Брайан Бойд - Владимир Набоков: американские годы

• Название: Владимир Набоков: американские годы
• Автор: Брайан Бойд
• Издательство: Симпозиум
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-89091-422-4

Биография Владимира Набокова, написанная Брайаном Бойдом, повсеместно признана самой полной и достоверной из всех существующих. Второй том охватывает период с 1940 по 1977-й — годы жизни в Америке и в Швейцарии, где и завершился жизненный путь писателя.

Перевод на русский язык осуществлялся в сотрудничестве с автором, по сравнению с англоязычным изданием в текст были внесены изменения и уточнения. В новое издание (2010) Биографии внесены уточнения и дополнения, которые отражают архивные находки и публикации, появившиеся за период после выхода в свет первого русского (2004) издания этой книги.

---

Правда, глава эта впоследствии обернется для Пнина триумфом, чему только мы, читатели, и станем свидетелями. Глава 4 открывается сном Виктора о короле, его отце, намеревающемся бежать из своей сотрясаемой революцией страны и меряющем шагами берег в ожидании моторной лодки, которая его увезет. Викторов отец из сна не имеет ничего общего с Эриком Виндом, «чудаковатым беженцем-доктором», которого Виктор никогда особенно не любил. С другой стороны, поскольку все, о чем упоминала его мать, «неукоснительно приобретало налет прелести и тайны, фигура великого Тимофея Пнина, ученого и джентльмена, преподающего практически мертвый язык в знаменитом Вайнделлском университете… приобрела в гостеприимном сознании Виктора удивительное обаяние, родовое сходство с теми болгарскими царями и средиземными принцами, что были всемирно известными знатоками бабочек или морских раковин». Под конец главы встреча Пнина с Виктором выглядит жалким провалом, неуклюжим контактом двух совершенно чужих друг другу людей, не имеющих никаких шансов на взаимопонимание. Оба разбредаются по постелям. Пнин, которому Виктор, разумеется, ничего не сказал о своем повторяющемся сне, видит сон о себе самом «в несуразном плаще, несущемся прочь из химерического дворца по огромным чернильным лужам, под затянутой облаками луной, а после шагающим вдоль пустынной полоски берега… ожидая стука моторной лодки, в которой явится… из безнадежного моря… загадочный спаситель…»[101] В некотором смысле, сдвоенные сны словно бы отводят Пнину роль духовного отца Виктора[102]. Ненаблюдательный и негибкий, сам Пнин напрочь лишен художественного дара, но, как показывают следующие главы, Виктор интуитивно угадывает за неловкостью повадки Пнина благородство утонченной души.

Набоков писал «Пнина» не просто после недавнего перечитывания «Дон Кихота», он писал его после «Лолиты». С самого начала Пнин создавался как антипод Гумберта. Гумберт, иностранец, легко прижившийся в Америке благодаря приятной наружности и благопристойному английскому, скрывает свою нравственную развращенность под репутацией ученого и джентльмена. Напротив, благородная, щедрая душа Пнина заключена в теле клоуна, каждая английская фраза которого становится непреднамеренной шуткой. Гумберт женится на Шарлотте Гейз ради достижения своих грязных целей. Пнин женится на Лизе только для того, чтобы стать пешкой в ее бессердечных играх. И в то время как Гумберт злоупотребляет ролью приемного отца Лолиты, отношение Пнина к неродному сыну становится самой чистой и трогательной победой во всей его истории. Подарки, которые Гумберт покупает для Лолиты, всего лишь приманка в его западне. Подарки, купленные Пниным для Виктора, как будто символизируют безнадежность его желания завоевать сердце мальчика, но великолепная чаша, позднее присланная Виктором Пнину, — можно ли вообразить, чтобы Лолите захотелось сделать подарок Гумберту? — оказывается не чем иным, как данью уважения человеку, которого Виктор был бы горд называть своим отцом.

К началу Главы 5 Пнин только что обучился вождению автомобиля. Мы находим его безнадежно заблудившимся по пути к загородному дому друга, эмигранта, который каждые два года собирает вокруг себя русских интеллигентов. За рулем Пнин снова выглядит чуть ли не идиотом, но, когда он наконец добирается до своих русских друзей, все меняется. В кругу тех, чье прошлое переплелось с его собственным, его обстоятельное знание русской культуры, — Набоков отдает Пнину результаты своих недавних, еще не опубликованных исследований, посвященных «Анне Карениной», — неожиданно делает его глубоко уважаемым человеком. Язык Пнина обретает изысканность, благородство и интеллектуальность, а педантичность, вообще присущая его кругу, уже не кажется неуместной вычурностью — скорее показателем хорошо оснащенного ума, обладающего страстью к точности. Неожиданно Пнин оказывается на высоте и как спортсмен — на лужайке для крокета, игры, знакомой ему с юности. А душераздирающие воспоминания о давней возлюбленной, Мире Белочкиной, сожженной в Бухенвальде, пронзают его мукой искреннего сострадания.

