Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Вышеприведенное сравнение войн прошлого столетия с биржей не так поверхностно, как это кажется с первого взгля­да. Будучи по форме кабинетными войнами, они по своей сущ­ности были торговыми; торгово-политические причины, кото­рые определили ход и исход Семилетней войны, были уже ра­зобраны нами. Сущность этих войн отражалась и на способах их ведения. Война была, так сказать, делом финансового рас­чета. Знали приблизительно денежные средства, казну, кредит своего противника; знали силу его войска. Была совершенно исключена возможность значительного увеличения финансо­вых и военных средств во время войны. Человеческий матери­ал был всюду тот же; применять его надо было везде одинако­во, т. е. с величайшей осторожностью, потому что когда вой­ско было разбито, не было возможности создать новое, а, кроме войска, ничего другого не было, ничего или почти ничего, по­тому что еще дороже последнего солдата был последний та­лер, на который можно было нанять нового солдата. Успех этой войны зависел в сущности от точного и верного вычисле­ния военных средств, и в этом отношении уже упомянутая мысль Фридриха о последнем талере как о решающем факторе победы становится особенно ясной. Это было в то время так справедливо, что оправдывалось даже тогда, когда этот после­дний талер, как было с Фридрихом, был фальшивым. Не благо­даря своим победам провел Фридрих Семилетнюю войну, но потому что в последние два года он не давал сражений, а о битвах в период от 1758 до 1760 гг. его собственные письма говорят как бы оправдывающимся тоном. Более того, он спас себя и свою корону благодаря крайнему истощению собствен­ной страны, страшнейшей эксплуатации Саксонии, англий­ским субсидиям и фальсификации денег.

В действительности это было продолжение методов Трид­цатилетней войны. Торговцы фальсифицированными монетами XVII столетия могли праздновать свое радостное воскрешение, хотя Фридрих лично презирал этот старый княжеский промы­сел. Он действительно его стыдился и потому накладывал на сво­их фальшивых монетах польско-саксонский штемпель, и эти «польские монеты в восемь грошей» оставались бичом для прус­ского населения до самого введения государственной монеты; или же он подкупал братьев божьей милостью, вроде князя ангальтбернбургского, чтобы те своими благочестивыми ликами укра­шали его фальшивые серебреники и медяки. Но ничего не помо­гало — деньги, деньги и еще раз деньги были, по справедливому выражению Монтекукули, нервом тогдашних войн. Не надо так­же забывать, что Фридрих не только в крайней нужде обращался к этому «промыслу», как он его стыдливо называл. Еще до начала Семилетней войны король заключил контракт с тремя еврейски­ми монетчиками — Герцем Моисеем Гумперцем, Моисеем Исаа­ком и Даниилом Ициком — о чеканке мелкой разменной монеты, дабы вести войну с наименьшей тратой благородного металла. Вместе со все растущей нуждой деньги делались все хуже, и по­следний еврейский монетчик Фридриха, Вейтель Ефраим, заслу­жил ненависть и проклятие всего народа. Весьма неутешительно было также и то, что Фридрих оплачивал наемников и своих под­данных плохими деньгами, но сам желал получать только хоро­шие; таким образом, все хорошие деньги были извлечены и пере­чеканены в плохие; только тогда, когда хорошие деньги совер­шенно исчезли из страны, он в 1760 г. разрешил королевским кассам «только из милости» принимать и плохие деньги. Самым смелым фокусом было то, что Фридрих брал в судах хорошие деньги, оставленные в залог, а по окончании процесса приказы­вал выдавать сторонам их залоги плохими; когда те, которые в своем доверии прусской юстиции были так жестоко обмануты, старались с этим бороться, то все инстанции обязаны были при­творяться, будто даже не понимают, в чем состоит жалоба[32] .

