Михаил Март - В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина

• Название: В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина
• Автор: Михаил Март
• Издательство: АСТ
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-055897-0

Потерпевший аварию самолет с тремя тоннами чистого золота застрял на крутом склоне глухого таежного участка, где не ступала нога человека. На поиски бесценного груза отправлена необычная экспедиция - отпетый уголовник и князь, священник и бывший следователь-важняк, военнопленный поляк и донской казак… Слишком разные, выдержанные в суровых условиях сталинских лагерей, где каждый сам за себя, воспитанные на недоверии, предательстве и вражде, они должны стать единым целым - чтобы выжить. Прошлое забыто, а будущее не прорисовывается даже в общих чертах…

---

— Ладно, ступай. На днях вылетаете в разведку. Командир тебе все объяснит.

Капитан встал, козырнул и вышел.

Минут десять Белограй провел в одиночестве, отойдя к окну и разглядывая самолеты на летном поле.

Март подходил к концу, развязка не за горами. Каменную Колыму взяли в огромный мощный кулак и сдавили, что было сил. Песок посыпался, только не золотой. Измотанные зеки намыли половину из сверхпланового задания. Через два месяца нужно сдать государству три тонны сверх обязательных пятидесяти. Где их взять? Кончился Дальстрой. Так им и надо. Государством руководить — не хороводы водить. Банда плешивых душегубов решила стереть с земли все население страны, чтобы жрать не просили. После нас хоть потоп. А потоп уже начался. Народ в крови захлебнулся под громкие лозунги и фанфары безумного пира во время чумы.

Белограй убрал трубку в карман и ушел, хлопнув дверью.

Он возвращался в свою берлогу, глядя в окно машины, и ничего перед собой не видел. Бездарная, никому ненужная жизнь прожита. Оставалось только одно — достать отцовский маузер и пустить себе пулю в лоб. Последний шанс уйти из жизни достойно. Нет, есть и другой выход. Отомстить. Что он, колымская козявка, мог сделать? Ничего. Душа атрофировалась. Он даже перед судом небесным страха Не испытывал. Живя в земном аду, страшнее которого трудно себе представить, можно ли бояться потустороннего ада? Белограй скрипнул зубами.

Генерал

В конце 45-го Белограя вызвали в Москву. Ничего хорошего от таких приглашений ждать не приходилось. Донос мог написать кто-то из своих. Белограй ходил в любимчиках у самого Никишо-ва и в отсутствие великого и несокрушимого хозяина Колымы исполнял обязанности начальника Дальстроя. Завистников в осином гнезде хватало. Агентура Никишова проверяла каждую записку, уходящую на «материк», без одобрения большого начальника ни одна писулька не могла просочиться сквозь сито никишовских прихвостней, тем более на Лубянку. Со своими хозяин мог разобраться и без вмешательства Москвы. Белограй был лучшим и нес на своем горбу всю тяжесть черной работы. Нет, Никишов его не сдаст, а без его ведома ни одна гнида не позволит себе накатать телегу на человека из ближайшего окружения всесильного императора. Что-то здесь не так. Имелось еще одно соображение. Белограй-старший. Отца объявили врагом народа, предателем, пособником фашистов и осудили на двадцать пять лет. То, что он покоится теперь в земле, никто знать не мог.

Да и какое отношение имеет осуждение отца к сыну-палачу? Жены Молотова и Калинина отбывали сроки, и на карьеру мужей это никак не повлияло. Вылетая в Москву, Белограй терялся в догадках.

Полковнику с Колымы была оказана высокая честь. Его принял сам Берия. Их знакомство состоялось давно, еще до войны, когда Лаврентий Павлович созывал совещания руководителей ГУЛАГа и ставил перед ними высокие задачи. После доклада Белограя Берия сказал Никишову:

— Вот такой человек и должен быть твоим главным помощником в нашем большом деле.

После знаменательного события они виделись не один раз, но никогда еще Белограя не вызывали в Москву по персональному приглашению.

Берия встретил полковника приветливо, даже приподнялся со своего места и подал руку.

— Присаживайся, Белограй. Никишов тебя хвалит, он доволен моими рекомендациями. Я в людях не ошибаюсь.

— Стараюсь, Лаврентий Палыч.

— Вижу по итогам. Дальстрой высоко держит знамя революции. Я тут просматривал наградные листы, твои заслуги не отмечены достойным образом. Хочу исправить промахи своих сатрапов, которые дальше своего носа ничего не видят. Сейчас самое время.

Он достал из верхнего ящика стола генеральские погоны и орден Красного Знамени с орденской книжкой.

— Прими мои поздравления, генерал-майор Белограй. Берия встал и пожал руку колымскому начальнику.

— Служу Советскому Союзу!

— Хорошо служишь, генерал. Садись.

Берия снял пенсне, протер платком и водрузил на место.

— Какие у тебя отношения с Абакумовым?

— Друзьями нас не назовешь, и нам с ним делить нечего.

— Это ты ему советовал сначала получить начальное образование в сельской школе, а потом других учить, как надо руководить людьми?

— Был такой случай.

