже в другом времени. Это был июль 1812 года, и в городе, где он когда-то жил, хозяйничали французы. Выжить на войне непросто. И вдвойне сложней, если вокруг незнакомые реалии отдалённого прошлого. Платону Руцкому удалось не только уцелеть, но даже вписаться в местную эпоху. Вот он уже дворянин и успешный командир батальона егерей. Но война продолжается, и всё ближе день сражения, решающего для нашего героя, того самого последнего боя, который трудный самый.

---

– О нижних чинах не забудь, – сказал генерал-квартирмейстеру. – Прикинь, сколько кому крестов выделить. Они славно бились, заслужили. Скажи Платову: пусть его казаки глаз с французов не спускают. Наши летучие отряды – также. Они первыми выход Буонапартия из Москвы приметили, пусть и далее стараются.

Светлейший жестом отослал полковника и прошел в комнату, где ему уже была приготовлена постель. Там слуга помог ему снять мундир и стащить сапоги. Князь тяжело повалился на перину, укрылся пуховым одеялом и забылся беспокойным старческим сном.

* * *

В батальон я возвращался в приподнятом настроении. Как там у Пушкина? «Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил…» Приятно. Только в гроб Кутузову пока рано, ему еще французов из России выгонять, хотя выглядит главнокомандующий неважно. Помочь бы, но как? Старость не лечится. Кутузову – 67, это даже по меркам моего времени немало, добавим походную жизнь, два огнестрельных ранения в голову… У старика наверняка гипертензия – с его возрастом и весом это как пить дать. Потому и спит много – инстинктивно чувствует, что организм требует. Во сне у человека артериальное давление снижается – так называемый «диппинг», это уменьшает вероятность инфаркта и инсульта. Последний здесь называют «ударом»: дескать, с господином N случился удар, вследствие чего несчастного парализовало полностью или частично. Это в лучшем случае. В худшем – N везут на кладбище… Гипертензия опасна не только инсультом. Высокое артериальное давление досрочно изнашивает внутренние органы, прежде всего сердце. Потому в моем времени гипертоникам рекомендуют ежедневно принимать препараты, снижающие давление. Только где ж их взять? Я даже давление измерить Кутузову не могу – тонометры изобретут только в конце века. Однако помочь хочется: Михаил Илларионович этого заслужил как никто другой. Посоветовать народное средство – например, свеклу? Варить ее в кожуре, а полученный отвар пить с медом. Не панацея, конечно, таблетки не заменит, но хоть что-то. Надо будет попробовать протолкнуть идею. Я царя лечил, так что светлейший прислушается.

Получить похвалу от главнокомандующего в присутствии сонма генералов дорогого стоит. Это я понял, выйдя из кабинета Кутузова. В приемной ко мне подошли Неверовский с Паскевичем, пожали руку, а мой комдив вдобавок громко поблагодарил за отвагу, проявленную батальоном сегодня, тем самым давая окружающим понять, что и он при делах. Неверовский, в свою очередь, вспомнил, как наша рота егерей помогла ему отбиться от Мюрата под Красным. Другие генералы благодарить не спешили, хотя поглядывали с любопытством, отдельные – с неприязнью. Вышедший из кабинета Кутузова Толь объявил, что совещание окончено. Генералы потянулись к выходу. Воспользовавшись моментом, Паскевич отвел меня в сторону и укорил вполголоса:

– Врать светлейшему все же не стоило.

– Главнокомандующий меня за это отругал, – сообщил я.

– Его не проведешь, – кивнул Паскевич. – Но награда будет?

– Обещал, – заверил я.

– Отдыхайте! – сказал генерал и пошел к выходу. Я – следом.

В расположении батальона меня встретили офицеры и Спешнев. На их лицах читался жгучий вопрос: с чего Руцкого потащили к Кутузову? Я не стал томить и рассказал, добавив от себя, что светлейший поблагодарил батальон за проявленную отвагу.

Субалтерны заулыбались. Ротные такого восторга не проявили, но по их лицам было видно, что похвала светлейшего им приятна. Любят в армии Кутузова. Спешнев выразительно посмотрел на меня, я в ответ пожал плечами: не знаю, включат ли в список представленных к наградам и командира полка. По идее, должны, но как выйдет? Если Наполеон завтра уйдет, скупиться не станут. У победы много отцов, а тут, как ни крути, она есть. В ответ Спешнев вздохнул.

– Предлагаю, господа, это отметить, – предложил Синицын. – Есть чем. В трофеях нашлось.

Господа проявили полное понимание. Мы расселись у костра на принесенных денщиками чурбаках, Синицын достал из ранца несколько бутылок, и они тут же пошли по рукам. Вино, ликеры… В Москве награбили. Некоторые из бутылок початы, наверняка покойные французы из них хлебали, но присутствующих это не смутило. Напитки полились в жестяные стаканы от манерок, из которых переместились в желудки. Хорошо!

Внезапно в стороне послышался топот копыт, и в освещенный костром круг вступили четверо коней. Всадники ловко спешились и пошли к нам. Ба, знакомые лица! Есаул Кружилин и его сотники.

– Добрый вечер честной кампании! – поприветствовал нас Кружилин и поинтересовался: – Что празднуем?

