Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Суворовские войска в Альпах

уполномоченными Германской империи и представителями Французской республики.

Этот конгресс открылся в декабре 1797 г. и продолжался целый год; он сопровождался такой же озлобленной и бес­плодной грызней, которой начался грабеж трупа Священной Римской империи германской нации[41] . Французские уполно­моченные держали себя, как настоящие господа и распоряди­тели Германии, и имели к этому все основания; немецкие кня­зья льстиво увивались вокруг них, как свора жадных охотни­чьих собак, ни один из этих дворян не чувствовал национального оскорбления из-за потери левого берега Рейна — наоборот, каждый из них хотел получить свою долю в гра­беже церковного имущества. И в Базеле, и в Кампо-Формио одинаково молчаливо подразумевалось, что потери, понесен­ные светскими князьями при уступке левого берега Рейна, бу­дут вознаграждены секуляризацией духовных владений на пра­вом берегу Рейна; ненасытная жадность князей получила пол­ный простор, и они так пресмыкались, что Бонапарт, посетивший временно конгресс, навсегда сохранил в своем сердце презрение к этой княжеской сволочи.

На Ратштадтском конгрессе впервые обнаружилось для все­го мира, как низко пал моральный уровень Пруссии. Роль по­средника, которую она будто бы играла при своем нейтрали­тете, оказалась совершенной иллюзией; даже наиболее люби­мые ею немецкие князья устремлялись, не обращая на нее никакого внимания, к французским посланникам как к настоя­щим господам положения; она должна была удовлетвориться, как говорил сам Трейчке, грустной ролью быть первой среди этих жаждущих добычи мелких государств. Однако Австрия оказала ей протекцию по крайней мере в одном: в тайных пун­ктах договора Кампо-Формио она оговорила, что только прус­ские владения на левом берегу Рейна не должны перейти во владения Франции, чтобы, таким образом, у Пруссии был от­нят повод к другим приобретениям.

Император Павел I Петрович

В тех же пунктах Австрия выговорила себе французское по­средничество для приобретения епископства Зальцбург; она так­же хотела попробовать духовной пищи. Однако же это оказалось ей не по нутру; если бы все церковные владения были бы розданы, то ее господство над империей, покоившееся главным образом на трех духовных курфюрствах, было бы сильно поколеблено; к это­му прибавлялось также и то, что революционная пропаганда рас­пространялась все больше и больше. Бонапарт отправился в Еги­пет, чтобы напасть на английское мировое господство с востока в наиболее уязвимом для него месте; 15 февраля 1798 г. была объяв-

лена Римская республика, а 12 апреля Гельветическая[42]. И когда в ноябре 1798 г. неаполитанские войска вторглись в римскую область, они были отброшены; французские войска захватили Неаполь, преобразованный затем 25 января 1799 г. в Партенопейскую республику.

Так связывались летом 1798 г. нити для второй феодальной коалиции против Французской революции. Австрия решила сно­ва взяться за оружие, Англия еще не успела сложить его, а Рос­сия примкнула на этот раз к ним не только на словах, но и на деле. Царице Екатерине наследовал ее сын Павел, такой же по­лусумасшедший, как и его отец, и с фанатическим усердием стал проводить тот феодальный крестовый поход против Франции, которым Екатерина лишь дурачила немецкие государства. Эта вторая коалиция, куда вступили также Неаполь, Португалия, Швеция и Турция, была несравненно опаснее для Франции, чем первая; предвестником ожесточения, с которым она велась, яв­ляется позорное убийство французских послов австрийскими гусарами, происшедшее при роспуске Ратштадтского конгрес­са после объявления войны 1799 г.

Прусское правительство радостно потирало руки. Оно вооб­ражало, что стоит в центре Европы и собирает свои силы, тогда как другие державы взаимно уничтожают силы друг друга. Одна­ко французы начали уже догадываться об истинном положении старопрусского государства. Сиес, французский посол в Берли­не, сообщал в Париж: «Прусский король принял самое скверное решение ни на что не решаться. Пруссия хочет остаться одна, это очень выгодно для Франции; за время этого прусского ослеп­ления она сможет справиться с другими. Совершенно несправед­ливо говорят, что Берлин — центр европейских переговоров; вся мудрость берлинского двора состоит в том, чтобы с настойчиво­стью и постоянством играть пассивную роль». С противополож­ной стороны относились сначала с большой подозрительностью к объединению Пруссии с Францией, но когда выяснилось, что это объясняется полнейшим ничтожеством Пруссии, то страх сменился чувством, весьма далеким от почтения.

