Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Тем не менее была объявлена мобилизация войска, но пока она еще не была закончена, пришло сообщение, что Наполе­он, не спросясь Берлина, направил часть своего войска через Ансбахскую область, чтобы скорей встретиться с врагом. На­строение в Берлине коренным образом изменилось, к тому же в лагере коалиции немало смеялись над тем, что если Пруссия будет наказывать с оружием в руках каждого нарушителя ее нейтралитета, то придется, пожалуй, обратиться к правосу­дию. 14 октября пришел прусский протест, в котором говори­лось, что король мог бы на основании происходящего в Ансбахе сделать весьма серьезное заключение о намерениях импе­ратора, но ограничивается тем, что «считает себя свободным от всех прежних обязательств». Это означало не более, не менее, чем то, что прусское правительство охотно принимало те 66 000 гульденов, которые Наполеон предлагал за нанесен­ные Ансбаху убытки.

Прощание Александра I с Фридрихом-Вильгельмом III и Луизой у гроба Фридриха Великого в Гарнизонной церкви, в Потсдаме, в ночь с 3 на 4 ноября 1805 г. Гравюра работы Мено Гааса, 1806 г., с картины фон Дэлинга

Однако державы коалиции спешили ковать железо, пока оно было горячо; 25 октября в Берлин прибыл царь, а через 2 дня эрцгерцог Антон. Царь напряг все свои актерские таланты, и ему удалось вызвать военный энтузиазм в польщенной короле­ве. 3 ноября было заключено Потсдамское соглашение, по ко­торому Пруссия принимала на себя вооруженное посредниче­ство между воюющими державами на принципе мира, который обеспечил бы независимость Германской империи, Голландии и Швейцарии и отделение итальянской короны от французской. Если бы в течение 4 недель Наполеон не принимал этого по­средничества — такого срока требовал герцог Брауншвейгский,

чтобы привести войско в боеспособное состояние, — то Прус­сия вступала в коалицию с войском в 180 000 человек, за что она выговаривала себе расширение владений; в тайном пункте до­говора царь обещал содействовать тому, чтобы Англия согла­силась уступить или обменять Ганновер. Этот союз был скреп­лен комедией, которую царь разыграл с королем и королевой в полуночный час над гробом старого Фрица.

Теперь дело было за тем, чтобы Пруссия действовала бы­стрее и чтобы австро-русские войска уклонялись от реши­тельных военных столкновений, пока не вступят в войну прус­ские силы. Наполеон в союзе с южнонемецкими князьями на­чал войну тяжелыми ударами — он взял в плен благодаря капитуляции Ульма целую австрийскую армию и захватил Вену. Теперь он стоял в Моравии перед объединенными ав­стрийско-русскими силами, которые значительно превосхо­дило его. Положение его тогда было вообще неблагоприят­но. Нельсон уничтожил французский флот при Трафальгаре, а из Италии и Тироля двигалось австрийское войско на Вену; если бы Пруссия вступила немедленно в войну, то Наполеон попал бы в опасные тиски.

Однако недоставало как раз обеих главных предпосылок, от которых зависел успех коалиции. Несмотря на то что со­глашением от 3 ноября было установлено, что прусские пред­ставители немедленно должны отправиться во французскую главную квартиру, Гаугвиц покинул прусскую столицу лишь 14 ноября не только с Потсдамским соглашением в кармане, но и с секретной инструкцией короля — во что бы то ни ста­ло обеспечить мир между Францией и Пруссией. И Гаугвиц ехал так медленно, что появился в Брюнне перед Наполео­ном лишь 23 ноября. В продолжение четырехчасовых пере­говоров он ни слова не сказал о своем поручении и позволил отправить себя в Вену для переговоров с Талейраном, кото­рый принял его с холодной вежливостью. Через 4 дня после аудиенции у Наполеона царь, в припадке сумасбродной са­моуверенности, предпринял нападение на французское вой­ско, и австро-русские войска были наголову разбиты при Ау­стерлице. С такой же чрезмерной поспешностью австрийс­кий император заключил через 2 дня перемирие, главным условием которого было отступление русских. Третья коа­лиция была разбита, и тем решительнее, что между Австрией и Россией начался ожесточенный раздор.