– Капитан Руцкий от светлейшего князя вернулся, – ответил за всех Спешнев, с любопытством глядя на казаков. – Сам Кутузов его благодарил, награды офицерам батальона обещал. Вот и празднуем, – добавил с гордостью. – Присаживайтесь, господа, разделите с нами радость! Есть вино, ликеры.

– У нас лучше, – улыбнулся Кружилин и протянул руку назад. Один из сотников вложил в нее тяжелую бутылку. – Вот! – есаул показал ее нам. – Французская водка, «бренди» называется. Крепкая, но мягкая.

Кружилин присел на поднесенный денщиком чурбак. Его спутники разместились рядом прямо на траве. Есаул сильными ударами ладони по дну бутылки выбил из нее пробку, плеснул в поданный денщиком жестяной стакан, а затем пустил бутылку по рукам. Все, в том числе сотники, последовали его примеру.

– Хочу выпить, – сказал есаул, поднимая стакан, – за капитана, – он указал на меня. – Хоть и не казак, но командир справный. Сам французов крепко бил и нам добре подсказал. Переняли мы нехристей у мельничной запруды. Они ее нашли и наладили переправу. Мы дали им перейти на наш берег, после чего вдарили нежданно, покололи и посекли всех в песи. Никто живой обратно не ушел. После чего на тот берег заскочили и обоз ихний разбили, – есаул ухмыльнулся.

Кому – что, а казакам – дуван. Пока они обоз потрошили, из нас могли рагу нашинковать. Послал же Бог помощничков! Хотя, как сказал бы товарищ Сталин в этой ситуации: «Других казаков у меня для вас нэт!»

– Местные обыватели тем временем запруду сломали, – продолжил Кружилин. – Повытчик земского суда люд для того собрал[29]. Хотели сразу рушить, но мы попросили погодить. Побили супостатов, на тот берег перешли, за нами и поломали. Вода по реке волной пошла, и переправу, которую супостаты ниже по течению ладили, смыло.

Он захохотал. Сотники его поддержали. А вот за это хвалю, сам не додумался. Не знал я про запруду, хотя мог и сообразить. Мельница у города – обычное дело.

– Как же вы ушли? – поинтересовался Спешнев.

– Через речку, – пожал плечами есаул. – Там выше, – он указал левой рукой, – место удобное есть, с низкими берегами, а кони казацкие плавать умеют. Ладно, господа! Что все про нас? За капитана пьем. Твое здоровье, Сергеич!

Кружилин опрокинул содержимое стакана в рот, крякнул и разгладил усы. Мы последовали его примеру, разве что не крякали. И усов у нас нет – не положены пехоте. Бренди оказался хорош, хотя отдавал сивухой. Не умеют еще здесь делать хороший коньяк.

– Вот, – продолжил есаул, отставляя пустой стакан. – А чтоб не думал ты, Сергеич, что казаки добра не помнят, у нас для тебя подарок. Матвей, неси! – велел сотнику, сидевшему справа.

Тот вскочил, подбежал к лошадям и вернулся, держа в руках… гитару.

– Думали мы, что тебе подарить, – сказал Кружилин, приняв инструмент, – как тут Матвей и говорит: «А не тот ли это Руцкий, который песню про казаков сочинил? Тогда ему гитара в самый раз будет». Прав он?

– Да, – подтвердил я.

– Вот и держи! – есаул протянул мне гитару.

Я бережно взял ее за гриф и рассмотрел. Богатый инструмент, явно заграничной работы. Инкрустация перламутром на верхней деке и на голове грифа, колки и нижний порожек из дорогого дерева, ладовые порожки латунные.

– У французов взяли?

– Не мы, – пояснил Кружилин. – Браты обоз разбили, там нашлась. Я ее на часы выменял. Угодил?

– Еще как, Егор Кузьмич! – сказал я, поклонившись. – Спасибо.

– Тогда спой! – сказал есаул. – Про казаков.

Я опустился на чурбак, примостил гитару на бедре и пробежался пальцами по струнам. Боже, как звучит! Даже подстраивать не нужно. Явно концертный инструмент. Как он оказался в обозе? Скорее всего, украден в Москве – сомневаюсь, что французы везли его из Парижа. Ну, Кружилин, ну, умница! Так угодить! Он хотел песен? Их есть у меня. И я спел. Сначала «Только пуля казака в поле остановит», затем «Чернобровую казачку». После второй песни есаул встал, следом вскочили казаки.

– Посидел бы еще, да служба, – сказал Кружилин. – Прощевайте, господа! Даст бог, свидимся.

Через минуту топот копыт затих в ночи.

– Спойте еще, Платон Сергеевич! – попросил Тутолмин.

– Пожалуйста! – подключились другие субалтерны.

На мгновение я задумался. Что им спеть? «Ваше благородие, госпожа удача»? Как-то не хочется. Про егерей – тоже. Настроение не то. День сегодня выдался суматошный. Кровь, смерть, затем вызов к Кутузову… Не хочу про это. Внезапно вспомнился монах и его напутствие перед боем. А что, если? Эту песню мы разучивали в детстве и пели в школьном хоре. В 90-е было модно все заграничное, хотя текст здесь русский. Я пробежался пальцами по струнам, подбирая мелодию.