Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Этот опыт, который революционный пролетариат выносит из современных событий, можно бы вывести уже из всех фео­дальных коалиций против Французской революции, особенно же из первой коалиции. Пока опасность угрожала лишь фран­цузской монархии, другие монархии смотрели на беду своей соперницы с тайным злорадством. Прусское государство даже подложило несколько полен в костер, пылавший вокруг фран­цузского трона. И «реакционная масса» начала собираться лишь тогда, когда унижения, которым подверглась французская ко­ролевская чета после своей неудачной попытки к бегству, обна­ружили ту опасность, которая угрожала всем европейским тро­нам, как это заявил император Леопольд в своем циркуляре из Падуи; он совершенно правильно набросал и программу, кото­рую должна была принять «реакционная масса», если она рас­

считывала иметь успех; он говорил: «Ради большого общего дела каждая держава должна отказаться от самостоятельных притязаний». Однако первый же союзник, к которому он обра­тился, категорически заявил ему: «А что же я получу за это?»

На этом же вознаграждении настаивало и прусское прави­тельство, когда надвинулась непосредственная опасность войны и австрийское правительство должно было согласиться в усло­виях оборонительного союза, которым оно в феврале 1792 г. зак­репило июльское соглашение предыдущего года, признать прус­ские претензии на вознаграждение за военные издержки. Чем боль­ше толстый Вильгельм вдохновлялся мыслью уничтожить ржавым копьем дракона революции, тем настойчивее требовал он хоро­ших чаевых за свою добровольную службу, которую он нес яко­бы для всеобщего блага человечества.

С дьявольской хитростью сеяла царица между немецкими государствами, которые она всеми силами втравливала в вой­ну с Францией, семена внутреннего разлада. Ставя перед прус­ским королем в виде приманки кусок Польши, она одновре­менно возбуждала в Вене вопрос о полюбовной сделке по из­любленному староавстрийскому плану — об обмене Бельгии на Баварию, т. е. о восстановлении австрийского господства над Южной Германией. И в Берлине, и в Вене приманка подей­ствовала, но в Берлине ее проглотили еще с большей жаднос­тью, чем в Вене. «Рыцарский» король Пруссии позабыл, что он обязался торжественным договором к защите польских облас­тей и не менее торжественно признал польскую майскую кон­ституцию, так что новый грабеж Польши он мог начать, лишь наложив позорнейшее пятно на свою честь; он позабыл также, что его предшественники всегда самым решительным образом, вплоть до опасности вызвать войну, боролись с распростране­нием австрийского господства на Южную Германию не только с точки зрения целесообразности, но гораздо больше с точки зре­ния специфически прусской. В Вене также не хотели останав­ливаться на полдороге, вступив уже раз на наклонную плос­кость вопроса о возмещении; под предлогом, что обмен не даст никакого реального увеличения владений и населения, требо­вали еще и старогогенцоллерновских владений — маркграфств Ансбаха и Байрейта, перешедших к прусской короне вследст­вие отречения последнего маркграфа. Это оказалось прусскому королю не по шерсти; он отклонил требование, и, конечно, в результате этого Австрия, которая все еще была в высокой степе­ни заинтересована в сохранении Польши, стала проявлять еще больше подозрительности к польским планам своего союзника.

Австрийская армия: гусар 1798 г., фузилер и офицер пехоты 1805 г.

