Леонид Борисов - Жюль Верн

• Название: Жюль Верн
• Автор: Леонид Борисов
• Жанр: История

---

Редактор махнул рукой.

- Итак, жду вас через неделю, - сказал он, провожая Жюля до дверей. Жду и надеюсь, дорогой земляк!

Неподалеку от Пантеона Жюль встретил Барнаво,

- Прошу пожаловать ко мне на обед в это воскресенье, - лениво растягивая слова, произнес Жюль, крутя рукой перед носом Барнаво. - За неимением кухни и посуды обедать будем в кафе "Лиловый кот".

- Нашел бумажник, а в нем сто франков? - спросил Барнаво.

-Боже, какая бедная фантазия, какое убогое воображение! - поморщился Жюль. - В четыре часа в это воскресенье жду вас, принц, в упомянутом выше кафе. Два котла супа уже заказаны.

Глава девятая

"СЕМЕЙНЫЙ МУЗЕЙ"

Рассказы оказались потруднее пьес. В своей драматургии Жюль уже успел выработать некую манеру, приемы, - ему почти ничего не стоило заставить разговаривать целую группу действующих лиц и в то же время не задерживать разговорами течения фабулы. Короче говоря, Жюль научился управлять характерами и действием на сцене. Пьеса строилась на движении к развязке, и здесь Жюль, что называется, набил руку, работал с таким опытным и не лишенным таланта драматургом, как Дюма-сын. В работе над рассказом Жюль встретился с новыми, совершенно неожиданными трудностями. И в рассказе, как и в пьесе, все строилось на движении к развязке, но трудность заключалась в том, что самое действие нужно было дать своими словами, не рассчитывая на героев. Кроме того, все время следовало помнить основное требование редактора: не больше пятисот строк. В крайнем случае - пятьсот пятьдесят. Жюль работал с девяти утра до полудня. В соседней комнате Иньяр трудился над опереттой, в продолжение двух-трех часов он выколачивал из рояля один и тот же мотив, Добиваясь ясности, мелодичности, слаженности звуков. Нечто похожее делал Жюль; он обдумывал фразу, записывал ее, потом переделывал, начинал обдумывать следующую, с нею повторялось то же самое. Жюль долго думал над тем, Как лучше соединить две фразы в одну, какие слова оставить, что выбросить. Лучшей фразой оказывалась та, которая вбирала в себя все соседние.

Жюль ловил некий мотив, вспоминал какую-нибудь песенку, оперную арию, подчинялся ее ритму и убеждался в том, что Аристид со своей музыкой очень помогает ему: он подсказывал мотив, походку фразы, нечто весьма существенное. И все же не в мотиве заключалась соль, суть, основа.

Жюль спрашивал себя: "Почему так происходит, - вот есть мысли, знаешь, что нужно сказать, но нет слов; ищешь их, а они спрятались. И наоборот: слова без усилия ложатся на бумагу, одна фраза ведет за собой другую, но серьезной мысли нет в этой серии предложений, получается болтовня, не нужная для рассказа".

Жюль бросал перо и ложился на диван. Рояль гудел под пальцами Иньяра. Жюль лежал минут десять и снова усаживался за работу. К полуночи рассказ был готов. Все сказано, показано, объяснено, но чего-то не хватает. Рассказ похож на человека, которому трудно передвигаться. В рассказе нет легкости, он весь в поту. Вместо вина кипяченая водичка. Дюма в таких случаях советует отложить написанное и приниматься за что-нибудь другое. А если другого нет?

"Пишите что хотите, - советует Дюма.- Иногда из этого получается начало чего-то еще неизвестного, а иногда окажется, что вы нашли как раз то, что искали. Мой совет: пишите ежедневно. Нужно очень много товара, чтобы выбрать то, что нам нужно. Заготавливайте этот товар, имейте про запас дюжину лунных ночей, а потом берите любую. Предположим, что завтра вам будет плохо работаться, вы будете злиться, а потом кинете все к дьяволу и отправитесь гулять. Нет, дорогой мой, гулять вы пойдете тогда, когда, к примеру, изобразите мужчину, которого покидает возлюбленная, или женщину, которую... и так далее. Начнете, - через пять минут вы увлечетесь работой, забудете все и всех. Тренируйтесь, упражняйтесь, - уж я-то знаю, что говорю!"

"Тренируйтесь ежедневно, - сказал как-то раз Гюго. - Все достижимо для того, кто трудится. Труд - самое волшебное, что только есть на свете. Трудом человек преобразует землю".

Жюль трудился. Написанное в пять вечера до самой полуночи казалось Жюлю столь исключительным, таким блестящим, что хотелось крикнуть на весь Париж: "Слушайте! Слушайте! Смотрите, что я сделал! Как можете вы беспечно пить, есть и спать, когда рядом с вами живет гений! Слушайте!" Утром следующего дня Жюль перечитывал написанное и конфузливо вымарывал те именно фразы, которые десять часов назад казались ему гениальными. И уже не хотелось кричать на весь Париж...

- А у тебя как? - спросил он Иньяра.

- Почти так же, с той разницей, что я менее требователен к себе, ответил Иньяр.- Публика - дура, она все слопает и три раза спасибо скажет. Талант она освищет, бездарность наградит венком. Ты счастливее меня, - ты к себе строг. Ты выбрал литературу, а читатель всегда требовательнее зрителя. Публика, любящая оперетку, предпочитает второй сорт. Вот я и даю ей то, чего она хочет. Публика уже испортила меня, - каюсь...

-Ты молод, как и я, - возражал Жюль. - У нас все впереди, нам рано каяться. Мы можем пять лет ошибаться, а потом встать на верную дорогу. Не хорони себя, Аристид, - к собственным похоронам можно привыкнуть. Назови школьника тупицей, и он перестанет заниматься.