— Абакумов — злопамятный человек. Сам же он говорит: «Я не злопамятный, у меня память хорошая», не знает, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Ты прав, с образованием у этого генерала не все так гладко, как хотелось бы. Почему я о нем вспомнил. Партия меня направляет на очень ответственный участок работы. Там, где нужны пионеры-первопроходцы, меня первым кидают в котел. Руководителем МГБ назначен по моей рекомендации Меркулов, но в Политбюро холодно к этому отнеслись, долго он не продержится, не за горами тот день, когда его заменит Абакумов. Товарищ Сталин к нему хорошо относится. Тогда держись, Белограй. Решение Политбюро я оспаривать не могу, но о своих людях забывать не буду.

— До моей глотки его руки не дотянутся. Дальстрой — не Московская область.

Берия усмехнулся.

— У генерала глотка крепче, чем у полковника, — сказал он после паузы. — Иди и служи делу Ленина и Сталина.

Белограй встал, надел фуражку, отдал честь и направился к дверям по ковровой дорожке длинного кабинета.

— Да, забыл тебе сказать, — окликнул Белограя Берия, когда тот взялся за дверную ручку.

Генерал по-солдатски развернулся на сто восемьдесят градусов.

— Военная коллегия пересмотрела дело твоего отца. Его действия во время боевой операции признаны правильными, а приказ командующего фронтом ошибочным. Товарищ Сталин согласился с такой формулировкой. В ближайшее время Кузьма Белограй будет реабилитирован и освобожден. Его восстановят в звании и должности. Но, учитывая почтенный возраст, уволят в запас и поставят на государственное довольствие. Следователь Вячеслав Чекунов отстранен от должности за перегибы и арестован. Теперь он займет место твоего отца за колючей проволокой.

Белограй побелел, у него едва не подкосились ноги. Он удержался, схватившись за дверную ручку.

— Ты свободен, генерал.

Выйдя из кабинета, Белограй сел на стул в приемной, где ждали вызова не менее десятка ему подобных. Люди насторожились. По лицам выходящих можно было судить о настроении главного хозяина тайной канцелярии, а лицо Белограя походило на маску приговоренного к смерти.

Перед тем как покинуть здание, он спустился на этаж ниже, в следственное управление, и навестил старого приятеля, с которым начинал службу в органах НКВД, вместе ловили «контриков», вместе вели дела. Теперь Тимофей Платонович Зверев вырос до начальника следственного управления МГБ СССР.

Попасть на прием к большому начальнику оказалось труднее, чем к самому Берии. У Зверева шло совещание. Белограй написал записку, секретарь передал ее и, к удивлению Белограя, Зверев вышел в приемную.

— Какими судьбами, Вася?

Тот показал на потолок, как верующие на небо, и разжал ладонь, в которой были генеральские погоны и орден.

— Ага! Понял. Освобожусь не раньше десяти вечера. Где ты остановился?

— В «Метрополе». Контора апартаменты заказала. Завтра вылетаю в Магадан.

— Хорошо. В номере не поговоришь. В десять тридцать я за тобой заеду, жди на улице. Есть у меня на примете тихое местечко.

— Добро. Буду ждать. Зверев вернулся в кабинет.

Времени до назначенной встречи у новоиспеченного генерала было достаточно. Он решил проветрить мозги. Люди кутались в шубы, морозец щипал за нос, а Белограй исходил потом при минус пятнадцати градусах. Он не хотел встречаться с прошлым, но ноги сами привели его в московский двор, где каждый кирпич был до боли знаком. Он сел на заснеженную лавочку и начал разглядывать окна. Теплый желтый свет от абажуров говорил об уюте и покое. Так ли было на самом деле? Кто-то сейчас живет в квартире, где прошло его детство и молодость, куда он привел молодую красивую жену, где у него родилась дочь. Тут жил его отец, самый честный человек на свете. Тут умерла его мать, самая добрая женщина на земле. Собраться бы сейчас за большим столом, как это делалось каждое воскресенье, когда у всех был выходной, и выпить по рюмочке домашней вишневки, послушать задорный смех дочки, поесть маминых пирожков и заглянуть в синие бездонные омуты Полины. В ее глазах он всегда находил любовь и доброту.

Его подмывало зайти к соседям, расспросить их, но он не хотел терять последнюю надежду. Вдруг жена и дочь сумели избежать ареста. В лагерях он их следов не нашел, знал только,'что во время ареста отца Полина с дочерью находились в Ленинграде и что, согласно протоколам, они тоже были арестованы спустя три дня. Но протоколам Белограй не верил. Полина телеграммой сообщила ему о случившемся с отцом, сама она узнала об этом от подруги из соседней квартиры и вряд ли рискнула бы вернуться домой. Она женщина умная, находчивая и опытная. Ее родители были арестованы еще в 34-м. Девушке удалось бежать и пробраться в Москву, чтобы попытаться найти правду. Тогда-то она и попала к умному следователю Белограю. Речь шла о кулаках-вредителях, и изменить он ничего не мог, но кулацкую дочку спас, женился на ней, дал свою фамилию. Так барышня-кулачка стала москвичкой.