Борис Альтшулер - Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)

• Название: Он между нами жил... Воспомнинания о Сахарове (сборник под ред. Б.Л.Альтшуллера)
• Автор: Борис Альтшулер
• Издательство: Практика
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1996
• ISBN: 5-88001-020-1

От издателя: Книга включает статьи 72 авторов — в основном ученых, работавших с А. Д. Сахаровым, знавших его в разные периода жизни. Здесь и сотрудники по работе над ядерным оружием, коллеги из Физического института, однокурсники по учебе в МГУ, физики из США, Израиля, других стран. Книга включает уникальные материалы о крупнейшем в истории испытании сверхмощной водородной бомбы, горькой ссылке и трагических месяцах голодовок А. Д. Сахарова.

---

Оказалось, однако, что не совсем дураки. Постепенно прояснилось, что КГБ придерживает Лизу как некую дополнительную возможность держать Сахарова за горло (Елена Георгиевна тогда однажды говорила: "Андрей не делает того-то и того-то, потому что опасается за судьбу Лизки"). Либо же — как карту, которую в нужный момент можно и разыграть. Молодая женщина, почти еще девчонка, оказалась в очень непростом положении — заложницей КГБ. Добавить сюда разлуку с любимым, разлад с родителями, напряженную обстановку вокруг сахаровского семейства, и станет понятно, какой она подвергалась психологической пытке.

С другой стороны, зная независимый характер Сахарова, легко понять, насколько невыносимым было для него сознание того, что за него взят заложник. Сахаровыми были предприняты огромные усилия для того, чтобы помочь Лизе выехать к мужу — к кому только не обращались с просьбой оказать на власти давление в этом вопросе. Все безрезультатно. Одним из последних шагов стало письменное обращение А.Д. к знавшим его лично академикам Зельдовичу, Кадомцеву и Харитону. Позже я видел одно из этих писем — в обычной для А.Д. спокойной и уважительной манере излагалась просьба использовать свое влияние для решения этой, лично для него "чрезвычайно важной гуманитарной проблемы". Когда все было исчерпано, Сахаровы объявили голодовку. Настоял на голодовке А.Д.

Надо сказать, что не все даже в близком окружении Сахаровых одобрили этот шаг. Нашлись люди из ближайшего круга, пытавшиеся убедить А.Д. в том, что не стоит ему подвергать свою жизнь опасности по такому частному поводу. (Если не ошибаюсь, кое-что из этой аргументации было доведено и до сведения Лизы. Представляю, что она при этом испытывала…) Тем не менее, 22 ноября 1981 года голодовка в Горьком началась. 23-го Лизу в Москве вызвали в ОВИР и демонстративно отказали (в очередной раз). В тот же день на Чкалова была созвана пресс-конференция, на которой об отказе проинформировали зарубежных корреспондентов.

Первые дня три голодовки прошли без видимой реакции властей. На четвертый день к Сахаровым под балкон, куда они выходили для прогулок, явились милиционеры с неожиданным предложением. Де-ло в том, что месяцем раньше, 24 октября, у Сахаровых в Горьком угнали машину (явная работа КГБ — подробности см. в [2]). Это случилось через день после того, как 22 октября А.Д. уведомил телеграммами Брежнева и Александрова (Президент АН) о начинаемой им через месяц голодовке (машина, между прочим, была для Сахаровых практически единственной возможностью как-то передвигаться по городу). И вот теперь милиционеры сообщали, что где-то там, вдалеке, найдена их машина, так надо бы съездить и опознать. А когда на это заманчивое предложение А.Д. и Елена Георгиевна отвечали, что сейчас они не могут, сейчас они голодовку проводят, милиционеры с невинным видом продолжали уговаривать: дескать, ничего, мы мигом обернемся — туда и назад. И порядок.

Эти уговоры время от времени возобновлялись, и, наконец, 4 декабря к балкону приехал совсем уже крупный чин, который стал на них прямо кричать, что так себя не ведут, что они тормозят следствие, что либо они немедленно едут, либо милиция снимает с себя всякую ответственность!.. Пока Сахаровы с балкона оправдывались и вели переговоры, у них за спиной потихоньку открыли дверь, и в квартиру вломилась куча народа в штатском. Кто-то в белом халате объявил голодающим, что на тринадцатый день голодовки им необходимо стационарное наблюдение — "Елена Георгиевна, Вы же, как медик, должны это понимать". Сахаровы потребовали, чтобы их поместили вместе. Это было обещано. Дали собрать вещи. Покидав в два пакета самое необходимое, вышли из квартиры. На улице их усадили в две машины и развезли в разные стороны. Елену Георгиевну поместили в одну больницу, а А.Д. - в другую…

