Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Эти немногие примеры, которые могли бы быть умножены в любой мере как из прусской, так и из всеобщей истории войн, совершенно достаточны для той цели, с которой они здесь приво­дятся. Необычайно много было уже то, что Фридрих на основа­нии теоретического изучения американской войны за независи­мость понял необходимость изменения военной тактики и робко пытался провести ее в жизнь, но для него было в то же время практической и психологической невозможностью применять наполеоновскую стратегию и тактику при наемном войске. Идеа­листическая история ни для кого не бывает так опасна, как имен­но для великих людей, которых стараются превратить в каких-то сверхчеловеческих героев. В споре о стратегии Фридриха совер­шенно верно было замечено, что его походы, если их измерять масштабом наполеоновской стратегии, были чрезвычайно убо­ги. Действительное значение Фридриха заключается в том, что он ясно понимал, что он должен был делать и чего не должен был, что он мог и чего он не мог; в известном смысле можно даже сказать, что страшная тяжесть Семилетней войны только потому пала на него, что ему — совершенно ненамеренно — удалось с успехом применить наполеоновский метод, и если бы в его рас­поряжении были наполеоновские средства, то он окончил бы вой­ну одним ударом, но так как он не мог вести войну по-наполео­новски, то должен был на этом пути потерпеть поражение. Его плану похода 1756 г. помешало прежде всего то, что саксонско­му войску, хотя и с трудом, удалось сосредоточиться в скалис­том лагере под Пирной, вследствие блокады которого Фридрих потерял дорогое для него время, но решительное крушение это­го плана произошло после того, как 6 мая 1757 г. Фридриху уда­лось нанести оглушительный удар австрийскому войску и при­нудить две трети его запереться в Пражской крепости. Для Авст­рии, казалось, все было потеряно. Прага должна была пасть, и тогда дорога в Вену была бы прикрыта только слабой, стянутой под начальством Дауна, вспомогательной армией. Но когда Фрид­рих выступил против этой армии с частью войск, осаждавших Прагу, он потерпел 18 июня при Колине сильное поражение, которое принудило его немедленно оставить Богемию, и, таким образом, все его успехи при Праге были сведены к нулю.

По поводу битвы при Колине возникла целая литература, ко­торая стремилась доказать, что если бы генерал Манштейн и принц Мориц Дессауский не совершили тех или других ошибок, то Фридрих выиграл бы эту битву, и так как Прага тотчас после этого должна была бы пасть, то дорога в Вену была бы открыта и мир был бы продиктован на валах австрийской столицы. Но уже Клаузевиц одним взмахом пера уничтожил эту литературу, дока­зав, что Фридрих, если бы даже и не был разбит при Колине, был бы разбит потом, потому что при тогдашнем способе ведения войны и при его боевых средствах было совершенно невозможно завоевать австрийскую столицу и покорить австрийское госу­дарство. Справедливость этого замечания так ясна, что с ним со­глашаются даже фридриховские создатели мифов, но, возражают они, если бы Фридрих выиграл битву при Колине, австрийцы были бы так деморализованы, что немедленно заключили бы мир. Но если даже признать это легковесное соображение, то надо также признать и то, что прусские успехи могли скорее привести не к унынию, а к подъему в Вене. Мария-Терезия и Кауниц были доста­точно умны для того, чтобы понять, что лучше всего предоставить возможность королю свариться в собственном соку. Фридриховские создатели мифов, желая наделить своего героя сверхчелове­ческими способностями, на самом деле только умаляют его. На­стоящий план войны Фридриха, который был разрушен благода­ря слишком большим успехам под Прагой, недавно открыт в английском архиве, в бумагах дипломата Митчеля, состоявшего при Фридрихе в качестве английского посла. План этот состоял в том, чтобы еще осенью 1756 г. занять, в виде залога, Саксонию и часть Богемии; при этом предполагалось, исходя из психологи­чески вполне правильного расчета, что австрийцы и саксонцы постараются избегнуть этой еще более опасной игры. Этот скром­ный план делает большую честь проницательности короля, в то время как гипотеза, что он намеревался сражаться и победить по-наполеоновски, выставляет его настоящим Дон-Кихотом.

После битвы при Колине Фридрих был вынужден перейти к обороне. Впрочем, еще не совсем. После побед при Росбахе и Лейтене он весной 1758 г. пытался сделать нападение на Мора­вию, чтобы захватить, как важный при заключении мира залог, крепость Ольмюц, но Даун и Лаудон вынудили его снять осаду и маневрами заставили его совсем уйти из Моравии. Остальная часть Семилетней войны была не чем иным, как диким опустоше­нием Саксонии и Силезии, Бранденбурга и Померании; в ней не было даже и той видимости драматически-героического напряже­ния, которая была еще присуща 1757 г. Все, что перенес Фрид­рих в последующие годы с большой выдержкой и, как Лассаль говорит, «с ядом в кармане», достойно всякого удивления и было бы достойно уважения, если бы целью войны были успехи чело­веческой культуры, а не усиление враждебного культуре милита­ризма. Создатели мифов о Фридрихе и тут умаляют подлинное значение его, изображая его сверхъестественным гением, а непри­ятельских полководцев и его собственных генералов — более или менее неспособными людьми. При таких условиях не нужно было бы большого искусства, чтобы одолеть Дауна и Лаудона. В дейст­вительности эти австрийские полководцы могли померяться с Фри­дрихом: они уступали ему не столько в индивидуальных