Гаугвиц встретил извещение об аустерлицкой битве с вос­клицанием: «Слава богу! Мы спасены!» С лентой Почетного

легиона он обивал пороги французских сановников, но полу­чил аудиенцию у императора лишь 7 декабря. Он и теперь ни слова не сказал о своем поручении и лишь поздравил с победой при Аустерлице. «Это — комплимент, — отвечал Наполеон сухо, — адрес которого переменился благодаря судьбе». Одна­ко положение еще было таково, что он считал необходимой некоторую снисходительность: лишь в своем бюллетене он выс­казался довольно пренебрежительно о прусском могуществе, а в разговоре заметил: «Если бы я потерял битву при Аустерли­це, то берлинский префект вырвался бы из-под моего влияния, стал бы австро-русским».

Устрашив австрийцев до такой степени, что оставалось лишь отнять у них последнюю надежду на прусскую помощь, он снова послал за берлинским послом и обрушился на него ужасающей грозой. Он продиктовал ему соглашение, кото­рым Пруссия заключила с Францией оборонительно-наступательный союз. Обе державы взаимно обеспечивали друг другу свои владения и обещали произвести ратификацию договора в течение трех недель. Пруссия уступала маркграфство Ансбах Баварии, Клеву на правом берегу Рейна и крепость Везель Франции: в вознаграждение за это она должна была получить Ганновер и область с 20 000 жителей, которую ей должна была уступить Бавария. Этот Шенбруннский мир был заключен 25 декабря, как раз в тот день, когда прусские войска должны были выступить против Наполеона.

С драгоценным документом в кармане Гаугвиц поехал об­ратно в Берлин. Он был встречен не как предатель своей страны и престола, но как человек, заслуживший полное доверие свое­го короля, орудием которого он в действительности являлся. В общем, все же не было сказано ни да, ни нет, а Гаугвиц был послан снова в Париж, чтобы потребовать некоторых измене­ний соглашения; об уступках ничего не хотели и слушать, или, по крайней мере, было желательно отложить их в долгий ящик. В Берлине почувствовали себя в полнейшей безопасности и даже разоружили армию, как будто бы наступали мир и благоден­ствие на всем свете.

Однако прямодушного Гаугвица ждала в Париже новая гроза со стороны Наполеона, заявившего напрямик, что Прус­сия так же глупа, как и коварна. Все же он согласился на некоторые изменения договора, но лишь на те, которые соот­ветствовали его интересам, и лишь постольку, поскольку они били в лицо прусского короля; он утвердил возмещения, ко­торые Бавария должна была уплатить за Ансбах, и вставил

обязательство для Пруссии запереть устья Эльбы и Везера, а также все морские гавани для английских кораблей. Ухуд­шенный таким образом договор был заключен 15 февраля и несколькими неделями позже принят в Берлине.

Таков был достойный конец дипломатическо-военной кампа­нии, являющейся действительно несравненным смешением глу­пости и лживости, единственным даже и в истории монархий.

Символ на Кодексе законов Наполеона

КАТАСТРОФА (Йена и Тильзит)

Наполеон I, император. Гравюра работы П. Андуэпа с картины кисти Шарля Шатильона

1. КАК ВОЗНИКЛА ВОЙНА

Неизмеримую тяжесть позора навьючило на себя прусское государство за зиму 1805 — 1806 г.: от Потсдамского ноябрь­ского договора, заключенного им с русско-английской коали­цией, до Парижского февральского соглашения, заключенно­го им с Наполеоном. Бесстыдство, проявленное юнкерством, тем более велико, что не было обнаружено и следа раскаяния с его стороны. Наоборот, чем больше сомнительного блеска приобретала Пруссия вследствие своего вероломства, тем более дерзким становилось прусское юнкерство. Лишь немно­гие, вроде Шарнгорста и Штейна, подозревали угрожавшую гибель и делали серьезные попытки к предотвращению ее, ко­торые разбивались, однако, о несокрушимую ограниченность короля. Покровительствуемая им клика Гаугвиц — Ломбард спокойно продолжала свое бесчестное предательство роди­ны. Правда, она не была все же ослеплена настолько, чтобы не видеть совсем той опасности, навстречу которой она шла, но она надеялась избежать ее «всевозможными уловками и хит­ростями», как выразился сам Ломбард, открыто игравший роль шпиона французского посла, доставлявший ему чистосердеч­ные донесения о всех заседаниях кабинета и открыто получав­ший за это от него вознаграждение в Париже.

Наряду с этим гвардейские юнкерские офицеры бряцали саб­лями, били окна Гаугвица и под звуки труб и литавр провозгла­шали «Hoch» изгнанному Наполеоном Гарденбергу. Даже ко­ролеве было угодно во время посещения царем Потсдама иг­рать роль Орлеанской девы, хотя у нее отсутствовали все необходимые для этого данные.