Таким образом, в июле 1792 г., когда Австрия и Пруссия готовились к прыжку на революционную Францию, они смот­рели друг на друга с таким ворчанием, как два недоверяющих друг другу хищника. Несмотря на то, что война была объявлена только одной Австрией, Пруссия же выступила как ее союзни­ца, она выставила все же на Рейне свое главное войско и главно­командующего: 42 000 чел. под командой герцога Карла-Виль­гельма Брауншвейгского продвинулись с Кобленца к границам Франции и должны были когда-нибудь завоевать Париж, что, по рассказам кобленцких эмигрантов, являлось совершенно безо­пасной прогулкой. Герцог Брауншвейгский, правда, в глубине сердца не разделял этого мнения; это был мелкий немецкий дес­пот, выделившийся из среды себе подобных, как гнуснейший барышник людьми, к тому же мучитель людей, превративший последние 10 лет жизни Лессинга в непрерывные страдания, но вместе с тем он был достаточно образован и, несомненно, чув­ствовал тайное содрогание перед демоническими силами рево­люции. Он вел войну скрепя сердце и вдобавок к этому испыты­вал вполне справедливое недоверие к своим талантам полко­водца; он не столько мог проявить их на деле, сколько был наслышан о них от льстивых слуг, как любимый племянник ста­реющего короля Фридриха. Однако, несмотря на эти сомнения, герцог позволил эмигрантской рвани уговорить себя и разра­зился тем знаменитым манифестом, который угрожал сравнять Париж с землей, суля французскому народу все ужасы вражес­кого нашествия, а вдобавок к этому — возвращение деспотизма и мщение. Это было той поразительной глупостью, примеры которой можно встретить только в прусской истории, но зато уж целыми дюжинами; в момент, когда прусско-австрийский союз трещал по всем швам, была объявлена феодальная прин­ципиальная война, возмутившая французский народ до после­днего человека. Бесстыдному манифесту были ответом бессмер­тные звуки «Марсельезы», написанной в Страсбурге; aux armes, citoyens (к оружию, граждане). И прежде чем прусское войско достигло французской границы, французская монархия была низвергнута. Все же герцог Брауншвейгский с величественной медлительностью, которая только и соответствовала достоин­ству фридриховской армии, перешел через границу, взял даже несколько мелких крепостей; однако при Вальми он наткнулся на войска, которые хотя и не доросли еще до его войска, но могли оказать ему серьезное сопротивление, и герцог после бесполезной и нелепой канонады с той же великолепной торже­ственностью повернул обратно. Французы предоставили унич­тожение прусского войска осенней непогоде и грязи в Шампа­ни, так что когда пруссаки снова достигли немецкой земли, они потеряли половину своих людей. Сами же французы заняли Бельгию и Майнц — главную крепость Германии, и, таким об­разом, крестовый поход против революции получил свой бес­славный, но заслуженный конец.

2. КРАСНЫЙ ТЕРРОР

Новый грабеж Польши подействовал разлагающим обра­зом на начавший уже внутренне распадаться союз Австрии и Пруссии. Новый владетель в Вене, выбранный, так же как его предшественник, германским императором, молодой человек лет около двадцати, не обладал ни просвещенным деспотиз­мом своего дяди Иосифа, ни терпеливо взвешивающим хлад­нокровием своего отца. Император Франц был весьма недале­ким деспотом, ханжой, злобным, эгоистичным, слабым и уп­рямым, как характеризовал его один известный знаток людей; на польский грабеж он ответил тем, что назначил руководя­щим министром Тугута, самого большого ненавистника прус­саков из всех своих дипломатов, и Тугут стал энергично про­водить завоевательную политику короля Иосифа, не заимствуя, однако, ничего из его внутренней реформаторской политики. Первой его заботой было ослабить прусское влияние в Поль­ше и сблизиться с царицей; последняя встретила это с вели­чайшим доброжелательством, так как она лишь с большой нео­хотой уступила Пруссии часть польской добычи.

Пруссия отомстила за это тем, что стала нагромождать воз­можно больше препятствий на пути к осуществлению плана об обмене Баварии на Бельгию; она поставила его в зависимость от добровольного желания дома Виттельсбахов, с которым мож­но было совершенно не считаться, и заявила, что приобретение Бельгии является прежде всего не ее делом, а делом Австрии. Пруссия после присвоения себе польской добычи вообще поте­ряла склонность к войне с Францией, несмотря на то, что рево­люционная пропаганда, вызванная нелепым нападением на Фран­цию, имела теперь весьма опасные стороны для феодальной Европы и что уже в 1793 г. вся Европа, за исключением Дании, Швеции, Турции и еще нескольких небольших стран, стояла во всеоружии против Французской революции.

На другой день после канонады при Вальми в Париже открыл­ся Национальный конвент, избранный после падения королевства

Жан-Поль Марат. Гравюра работы Бриссона с картины кисти Бозе

верховной властью Франции. Он проходил под предводительством того же Петиона, который когда-то снискал помощь Пруссии, что­бы отнять у французской монархии важнейшее ее право, и кото­рый получил поздравление от Фридриха-Вильгельма II за свои де­мократические речи. Конвент действовал в соответствии со слова­ми Дантона от 2 сентября 1792 г.: «Гудящий колокол набата — не только сигнал к тревоге, он есть призыв на борьбу с врагами отече­ства. Чтоб уничтожить их, нужна смелость, еще смелость и еще раз смелость, и Франция будет спасена». Действительно этой-то смелостью и была спасена Франция.