Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Правда, Людовик XVI и королева горячо отрицали свои свя­зи с эмигрантами. Но массы имели полное право не обращать внимания на эти отрицания. Если бы при помощи заграницы удалось реставрировать монархию, то король и королева ока­зались бы игрушкой в эмигрантских руках; уже тогда знали цену королевским обещаниям, которые давались в затруднительную минуту. Посреди возмущения, вызванного попыткой короля к бегству, пришли извещения о циркуляре, выпущенном импера­тором Леопольдом 6 июля в Падуе об австро-прусском союзе и о заявлении Пильница с его неприкрытыми угрозами. Неудиви­тельно, что национальный нерв французского народа пришел в сильнейшее возбуждение.

Однако, когда Национальное собрание обнародовало в сен­тябре 1791 г. новую конституцию и король присягнул ей, все, казалось, снова успокоилось. Австрия и Пруссия признали кон­ституцию, и мир как будто был обеспечен. Но лист истории перевернулся; в новом законодательном собрании выступила республиканская левая, получившая от своих членов из Бордо

название «Жиронда»; она выступила против заграницы так уг­рожающе и гордо, что положение в высшей степени обостри­лось, и уже 20 апреля 1792 г. она смогла принудить короля объявить войну Австрии.

Так рассказывают прусские историки Зибель и Трейчке; по их мнению, бедные, невинные овечки Австрия и Пруссия под­верглись нападению Жиронды, которая из доктринерского при­страстия к республиканской форме пожелала вовлечь монар­хию в войну с зятем короля. Это такая бессмыслица, которая не нуждается вовсе в опровержении. Вряд ли существовала когда-нибудь парламентская фракция, которая смогла бы из доктри­нерской прихоти зажечь мир со всех четырех сторон. Гораздо больше это можно связать с тем историческим фактом, что им­ператор Леопольд, несмотря на свои обязанности главы госу­дарства, позволял эмигрантам по-прежнему бесчинствовать в Рейнских княжествах и что благочестивый король Франции и после принесенной им присяги конституции продолжал так же предавать страну, как и раньше. Как Людовик XVI, так и Мария-Антуанетта бомбардировали все европейские дворы слезными просьбами созвать европейский конгресс, который при помо­щи оружия должен был найти средства обуздать партии, анну­лировать конституцию и помешать распространению револю­ции. И далеко не было бессмысленным военным пылом, когда новое собрание, к радости не только жирондистов, но и всех других партий, постановило 29 ноября 1791 г., что король дол­жен потребовать от рейнских курфюрстов роспуска эмигрантс­ких войск, должен прекратить всякое возмещение убытков не­мецким князьям, имевшим земли в Эльзасе, переменить дипло­матических представителей на других, более патриотических по своему духу, и немедленно сосредоточить на границе необ­ходимые военные силы, чтобы придать всему этому должный вес. Король обещал 14 декабря следовать этим указаниям и по­слал ноты с протестом курфюрсту Трирскому и императору.

Курфюрст отвечал с кичливой лживостью, что в его стране не происходит ничего враждебного по отношению к Франции. В ответ на это Франция послала в Кобленц своего представите­ля, чтобы еще раз словесно заявить свои требования. Это при­вело к тому, что 3 января 1792 г. появился приказ курфюрста, запрещавший организацию военных корпораций, военных сбо­ров и производство всевозможных военных упражнений. Одна­ко, не нарушая сам ни одним словом границ тактичности, кур­фюрст не мешал эмигрантам оскорблять самым мальчишеским образом представителя их короля, делать ему кошачьи концер­ты и пачкать его жилище всевозможными нечистотами. В об­щем, эмигранты с наглым упрямством противились распоряже­ниям своего защитника — курфюрста и продолжали обучать свои войска. Когда же французский посол передал ноту своего правительства, в которой оно благодарило за распоряжение от 3 января и сообщало, что с его стороны всем гражданским и военным уполномоченным отдан приказ избегать столкновений на границах, официальный листок курфюрста таким образом разделался с посланником: «О стыд, о вечный стыд! Никакой кровью нельзя смыть его. Шпион из якобинского клуба, воспи­танник Мирабо и Неккера, осмеливается выступать перед Кли­ментом Венцеславом, самым добродетельным из князей нашего времени». Вот маленький образчик тех недостойных выпадов, которым подвергалась революционная Франция со стороны не­мецких карликовых деспотов.

