Леонид Борисов - Жюль Верн

• Название: Жюль Верн
• Автор: Леонид Борисов
• Жанр: История

---

- Завтра иду к Этцелю, - повторил Жюль. - Сегодня я выслушал критику сердца. Спасибо за нее. Послушаем, что скажет голова..

Глава девятнадцатая

ЖЮЛЬ СТАНОВИТСЯ ЖЮЛЕМ ВЕРНОМ

Этцеля называли благодетелем, светлой головой, кладоискателем: под кладом подразумевался талант. Этцель был умный, дальновидный, талантливый, образованный издатель, сам писавший романы и повести для юношества под псевдонимом Сталь. Убежденный республиканец, отбывший срок изгнания до амнистии пятьдесят девятого года, он пользовался популярностью человека смелого и непоколебимого в своих убеждениях. Он умел помочь начинающему, посоветовать опытному литератору, поддержать в беде (чаще всего материального характера) и старого и молодого, закупить на корню все, что уже написано и может быть написано в будущем тем человеком, в котором он почуял незаурядный талант. Он был скуп на посредственность и щедр на подлинное дарование. Книги, вышедшие под его маркой, отличались прекрасной внешностью, добротностью переплета и бумаги. Этцель приглашал известных художников, они иллюстрировали книги, делали обложки. Этцелю подражали в Германии и Англии. В конце девятнадцатого столетия изданиям его стали подражать в России Вольф и Девриен.

Этцелю приносили плоды долгих бессонных ночей, результаты кропотливых изысканий, образчики ума, таланта, выдумки. Он взвешивал этот тонкий, деликатный товар, подвергал его анализу в лаборатории экономики, коммерции и вкуса, определял степень успеха той и этой рукописи и, зрело обдумав, покупал вместе с рукописью и автора ее - на радость читателям, на счастье автора. Он имел обыкновение заключать договор на десять лет вперед, он умел превратить полюбившегося ему автора в своего постоянного работника, в свою золотую рыбку, с которой он, помня назидательное разбитое корыто и непогоду на море, умел ладить, то есть просить от человека ровно столько, сколько он в состоянии был дать, и еще столько, сколько хотелось Этцелю.

От талантов исключительных, больших Этцель требовал очень много, тем самым воспитывая в них повышенную требовательность к себе, гордость за свою работу, пренебрежение к труду легкому, небрежному, кое-как. Этцель первый издал полное собрание сочинений Гюго и многих других передовых писателей Франции. Богатея сам, он увеличивал благосостояние тех, кто у него печатался. Книги он выпускал быстро и платил без задержек.

Жюля Этцель принял в спальне, лежа в постели. Ему нездоровилось. Он устал. Он не доверял своей бухгалтерии, экспедиторам, наборщикам и курьерам, он знал в лицо членов семьи каждого своего служащего, он сам читал корректуру и ежедневно часа два проводил в типографии. Рано утром, когда голова была свежа и ясна, Этцель садился за работу. В одиннадцать часов он начинал прием.

- Простите, - - робко, волнуясь и дрожа, произнес Жюль, останавливаясь на пороге. - Я к вам...

- Дайте мне вашу рукопись, - прервал Этцель и указал на стул подле кровати, перед столиком, заставленным закусками, рюмками и бутылкой с вином.

Жюль сел, наблюдая за тем, что будет делать Этцель. В большой комнате было полутемно. Этцель был похож на Дон-Кихота; худой, длинноносый, с глазами мечтательно-грустными, длиннорукий и быстрый в движениях, он пробегал взглядом по страницам рукописи, делал пометки синим карандашом, отрывался от чтения, чтобы закурить и улыбнуться, и снова читал, то покачивая головой, то морщась. Некоторые страницы он не читал, а только смотрел, что наверху и внизу, и, перелистывая, длительно останавливался на тех, которые ему чем-либо понравились. Непроизвольно копируя каждое движение знаменитого издателя, Жюль соображал, что в его рукописи плохо и что хорошо. Этцель чаще всего морщился. Один раз он щелкнул пальцами и сказал: "Ловко!"

- Вы думаете? - привставая, спросил Жюль.

- Вы всё проморгали, сударь! - ответил Этцель.

Прошло еще немного времени. Жюль взял с тарелки кусок холодной телятины, положил его на хлеб и собрался позавтракать, но как раз в это мгновенье Этцель свернул рукопись в трубку, длительно посмотрел на Жюля и сказал:

- Лекция! Вы написали лекцию. Температура вашей рукописи не высока. Кому нужны лекции! Кого заинтересует компиляция! Нужен роман! Он уже есть в вашей рукописи, его нужно вынуть, очистить, причесать. И не история воздухоплавания, а история с воздухоплавателями! Понимаете? Такая книга пойдет. Налейте мне, пожалуйста, мадеры. И себе. Благодарю вас. Будете работать?

- Буду, - ответил Жюль, совсем не чувствуя себя убитым. Он ждал худшего. Он получил ответ, предсказанный Онориной. Она только ничего не сказала о вине и закусках. Мадера оказалась превосходной. Критика Этцеля обнадеживающей.

- Наука наша на пути прогресса, - продолжал Этцель, то прикладываясь к бокалу с вином, то затягиваясь сигарой. - Кому-то нужно подхватить то, что может дать и уже дает техника. Чуточку прогноза, это не помешает. Если, конечно, на это у вас найдется знаний, способностей, ума. Таким образом мы получим новый жанр. Понимаете мою мысль? В таком случае принимайтесь за работу. А это... - Он протянул Жюлю его рукопись, - не пойдет. Ваша история. ..

Положил руку свою на плечо Жюлю, заглянул ему в глаза, дождался улыбки и только тогда произнес то, что ему чаще всего приходилось говорить молодым авторам:

- Совсем неинтересная история! Возьмите ее. Населите людьми, сочините приключения, главным действующим лицом сделайте воздушный шар. Получится роман, наилучшая форма лекции.

- Мне не найти слов для благодарности, - пробормотал Жюль. - Я так...

- Пейте мадеру, оставьте ваши слова. Возьмите себе в карман дюжину сигар, они из Манилы. Не курите? Бросили? Оччень хорошо, оччень хорошо, оттягивая нижнюю губу, певуче проговорил Этцель. - И не огорчайтесь. Мы будем делать интересные вещи. Жду вас в самое ближайшее время. Не торопитесь, но и не медлите. Вы работаете регулярно?

- Шесть-семь часов в сутки, - потупясь, ответил Жюль, ожидая, что Этцель скажет: "Мало!"

- Садясь за работу, всегда ли знаете, о чем будете писать?

- Знаю всегда, но только не всегда получается так, как хотелось бы, ответил Жюль, чувствуя себя учеником перед строгим, но доброжелательным учителем. - Много читаю, - добавил он. - За истекшие пять лет прочел триста научных книг. Скажите, - я не совсем безнадежный человек?

Этцель рассмеялся и, в свою очередь, спросил о возрасте Жюля.

- Мне показалось, что вам лет сорок, - сказал он, когда Жюль назвал год своего рождения. - Ну что ж... Увидим, увидим. - Он стал потирать свои руки. - Оставьте свой адрес.

Едва закрылась за Жюлем дверь, как Этцель дернул шнур звонка дважды. Явился секретарь, он же главный бухгалтер и кассир.

- Видели? Я говорю о человеке, который только что был у меня. Он придет к нам в конце месяца.

- Романы? Рассказы? - спросил секретарь.

- Пока что нагромождение фактов, хорошо изученных, профессионально поданных. Этот человек присел подле золота и кучи железных гаек и тщательно подобрал все гайки. Я поговорил с ним, намекнул. Возьмите его адрес.

- Его фамилия?

- Верн. Жюль Верн. Недурно звучит, - не правда ли? Принесите все, что сделала типография за вчерашний день. Разберите почту и дайте мне.

Прошел месяц, и Жюль принес Этцелю роман под названием "Пять недель на воздушном шаре"; он стоил автору многих бессонных ночей, непогасимого восторга, сомнений, воодушевления и полного забвения всего, что его окружало. Он признавался, что писал под диктовку незримого друга, образы возникали сами собою, нужные слова являлись как по волшебству, страницы ложились в папку законченных глав без единой помарки. Глобус и географический атлас были главными помощниками Жюля. Карта Африки была вся исчерчена цветными карандашами.

Воздушный шар Жюля Верна летел над Центральной Африкой, которая еще не была исследована. Она исследовалась и тщательно изучалась здесь, в Париже, за письменным столом трудолюбивого, взыскательного художника, создававшего новый жанр в литературе. "Теперь или никогда", - говорил себе Жюль в короткие минуты отдыха, настаивая на том, чтобы Онорина всем приходящим к нему сообщала, что муж ее болен. Никого не принимать, даже Барнаво и Аристида.

-Барнаво привел врача, - сказала как-то Онорина. - Они сидят и ждут, когда ты позовешь их к себе.

- Барнаво пришел с двумя врачами, - сказала Онорина на следующий день. - Выйди к ним, покажись, поговори!

- Что-то случилось с моим воздушным шаром, - пожаловался Жюль жене. Может быть, ты позовешь Надара? Как, уехал? Куда уехал? Врачей гони!

- Пришел твой кузен Анри, - сказала Онорина вечером того же дня. - Его ты, конечно, примешь.

- Анри математик, он мне не нужен. Поцелуй его за меня и извинись, дорогая...

- Мишель хочет видеть тебя, - прибегала Онорина к самому крайнему средству. - Он спрашивает, где папа, что с ним...

- Давай Мишеля, скорей, скорей! Здравствуй, сын! Поцелуй меня сюда. И сюда. Теперь сюда. Спасибо. Я пишу для тебя книгу. Да, с картинками. Страшно веселую; ух, какая это будет книга! Скорее учись читать, Мишель. Онорина! Возьми Мишеля!