В известном смысле, Пнин — представитель цвета русской эмиграции. На протяжении книги Набоков время от времени приносит дань уважения писателям и ученым, отважным либералам и демократического толка эсерам, составлявшим ядро эмиграции, сгусток ее культурной значимости, убедительно отделяя этих людей от приобретших дешевую популярность образов — драгоценности и генералы, балалайки и борщ — и одновременно настаивая на таких коренных качествах Пнина, как достоинство и благородство, при всей поверхностной карикатурности его непривычной повадки.

Американское изгнанничество Пнина подразумевает и последовательность комнат, которые он снимает в чужих домах. В Главе 6 он, по-прежнему изгнанник, переполняется гордостью, впервые полностью арендовав целый дом, и решает «обмыть» это событие, устроив вечеринку. Но место, занимаемое им в университете, ничем не гарантировано, и он еще не знает того, что сию минуту узнали мы: место это вот-вот перестанет существовать — как только покровитель Пнина, доктор Гаген, покинет Вайнделл ради более престижного поста в другом университете. И все то время, что Пнин упивается гордостью хозяина, мы помним о близящейся катастрофе. Под конец уютного вечера Гаген случайно узнает, что Пнин собирается встретиться с кем-то, чтобы обсудить покупку дома, и решает открыть Пнину печальную истину: ему придется покинуть Вайнделл и познать в будущем еще большую неприкаянность.

На вечеринке Пнин подает пунш в великолепной стеклянной чаше, которую прислал ему Виктор. Глубоко тронутый вниманием Виктора, но совершенно оторванный от реальности, Пнин и не догадывается, пока гости не начинают сыпать восторженные восклицания, что чаша, изысканная антикварная вещь, по всей видимости, стоила Виктору более сотни долларов из его каникулярного заработка. Уже зная то, что сообщил ему Гаген, Пнин после ухода гостей моет посуду. И когда большая чаша погружается в пенистую мыльную воду, из неловких рук Пнина выскальзывают щипцы для орехов, и он слышит приглушенный звон разбитого стекла. Охваченный отчаянием, Пнин швыряет полотенце в угол и впивается глазами в черноту за порогом открытой задней двери. Пелена слез застилает ему глаза. Взяв себя в руки, он возвращается к раковине, погружает руку в пену и ранит ее о зазубренный край стекла. «Он осторожно вынул разбитый бокал. Прекрасная чаша была невредима». Дань уважения Виктора окажется той единственной победой, которой ничто не может отнять.

III

Глава 7 закрывает роман и неожиданно раскрывает его. Только здесь, в сущности, безликий до последнего мгновения рассказчик заявляет о себе как о самостоятельной личности, о человеке, который, как выясняется, знал Пнина еще в России, когда оба они были мальчиками. Судя по подробностям, которые проскальзывают в повествовании, семья рассказчика жила на Большой Морской, еще в юности он стал лепидоптерологом, имя-отчество его Владимир Владимирович, и ныне он — известный англо-русский писатель и американский ученый — не кто иной, как сам Владимир Набоков.

У этого Владимира Набокова была связь с Лизой Боголеповой, как раз перед тем, как она вышла за Пнина. Собственно, именно из-за того, что он одновременно и ухаживает за нею, и раз за разом повторяет, что сочиняемые ею стихи «под Ахматову» это полный вздор, Лиза и совершает попытку самоубийства[103]. Между тем Пнин присылает Лизе письмо с предложением руки и сердца, и друзья, напуганные ее душевным состоянием, советуют ей это предложение принять. Она показывает письмо Набокову: «Вот полученное мною предложение о браке. Я буду ждать до полуночи. Если от вас не будет вестей, я его приму». И именно он, Владимир Набоков, получив предложение занять пост на английском отделении Вайнделла в то самое время, когда Пнину приходится Вайнделл покинуть, предоставляет Пнину возможность остаться на русском отделении, которое он, Набоков, намерен организовать, однако Пнин принять его предложение не может.

В своем предыдущем, написанном от третьего лица, романе «Под знаком незаконнорожденных» Набоков сыграл роль антропоморфного божества: тот Набоков, который, сидя теплой влажной ночью в кабинете и дописывая последние строки романа, мечтает поймать бьющуюся в оконное стекло ночницу, — является богом, правящим миром, в коем живет Круг. В «Пнине» Набоков вновь использует свой собственный образ, но с противоположным эффектом: Владимир Набоков, который в действительности выдумал Пнина и его окружение, выступает здесь всего лишь как персонаж одного с Пниным порядка, рассказывающий о человеке, чьи пути снова и снова пересекаются с его собственными.

Круг живет в выдуманной стране, в кошмарном отражении реального мира. Напротив, мир Пнина выглядит уютным и знакомым, и поначалу Набоков приглашает нас приобщиться к этому уюту, подсмеиваясь над Пниным. Внутри привычного мира русских эмигрантов в университетской Америке сам Набоков был фигурой весьма приметной, но, когда он изображает себя приятелем Пнина, все в рассказываемой им истории начинает оседать и крениться, словно здание, построенное на вечной мерзлоте и теперь погружающееся в трясину, растопленную его собственным теплом.