- Меня везде и всюду называют тупицей,- с болью произнес Иньяр. - И я примирился с этим. Черт с ними! Тупица? Хорошо, но вы дорого заплатите мне за это! Летом пятьдесят первого года Жюль поставил последнюю точку на седьмом черновике рассказа. Переписка потребовала двух вечеров. Жюль попросил Иньяра послушать.

- "Первые суда Мексиканского флота" - так называется мой рассказ. "Глава первая. Немножко географии". Не знаю, хорошо это или плохо, но меня с детства интересует наука. У меня много карточек по всем видам знания. Итак, начинаю. Ты скажешь правду, Аристид!

Жюль читал полтора часа. Иньяр не прерывал его ни разу.

- Хорошо, - сказал он. - Очень хорошо! Мне очень нравится. Ты нашел что-то новое, уверяю тебя! Я получил большое удовольствие.

-Ты думаешь? - не верилось Жюлю.

- Вижу, а не думаю. Скорее неси эту драгоценность в "Семейный музей"! Сто франков ты уже имеешь. Завтра приступай к новому рассказу.

Жюль пришел в редакцию "Семейного музея" первым, и его немедленно пригласили в кабинет редактора. Пьер Шевалье взял рукопись и стал читать ее бегло и, казалось, невнимательно. Перевертывая страницы, он поглядывал на Жюля, стряхивая пепел сигары на головы героев. Жюль сидел на краешке кресла. Он думал о том, что рассказ, в крайнем случае, можно отдать и за пятьдесят франков. Деньги - статья очень важная, но гораздо важнее увидеть свой рассказ на страницах журнала. Пятьдесят франков - это очень много денег. Тридцать нужно отдать в мясную и хлебную лавки, шесть - стирка белья, три...

-Беру, - сказал Пьер Шевалье.

-Вы думаете? - бледнея от радости, произнес Жюль.

- Наверное знаю! Видите, я пишу: в набор. Рассказ пойдет в следующем номере. Долго писали?

- Месяц, - ответил Жюль. - Думал две недели. Очень много бумаги пошло на черновики.

Редактор поморщился:

-Так нельзя, земляк. Изнурительная работа. Три рассказа в месяц - вот норма. Ну-с, научитесь, привыкнете, а пока поздравляю. Деньги можете получить в субботу.

- Сколько? - Жюль опустил голову, закрыл глаза.

-Как я и говорил, - семьдесят пять франков. Когда принесете новый рассказ? Мне хотелось бы.. . Вот, например, этот воздушный шар, - он указал на картинку, висевшую на стене. - Напишите что-нибудь про этих господ в корзине. Жду. Желаю успеха.

Семьдесят пять франков... Это, конечно, очень хорошо, но разговор шел о ста франках. Пьер Шевалье не так давно назвал именно эту цифру. Почему же он передумал? И даже не извинился... А еще земляк... Пел, как райская птичка, обещал, умасливал, просил. Что поделаешь, придется до поры до времени терпеть, молчать, не ссориться, брать то, что дают. Быть может, наступит время, когда дадут в три раза больше.

Жюль пришел домой, снял с полки свою картотеку, посмотрел, что есть в ней о воздухоплавании. Очень немного, да и то уже весьма устарело, хотя бы только потому, что в таком-то столетии упоминается воздушный шар, еще спустя пятьдесят лет - тот же воздушный шар и спустя сто лет - опять воздушный шар. Различные города, разные фамилии, но суть одна и та же: воздушный шар неизменен.

Жюль отложил карточки и задумался. В сущности, ничего не стоит написать рассказ о приключении с воздушным шаром. Придумать какое-нибудь приключение, связанное с полетом, например нападение орла. Поговорить о природе... Редактор журнала таким именно и представляет себе рассказ, который, несомненно, будет принят, оплачен ("семьдесят пять франков...") и напечатан. Подписчики журнала прочтут рассказ и забудут его через полчаса. Гм... Стоит подумать об этих подписчиках и покупателях. "Семейный музей" читают главным образом подростки - самый благодарный, самый требовательный читатель, независимый и неподкупный. Жюль на себе испытал действие и влияние книг. Если в них описывается путешествие, - самому хочется поездить по белу свету. Если книга изображает доброго, умного, великодушного человека, - самому хочется стать добрее, чище, лучше. Если молодому читателю рассказать о воздухоплавании, а потом дать сведения о географии Альп, то такой рассказ, само собою, превращается в нечто полезное, своевременное, нужное. Кроме того - о, это самое главное, - следует заглянуть в будущее воздухоплавания, - что там? Сегодня воздушный шар, а завтра? Таким образом, рассказ о перелете, скажем, через Альпы превращается в интереснейшую лекцию о науке. Иначе за каким чертом, простите за выражение, висеть раскрашенным картинкам в приемной и кабинете редактора! Только в рассказе будет не пятьсот строк, а больше. "Первые суда Мексиканского флота" испорчены тем, что их в угоду редактору пришлось сокращать. Но ничего, пусть будет пятьсот строк в журнале, - потом можно прибавить, развить, и тогда рассказ увеличится вдвое. Но все непременно должно быть коротким. На следующий день Жюль занял место за длинным полированным столом в читальном зале Национальной библиотеки. Он выписал историю воздухоплавания, и ему дали две книги. Он попросил все, что имелось в библиотеке о природе Альп, и ему дали географический атлас и книгу "Ботаника горных вершин". Он попросил снабдить его хорошей картой Альп, и перед ним оказалась тяжелая и толстая книга атлас Европы.