Генерал Гедеон фон Лаудон. Гравюра работы Нильсона

способностях, как в чем-то ином, что превосходно отметил Клаузевиц следующими словами: «Полководцы, которые противостояли Фридриху, были люди, действовавшие по поручению, вследствие чего главной черной их деятельности была крайняя осторожность; их противник, говоря коротко, был сам бог войны». Эти слова попадают прямо в точку, в ту частицу правды, из которой возникла легенда о наполеоновской стратегии Фридриха.

Разница была не в качестве, а в степени. Фридрих вел войну, как должен был вести ее всякий полководец прошлого столетия, но он ее вел смелее других полководцев, потому что он неогра­ниченнее распоряжался военными средствами — неограничен­нее как в военном, так и в моральном отношениях. Фридрих не был связан никакими приказами, он не боялся ответственности.

Был ли Фридрих, с чисто военной точки зрения, самым замеча­тельным полководцем своего времени — это еще вопрос. По сви­детельству его адъютанта Беренгорста, он был во время боя все­гда неспокоен и терялся, не говоря уже о том язвительном заме­чании, какое сделал нелюбезный принц Генрих за своим столом в Рейнсберге: «У моего брата, в сущности, нет мужества». Даун и Лаудон наносили часто королю тяжелые удары, которых он мог избежать; первый план Семилетней войны был составлен Шверином и Винтерфельдом; битвы при Росбахе и Цорндорфе выиг­рал Зейдлиц; такого с начала до конца счастливого похода, как поход герцога Фердинанда Брауншвейгского и его секретаря Вестфалена против французов в Западной Германии, Фридрих ни­когда не совершал, несмотря на гораздо более благоприятную обстановку[31] . Конечно, Прага и Лейтен были его делом, но ведь его же делом были Колин и Куннерсдорф. Только тот, кто не бо­ялся ответственности за страшные поражения, мог попытаться исправить их. Это-то и подразумевает Клаузевиц под выражени­ем «бог войны». Или, переводя это мифологическое сравнение на язык нашего капиталистического времени, Фридрих был хозя­ином, который самолично спекулирует на бирже, а Даун и Лаудон были только доверенными, которые всегда, прежде чем по­ставить на карту состояние дома, должны спрашивать согласия. При тогдашнем состоянии путей сообщения они обыкновенно получали ответ через недели, и ответ этот приходил при совер­шенно изменившихся условиях и приносил один вред. Даун и Лаудон, уступая в этом отношении королю, стояли, однако, выше прусских генералов, которые неизменно проигрывали сражения, когда вели их на собственный страх и риск, за единственным ис­ключением битвы при Фрейберге, которую принц Генрих также проиграл бы, по отзыву Наполеона, если бы он вместо жалких имперских войск имел против себя настоящую армию. Прусские генералы могли проиграть битву или крепость, только «рискуя своей головой», и потому они вели сражение отнюдь не герои­чески, а весьма осторожно, в то время как Мария-Терезия к пора­жениям своих генералов относилась снисходительнее, да и мог­ла так относиться при своем более выгодном положении.

Вышеприведенное сравнение войн прошлого столетия с биржей не так поверхностно, как это кажется с первого взгля­да. Будучи по форме кабинетными войнами, они по своей сущ­ности были торговыми; торгово-политические причины, кото­рые определили ход и исход Семилетней войны, были уже ра­зобраны нами. Сущность этих войн отражалась и на способах их ведения. Война была, так сказать, делом финансового рас­чета. Знали приблизительно денежные средства, казну, кредит своего противника; знали силу его войска. Была совершенно исключена возможность значительного увеличения финансо­вых и военных средств во время войны. Человеческий матери­ал был всюду тот же; применять его надо было везде одинако­во, т. е. с величайшей осторожностью, потому что когда вой­ско было разбито, не было возможности создать новое, а, кроме войска, ничего другого не было, ничего или почти ничего, по­тому что еще дороже последнего солдата был последний та­лер, на который можно было нанять нового солдата. Успех этой войны зависел в сущности от точного и верного вычисле­ния военных средств, и в этом отношении уже упомянутая мысль Фридриха о последнем талере как о решающем факторе победы становится особенно ясной. Это было в то время так справедливо, что оправдывалось даже тогда, когда этот после­дний талер, как было с Фридрихом, был фальшивым. Не благо­даря своим победам провел Фридрих Семилетнюю войну, но потому что в последние два года он не давал сражений, а о битвах в период от 1758 до 1760 гг. его собственные письма говорят как бы оправдывающимся тоном. Более того, он спас себя и свою корону благодаря крайнему истощению собствен­ной страны, страшнейшей эксплуатации Саксонии, англий­ским субсидиям и фальсификации денег.