Само собой разумеется, что войны XVIII столетия, посколь­ку они презирали всякую моральную сторону, не могли иметь морального влияния на дух народов или пробудить в них наци­ональный дух. Утверждать что-либо иное было бы так же неле­по, как сказать, что Гумперц, Исаак, Ицик и Вейтель Ефраим были предшественниками Лессинга, Гердера, Гете и Шиллера. Но все же мы должны рассмотреть еще два утверждения но­вейших патриотических историков, доказывающих изо всех сил, что Семилетняя война все же была войной национальной. Во-первых, ядром позднейшего ландвера являлись, по их сло­вам, батальоны добровольцев и особенно организованная Фридрихом ландмилиция. Но нужно только хотя бы немного вникнуть в положение Фридриха, чтобы понять, что король ни­чего так не желал, как сохранить за этой войной характер каби­нетной и вести ее с помощью наемных войск, что для него не было ничего ненавистнее, чем ополчение масс, потому что в этом случае он не только не мог бы сравняться с бесконечно большим населением вражеских стран, но к тому же должен был бы боять­ся вооруженных крестьян своей собственной страны больше всех сил мира. По тогдашнему военному устройству народное опол­чение казалось бесполезным, и Фридрих заботливо старался тушить всякую искру такого рода, которая могла бы разго­реться в пламя. Случалось, что крестьяне в том или другом месте брались за косы и вилы, но не из воодушевления за сво­его короля или юнкеров, а для того чтобы защитить свое не­большое имущество от грабежа, своих жен и детей, от наси­лия вторгнувшихся в страну неприятельских наемников. Но тогда король тотчас же издавал приказ, чтобы земледельцы не оставляли своих занятий и не вмешивались в войну, в против­ном случае они будут объявлены мятежниками, а жителям Восточной Фрисландии, которые оказывали сопротивление вторгнувшимся французам и были тем сильнее разграблены, он насмешливо ответил на их жалобы, что он поступил бы точно так же, как французы. Даже гражданам Берлина под уг­розой тяжелого наказания было запрещено президентом Кирхейзеном браться за оружие, когда в 1757 г. город был времен­но занят австрийцами. С величайшей заботливостью Фридрих избегал всего, что могло бы придать этой войне «высшее наци­онально-жизненное содержание», и он должен был поступить так, если хотел достигнуть своих целей.

Отсюда само собой разумеется, что с добровольческими ба­тальонами и ландмилицией, которые Фридрих организовал во время 7-летней войны, дело обстояло совершенно иначе, чем ут­верждают новые прусские историки. Эти войска сражались за короля и отечество без всякого воодушевления; они отнюдь не были лучшими элементами, чем обыкновенные наемники, даже, наоборот, они состояли из худшей части солдат, которых Фрид­рих старался использовать для военных целей только в исключи­тельных случаях. В своих «Основах тактики» он говорит об «этих добровольческих батальонах», что при атаке укрепленных пози­ций их следует ставить в первую линию, «чтобы огонь неприя­тельский был направлен на них, чтобы они могли в благоприят­ном случае произвести беспорядок в неприятельских войсках. Нужно при этом помнить, что за ними должна стоять регулярная пехота, которая под страхом расстрела принудила бы их к горя­чей и решительной атаке». И далее Фридрих говорит: «При дей­ствиях на равнине эти добровольческие батальоны должны сто­ять на заднем уступном крыле, где они могут прикрывать обоз». Эти королевские инструкции о назначении добровольческих ба­тальонов заключают в себе самую исчерпывающую и в то же вре­мя самую уничтожающую критику этого рода войска. Фридрих при Колине и вообще испытал на практике, как победоносно пре­красная артиллерия австрийцев из укрепленных мест уничтожа­ла неповоротливые линии его наступающей пехоты; поэтому за­дача свободных батальонов должна была заключаться в том, чтобы

Генерал-лейтенант Фридрих Вильгельм фон Зейдлиц.

Гравюра работы Гоффмана

служить пушечным мясом и обеспечить, под угрозой штыков сза­ди, возможность наступления регулярной пехоте, при этом «мо­жет быть», эти сомнительные элементы в своем отчаянном поло­жении и нанесут некоторый вред врагу. В тех же случаях когда прусская пехота действовала на ровной местности, где она могла развернуть всю свою силу, добровольческие батальоны стави­лись возможно дальше от выстрелов, на безопасных местах, где они не могли принести вреда, а даже приносили некоторую поль­зу прикрытием обоза. Они состояли из наименее ценного эле­мента войска, из настоящих подонков человечества.

Ландмилиция была в моральном отношении, пожалуй, луч­ше, но в военном она была еще неудовлетворительнее. Фрид­рих приказал ее организовать после тяжелых потерь при Праге и Колине, когда он должен был стянуть к себе все регуляр­ные войска из Бранденбурга и Померании, но не мог оставить эти провинции без защиты от наступавших русских и шведов. Этой милицией командовали отставные офицеры, и для ее со­держания был наложен на страну, вдобавок ко всем другим, еще налог и акциз на ландмилицию. Отряды милиции отлича­лись от регулярного войска, повторяя уже употребленное нами выражение, не родом, а качеством. Они набирались и обуча­лись так же, как и регулярные войска, но материал был гораздо хуже. Они состояли из бежавших в города крестьян, обеднев­ших граждан, которые, не вступи они на службу, умерли бы с голоду, военнопленных, инвалидов и кантонистов, которые были назначены в войска, но еще в них не вступили; таким образом, последние ограждались от того, что неприятель пе­реманит их к себе на службу. Их военные качества были весь­ма ничтожны, и они так же походили на народное ополчение, как и остальное фридриховское войско[33].