Вторая коалиция достигла больших успехов. В Германии ус­пешно дрались австрийцы. А при Абукире англичане уничтожи­ли французский военный флот; затем по существу победами рус­ских была завоевана Италия. Итальянские дочерние республики,

Граф А. В. Суворов-Рымникский, генералиссимус русских войск. Гравюра с портрета кисти И. Крёйцингера (1799 г.)

насажденные Францией, исчезли; на их место снова заступило папское государство и Неаполитанское королевство. Вместе с этими внешними затруднениями рос и внутренний раскол во Французской республике. Правительство директории, в котором непосредственно воплотилось господство буржуазии, не смогло справиться ни с внешними, ни с внутренними затруднениями. Однако французский народ в целом крепко держался за завоева­ния революции; с большим ликованием встретил он генерала Бонапарта, вернувшегося после сообщения об итальянском по­ражении из Египта, и доброжелательно отнесся к тому переворо­ту, которым он разогнал 18 брюмера (9 ноября) 1799 г. директо­рию и сделался самодержцем — сначала в образе консула с двумя

товарищами, имевшими, конечно, лишь декоративное значение. Свои силы Бонапарт черпал из наследия буржуазной революции, которое он начал ликвидировать и внутри и вне; первое слово, сказанное о победителе 18 брюмера, оказалось и наиболее мет­ким из всех, когда-либо сказанных по его адресу. «Это само яко­бинство, сконцентрированное в одном человеке и вооружен­ное всем оружием революции» — сказал граф Марков, рус­ский посол в Париже.

Здесь не место распространяться о внутренней политике Бо­напарта; во внешней же политике он нашел положение значи­тельно упрощенным. Вторая коалиция, так же как и все фео­дальные коалиции, тотчас же, несмотря на свои успехи, начала разъедаться взаимной ненавистью и завистью; именно в Ита­лии, где она боролась успешнее всего, как раз и произошел раз­рыв между австрийцами и русскими. Тугут, желающий приоб­рести полную свободу для габсбургской дворцовой политики на полуострове, оттеснил русского генерала Суворова с его победоносного пути через Альпы в Швейцарию. Это так возму­тило царя, что он в октябре 1799 г., как раз в то время когда Бонапарт возвратился из Египта, выступил из коалиции. Со свойственной ему взбалмошностью, он бросился в совершенно обратную сторону; более слепой, чем его парижский посол, он признал в Бонапарте после 18 брюмера восстановителя поряд­ка и стал связывать с ним мечтания, которые он связывал до сих пор со старофранцузской королевской семьей.

Что касается Англии и Австрии, то новый первый кон­сул предложил им мир; правда, это могло быть лишь такти­ческим шагом, хотя даже буржуазные историки начинают отказываться от сказок о том ненасытном завоевателе, ко­торый непрерывно нападал на миролюбивых феодальных князей, чтобы создать себе мировое господство. Но если даже это и был только тактический шаг, то он был во всяком случае довольно искусным шагом; Питт-младший грубо от­ветил, что единственным путем к миру является восстанов­ление старой Франции в ее прежних границах; ответ Тугута был более мягок по форме, но и он отклонял мир, предло­женный Бонапартом на условиях соглашения в Кампо-Формио. Таким образом, началась кампания 1800 г., которая битвами при Маренго и Гогенлинде снова дала победу фран­цузским знаменам. Австрия должна была согласиться на мир, который был заключен 9 февраля 1801 г. в Люневиле и кото­рый наложил на нее гораздо более тяжелые условия, чем мир при Кампо-Формио.

6. АУСТЕРЛИЦ

Земли, брошенные решением имперских депутатов как воз­мещение старопрусскому государству, были последним види­мым успехом нейтральной политики со времен Базельского мира; к лету 1803 г., когда французы заняли курфюрство Ган­новер, начали созревать горькие плоды этой политики. Это было следствием англо-французской войны, которая опять во­зобновилась после Амьенского мира, установившего непроч­ное перемирие. В этой войне, с точки зрения морализирую­щих историков, не была виновна ни та, ни другая сторона; война между Францией и Англией была исторической необ­ходимостью, борьбой наиболее экономически развитых на­ций за мировой рынок, как это увидел своим пророческим взглядом немецкий поэт: