Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Конвент начал процесс против виновного короля и 23 янва­ря 1793 г. казнил его. Англия по этому поводу выслала фран­цузского посла — конечно, не из сентиментального сострада­ния к Людовику XVI, но потому, что она боялась увеличения французского могущества благодаря присоединению Бельгии; еще более боялась она занесения революционного огня в Ир­ландию и Англию, где было собрано достаточно горючего мате­риала. В ответ на это Конвент объявил 1 февраля войну Англии и ее союзнице Голландии. Месяцем позже последовало объяв­ление войны Испании и одновременно папе, так как в Риме по­сланник Республики был умерщвлен фанатической толпой. За­тем к войне против революции присоединились Португалия, Сардиния и Неаполь, а также внутри самой страны против ре­волюции восстал целый ряд местностей и городов. Революция казалась почти безоружной, так как старая военная организа­ция была разрушена, а новой еще не было создано.

От этого нагромождения опасностей революция спасла себя красным террором. Ядром ее войск были парижские пролетарии, выполнившие этим великую историческую миссию, несмотря на то что они не смогли надолго удержать в своих руках господства, реальные предпосылки для которого еще не существовали. Как экономическое развитие Франции стояло тогда на пороге круп­ной индустрии, так парижские рабочие стояли на пороге совре­менного пролетариата; социалистическое мировоззрение вита­ло тогда еще в мире мечтаний, и даже самые пылкие якобинцы, наиболее последовательные проводники красного террора, ви­дели в этом мировоззрении лишь «пугало, придуманное мошен­никами, чтобы дурачить слабые головы». Якобинство в своей исторической сущности было насквозь проникнуто мелким ме­щанством; а мелкое мещанство даже в тех великих событиях, которые оно когда-то вызвало к жизни, не могло присвоить себе власти, которая по праву истории принадлежала буржуазии.

Как это свойственно мелкому мещанству, даже в дни крас­ного террора он брало своих героев и идеологов не из собствен­ных своих рядов, а из рядов буржуазной интеллигенции; это были врачи, адвокаты, писатели; среди них было много лени­вых и извращенных субъектов, но были также и бессмертные революционеры, люди, заслужившие изумление и благодарность потомства, несмотря на то что реакция всячески старалась по­хоронить их память под целыми горами клеветы. Почти все они заплатили жизнью за свои заслуги и свои ошибки, и прежде все­го трое из них, имена которых стали неотделимы от дней крова­вого красного террора: Марат, Дантон и Робеспьер. Марат луч­ше всех других умел возбуждать у парижских рабочих проле­тарскую жилку — он пал под ножом одураченной мечтательницы о голубой республике. Дантон, самый гениальный из всех, был

Заседание революционного комитета во время разгула террора в Париже. Гравюра работы Карла Шлейха с рисунка Флагуара

человеком не без упрека, но вместе с тем это была сама пылаю­щая действительность, вышедшая из горна природы; он скоро понял, как мало возможностей имеет кровавая работа для уста­новления прочных государственных образований, но он не мог бороться с тем чудовищем, которое он сам вызвал, и пал жерт­вой его. Робеспьер — воплощенная формула, человек с непо­колебимой верой в справедливость, добродетель и добро, — мог бы в мирное время явиться прекрасным образчиком для любого филистера; теперь, при помощи гильотины, он пытал­ся уничтожить все, что стояло на пути справедливости, доб­родетели и блага человечества, пока, наконец, противополож­ность справедливости и добродетели не устранила его самого с помощью той же гильотины.

Общее число жертв красного террора насчитывалось до 4000 человек; по поводу этого Томас Карлейль — гениальный, хотя и неустойчивый историк Французской революции — замечает в своем сочинении: «Это — ужасающее количество человечес­ких жизней; однако в десять раз больше убивают в битвах, и все же заканчивают такой торжественный день пением благодар­ственного молебна. Это число равняется приблизительно двух­сотой части всех погибших в течение Семилетней войны,

Жорж-Жак Дантон. Гравюра работы Сандо с портрета кисти Бонневиля

а какова была цель Семилетней войны? Присоединить к себе кусо­чек земли и отомстить за эпиграмму. Если история оглянется на эту старую Францию и хотя бы на времена Тюрго, когда молчали­вая толпа страдальцев толпилась вокруг дворца своего короля, и в угнетающей бедности, с бледными лицами, в грязи и в отрепьях протягивала ему свои написанные иероглифами жалобы, и в от­вет на это получала новые виселицы высотой в 40 фунтов, то история с грустью должна будет признать, что в период, который называется правлением террора, 25 000 000 населения страдало, в общем, меньше, чем в какой-нибудь другой период. Но здесь страдали не безмолвные миллионы; здесь страдали говорящие тысячи в сотни, страдали отдельные люди, которые кричали, пи­сали, как только могли, и наполняли весь свет своими жалобами.

Массовые расстрелы в Лионе 14 декабря 1793 г., проведенные по приказу Колло д'Эрбуа. Гравюра работы Швебах-Дэфонтэна

Вот в чем вся разница. Действительно, это есть главная особен­ность, которая тотчас же должна была сказаться в обратном на­правлении, когда после падения Робеспьера над безмолвными мил­лионами начал бушевать белый террор с гораздо большей ярос­тью, чем это прежде делал красный террор над пишущим и говорящим меньшинством; умирая, Робеспьер заклеймил белый террор словами: «Разбойники торжествуют».

Однако, хоть красный террор и был необходим, чтобы спа­сти Францию, он не смог бы достигнуть этой цели, если бы внутреннее разложение в лагере противников не дало ему не­обходимого времени для использования всех годных для этого средств: массовая мобилизация, неограниченные реквизиции всех средств, необходимых войне, колоссальные заготовки оружия и снаряжения. Хорошо вымуштрованные войска враж­дебной коалиции стояли в военном отношении значительно выше французских добровольцев, которые вначале далеко не были теми героями, какими сделала их впоследствии револю­ционная легенда. При всей медлительности, с которой вели пруссаки войну, им удалось взять обратно Майнц, а Бельгия

Арест Робеспьера, 27 июля (9 термидора) 1794 г. Гравюра работы М. Слоана с рисунка Барбье

попала очень быстро обратно к Австрии. В конечном счете это были массы свыше 250 000 чел., для которых дорога во Францию была открыта и по сравнению с которым француз­ская военная сила была далеко не достаточна.

Однако англичане и австрийцы так долго бранились в Бель­гии, что пропустили благоприятный для них момент: англичане требовали Дюнкирхен, а австрийцы хотели захватить Пикар­дию. Тем временем французы одержали новые успехи, в резуль­тате которых они хотя и не завладели Бельгией, но моральная сила их молодых войск значительно повысилась. То же самое происходило и на рейнском театре военный действий, где гер­цог Брауншвейгский, снова командовавший прусскими войска­ми, должен был действовать совместно с австрийским генера­лом Вурмзером, но фактически находился в постоянной ссоре с ним. Вурмзер хотел завоевать Эльзас как вознаграждение для Австрии, а герцог Брауншвейгский не имел никакого желания содействовать этому. Он праздно стоял на Пфальцских горах, и ему удалось лишь отразить при Пирмазенсе и Кайзерсляутерне атаки молодого генерала Гоша; этот генерал, бывший раньше конюшенным мальчиком, принадлежал к тем блестящим воен­ным талантам, которых теперь начала порождать Французская революция. Гош бросился на Вурмзера, разбил его в ряде сра­жений, освободил осажденный союзниками Ландау и прогнал австрийцев обратно за Рейн, вследствие чего пруссаки также были принуждены очистить Пфальц. Единственным плодом их похода оказалось возвращение Майнца.

Это был все же весьма печальный исход; прусское войско потеряло более 10 000 чел.; а прусская военная касса, насчиты­вавшая после короля Фридриха 50 000 000 талеров, была со­вершенно истощена. Наоборот, военные силы французов богато развернулись; Карно — «организатор победы» — сумел вели­колепно слить старые линейные войска и новую гражданскую гвардию и создать энергичный офицерский корпус, у которого гильотина уничтожила всякую склонность к предательству; из организации масс, боровшихся за свои жизненные интересы, возник новый способ ведения войны, который со своим народ­ным войском, своей неистовой стрелковой тактикой и своей быстро распространившейся реквизиционной системой мет­лой прошел по всем странам и значительно перерос старое наемническое войско с его убогой военной тактикой и медли­тельным магазинным снабжением.

3. КОНЕЦ ПОЛЬШИ

Прежде чем прусское войско вступило в третье столкнове­ние с Французской революцией, произошло польское восста­ние, разразившееся в 1794 г. против русского владычества. Это была последняя вспышка национальной силы, которая не была лишена возвышенных и прекрасных черт; не нашлось ни одного предателя среди 700 союзов; насчитывавших более 20 тысяч членов, поклявшихся слепо исполнять, под страхом смерти, все приказания национального вождя Костюшко; почва по всей стра­не содрогалась под ногами русских, еще не видевших перед со­бой ни одного врага, которого они могли бы схватить.