Ответ императора на французские требования относитель­но эмигрантов был не так груб, но, во всяком случае, достаточ­но насмешлив и оскорбителен. Он писал 21 декабря, что кур­фюрст Трирский, который будто бы давно уже разоружил эмиг­рантов — это было, конечно, чистейшей ложью, — просил его о помощи в случае французского нападения. Император, дове­ряя вполне лояльности короля Людовика, все же опасался, что, несмотря на его умеренность, могут быть произведены некото­рые насилия над Триром, а потому приказал маршалу Бендэру в Люксембурге оказать в данном случае курфюрсту деятельную помощью. Однако он надеется, что эти крайние мероприятия не понадобятся ни для императора, ни для империи, ни для других держав, которые объединились для поддержания спокойствия коронованной власти. Таким образом, Леопольд открыто угро­жает здесь объединением европейских держав, на которое фран­цузская королевская чета возлагала свои тайные изменнические надежды. Вполне понятно, что после этого французское собра­ние потребовало решительного отказа от всех планов интер­венции и, когда этого отказа не последовало, объявило войну Леопольду или, вернее, его преемнику Францу, так как Лео­польд умер 1 марта 1792 г.

Конечно, можно найти смягчающие обстоятельства для этой прусской легенды в том, что она является лишь ответом на фран­цузскую легенду; последняя рассказывает, что феодальная Евро­па начала войну на уничтожение против Французской револю­ции. Такая формулировка также неправильна; принципиально — феодальную войну хотел вести лишь полусумасшедший король Швеции, и хитрая царица Екатерина делала вид, что хочет ее

Французская армия времен республики: артиллерист, гусар (Египетская кампания) 1799 г., гренадер линейной пехоты 1796 г.

вести. Истинные взаимоотношения, существовавшие тогда, лег­че всего можно познать из опыта пролетарских революций на­ших дней. Господствующие классы сначала недооценивают рево­люционное движение и обычно стараются использовать его для сведения счетов друг с другом. Лишь когда оно достигает опреде­ленной высоты, господствующие классы замечают, что перед ними явился враг, который угрожает им гибелью, и тогда они старают­ся объединиться в реакционную массу, чтобы подавить револю­цию. Однако высота революционного прогресса обыкновенно соответствует глубине их реакционного распада; они не облада­ют уже необходимыми интеллектуальными и моральными сила­ми, чтобы вести принципиальную войну с той энергией и выдер­жкой, с той дисциплиной и самопожертвованием, которые одни могут обеспечить им победу. Они слишком уже привыкли к тому, чтобы близоруким образом преследовать свои самые узкие инте­ресы, так что они не могут пожертвовать ими ради общих интере­сов; гораздо больше, чем победа, их интересует добыча, которая придется на их долю после победы; идя вперед, плечо к плечу, они на каждом шагу боязливо оглядываются вокруг, не собирает­ся ли с ними сыграть какую-нибудь шутку их ближайший сосед. Они взаимно совершенно не доверяют друг другу и имеют все основания к такому недоверию; между ними возникают всевоз­можные ссоры, еще прежде, чем они встретятся с врагом; если же они все-таки столкнутся с ним, то сомкнутым революционной силой фалангам легко прогнать с поля битвы разложившиеся бан­ды. Изношенные лохмотья знамени, которое они подымают, сеют в их собственных рядах лишь сомнение и вражду, убивая вместе с тем все зачатки раздора в рядах противника, сплачивающегося все сильнее и сильнее.

Этот опыт, который революционный пролетариат выносит из современных событий, можно бы вывести уже из всех фео­дальных коалиций против Французской революции, особенно же из первой коалиции. Пока опасность угрожала лишь фран­цузской монархии, другие монархии смотрели на беду своей соперницы с тайным злорадством. Прусское государство даже подложило несколько полен в костер, пылавший вокруг фран­цузского трона. И «реакционная масса» начала собираться лишь тогда, когда унижения, которым подверглась французская ко­ролевская чета после своей неудачной попытки к бегству, обна­ружили ту опасность, которая угрожала всем европейским тро­нам, как это заявил император Леопольд в своем циркуляре из Падуи; он совершенно правильно набросал и программу, кото­рую должна была принять «реакционная масса», если она рас­

считывала иметь успех; он говорил: «Ради большого общего дела каждая держава должна отказаться от самостоятельных притязаний». Однако первый же союзник, к которому он обра­тился, категорически заявил ему: «А что же я получу за это?»