…В Москве, в нашей компании, напряжение в эти дни все время нарастало: "И спасти захочешь друга, да не выдумаешь как…" (Ю.Ким). Дело шло к трагической развязке, и других вариантов не просматривалось. Лизины телеграммы до Сахаровых не доходили (судя по отсутствию ответных телеграмм). Вдруг 1 декабря пришла телеграмма из Горького: "Бодры, живем по режиму, поздравь таких-то, как здоровье такого-то". Не фальшивка ли? Как они ее отправили- не выходили же из дома на 10-й день голодовки?! Разве — попросили почтальона?.. В одной из центральных газет в этот момент что-то такое напечатали, что провокация Сахаровых будоражит западный мир, так можно не сильно беспокоиться — пока все идет по схеме диетического голодания. Я приезжал на Чкалова раза три. Как-то попал на совещание — что предпринять? Один из обсуждавшихся вариантов — еще раз обратиться к Зельдовичу и Харитону: все-таки, уже идущая голодовка создала новую реальность. Решили, что бессмысленно, Лиза пыталась наладить контакт с властями, добивалась приема у Александрова. Сколько я помню, большую практическую помощь в эти дни оказал Лизе Боря Альтшулер. В надежде узнать какие-нибудь новости квартиру на Чкалова посещали западные корреспонденты. Через некоторое время Лиза сказала мне, что Белла Коваль ездила в Горький и в условленное время видела Сахаровых на балконе. Предательски отлегло на душе — хоть какая-то связь есть. Потом не стало и ее…

…Елена Георгиевна потом рассказывала, что они не были готовы к тому, что их разлучат. Даже вещи в спешке она собирала бессистемно, на двоих; поэтому, когда их разделили и каждому сунули по пакету, в том, что достался А.Д., оказались и ее носильные вещи. Хуже было то, что она не проинструктировала его по-настоящему, как себя вести на этой стадии голодовки. "Поэтому я" — рассказывала она потом — "принимала ванны, много двигалась — это необходимо для работы организма. Мне вообще повезло — в моем пакете оказался приемничек, и я могла слушать, что говорят о нашем деле западные радиостанции. А Андрей был в полной изоляции. У меня такое впечатление, что он просто улегся в постель, сложил вот так руки, отвернулся и приготовился помереть".

Насильственного кормления не было, только пугали. Регулярно осматривали врачи, всегда одни и те же, из местного персонала. Давили на психику, уговаривали снять голодовку; сообщали, что у другого дела уже совсем плохи, так хоть его пожалейте. Пару раз осматривал приглашенный врач, профессор. Позже выяснилось, что сначала он осматривал ее, а потом — его. Когда после голодовки А.Д. это узнал, то был поражен тем, что медик, крупный врач, в ответ на расспросы о состоянии жены прикинулся ничего не знающим.

8 декабря к А.Д. приехал какой-то чин из центрального КГБ и пообещал, что проблема выезда Лизы будет в ближайшие дни решена, если голодовка прекратится. Для принятия решения А.Д. потребовал свидания с женой. Кагэбэшник ушел и с тем же предложением поехал к Елене Георгиевне. Она отвечала то же самое. К вечеру их соединили…

Хотя первоначально условием прекращения голодовки была выдача Лизе документов на выезд, посовещавшись, Сахаровы решили принять условия КГБ. Кончался семнадцатый день голодовки…

Через пару дней к Сахаровым пустили Лизу и их давнего друга Наташу Гессе (по возвращении Наташа причитала: "Андрей длинный, худой, как Буратинка"); в газете, не моргнувши, напечатали, что в порядке исключения Лизе разрешено уехать. И она, собравшись в несколько дней, покинула Союз. Лиза и Алеша живут в Америке, семья, двое детей, работа. Отношения с Лизиными родителями постепенно нормализовались. О том, чтобы побывать в Москве, Лиза не может даже подумать (настолько ей все здесь отвратительно). Приезжала только на сороковины по А.Д.

Проскочили с голодовкой, что называется, на волоске, с зазором всего в пять дней — 13 декабря 1981 года Ярузельский ввел у себя военное положение, и внимание всего мира переключилось на Польшу. Что ж, смелому и Бог помогает.

(Записано это все, в основном, по памяти — многое врезалось до мельчайших деталей; даты брались из дневника. Записав свою версию происходившего, я перечитал рассказ об этой голодовке в «Воспоминаниях» А.Д.: значительных расхождений не обнаружил, но у А.Д. многое описано полнее и детальнее.)

Вся эта история является затянувшимся предисловием к небольшому эпизоду на тему об отношении к Сахаровым "их круга". Я упоминал уже, что не все даже из числа близких друзей с пониманием отнеслись к голодовке. А уж что по этому поводу говорилось "в миру"- трудно вообразить. Чего только на Сахаровых не навешивали: и экстремисты, требующие для своих детей особых условий; и использование своего авторитета правозащитников для обустройства лично-семейных дел; и что чуть ли не все это по нотам разыграно КГБ, а Лиза помогает… Обсуждая однажды весь этот ворох нелепиц с Я. А. Смородинским, я услышал от него очень запомнившиеся слова: "Общество само свергает своих героев. Со временем они обществу просто надоедают, становятся невыносимы со своим героизмом. Точно то же самое произошло и с Пушкиным".