Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Омптеда: «Если король будет еще медлить, то я считаю револю­цию неизбежной; и войско даст первый сигнал к ней».

Под этим все возрастающим давлением король наконец ус­тупил, но и теперь лишь как жалкий упрямый трус, у которого стала колебаться корона на голове. Последний удар ему нанес Штейн, который побудил царя отправить его (Штейна) и рус­ского государственного советника Анштета в Бреслау с пред­ложением союза, которое, если не было написано самим Штей­ном, то все же составлено под его большим влиянием. По этому договору царь и король заключали наступательный и оборони­тельный союз, чтобы освободить Европу и прежде всего восста­новить прусское государство. Царь обязывался не складывать оружия, пока Пруссия не достигнет той же силы, которой она обладала до битвы под Йеной. Однако из своих польских владе­ний она приобретала лишь столько, сколько было необходимо, чтобы восстановить связь между Восточной Пруссией и Силезией. Свои возмещения она должна была найти в Северной Гер­мании за исключением Ганновера. Это ограничение состоялось в связи с английскими субсидиями, которые и Пруссия и Россия получали для ведения войны. Наряду с этим имелся в виду союз с Австрией и Швецией. Россия обязывалась выставить 150 000 чел., Пруссия — 80 000 и, кроме того, напрячь все свои военные силы и образовать новый ландвер.

На этих условиях и был заключен союз по приезде в Бреславль Штейна и Анштета. 27 февраля договор был подписан в Бреславле Анштетом и Гарденбергом, а 28-го — в русской глав­ной квартире в Калише Шарнгорстом и Кутузовым. Между тем прошло еще 3 недели драгоценного времени; ведь Наполеон дол­жен был дать повод тем, что не ответил на прусские предложения 15 февраля. Когда его ответ не был получен и до 15 марта, Гар­денберг вручил 16 марта объявление войны графу Сен-Морсену, который, в свою очередь, только что получил благодаря своим настояниям полуутвердительный ответ Наполеона. Но было уже поздно, и 17 марта король выпустил воззвание с объявлением войны Франции; это было полное достоинства обращение, напи­санное государственным советником Гиппелем по указаниям Гнейзенау, причем Гнейзенау предварительно уничтожил жалкую стряпню Ансильона, сделанную им в духе короля.

Гораздо менее счастливо прошло для Штейна воззвание к нем­цам. Здесь почти не приходилось касаться отдельных династий и государств, но тем больше надо было говорить о немецкой на­ции, чтобы увлечь ее на борьбу с Наполеоном. Он имел в виду два мероприятия: первое — воззвание к немцам, которое должно

Александр I, император Всероссийский

было по существу устранить рейнских князей, и второе — обра­зование центрального правительственного совета; этот совет должен был использовать силы и средства северонемецких госу­дарств, которые предстояло завоевать. Этот совет был утверж­ден, и президентом его назначен Штейн, больше всех подходив­ший для этой роли как сторонник русских. Воззвание к немцам было составлено не так, как этого хотел Штейн; из него была вычеркнута угроза рейнским князьям, что если они в течение 6 недель не сообщат своего решения, то будут низложены. Штейн знал тот язык, на котором следовало говорить с этими людьми. Король и царь сочли неудобным разговаривать таким категори­ческим тоном со своими собратьями «божьей милостью» и огра­ничились выражением радостной уверенности, что ни один не­мецкий князь своим упорством по отношению к Рейнскому союзу

не поставит себя в такое положение, чтобы к нему было примене­но воздействие общественным мнением и силой оружия.

Без всяких колебаний подписали царь и король те обеща­ния, которые Штейн давал немецкой нации по окончании вой­ны: восстановление великого государства, свобода и независи­мость «как неотъемлемые права народа», полное, самостоятель­ное управление своими домашними и внутренними делами. Эти обещания, которые Штейн давал вполне искренне, не имели для благородных господ никакого значения.

Позднее, когда все это прекрасно удалось, их подкупные пи­саки пытались отрицать Калишское воззвание как фальшивку: это делалось, конечно, из последних остатков стыда, так как всему миру было ясно, что ни один бонапартистский бюллетень не был таким подлым мошенничеством, как это торжественное заявле­ние благочестивых монархов; но, однако, воззвание все же под­линно. 25 марта главнокомандующий обеих союзных армий Ку­тузов опубликовал его в Калише от имени обоих государств.

2. ЛАНДВЕР И ЛАНДШТУРМ

В резком противоречии с жалкой дипломатией Гарденберга стояла неутомимая энергия, с которой Шарнгорст проводил укрепления армии с момента призвания своего в конце января в комиссию по вооружению. 4 марта он уже мог донести, что ре­гулярное войско со времени декабря прошлого года почти утро­илось и уже достигает 120 000 чел.

Шарнгорст достиг этого успеха отчасти усилением старых, имевшихся еще частей войска, отчасти организацией новых ча­стей. Необходимый человеческий материал наряду с очередны­ми рекрутами ему доставляли также и крюмперы[47].

Это изобретение вознаграждало его теперь сторицей. Не­сравненно большие трудности представляли для него обмунди­рование, вооружение и снабжение этих масс. В военной кассе находилось всего 3000 талеров; попытка выпустить ценные бу­маги на 10 000 000 с принудительным курсом кончилась пол­ным крушением, а до английских субсидий было еще далеко вследствие жалкого топтания прусской дипломатии. Однако Шарнгорст был человек, для которого дело было всегда выше мелочей, хотя это и могло привести в ужас старых немецких

рутинеров; там, где не было цветных мундиров, он заставил одевать рекрутов в серое сукно, которое общины давали призы­вавшимся кантонистам и крюмперам; где не было ранцев, там употреблялись тиковые мешки; посудой для питья и еды долж­ны были пользоваться несколько человек сообща. Вооружение было ограничено лишь самым необходимым. Ремонтные и ар­тиллерийские лошади должны были поставляться без вознаг­раждения, и, наконец, все войска должны были снабжаться на­туральным квартирным довольствием бесплатно.

Но, как бы ни было велико это увеличение войска, оно все же оставалось в рамках старой кантонной системы; Шарнгорст вы­шел из ее рамок лишь декретами 3 и 9 февраля, из которых пер­вый призывал к добровольному вступлению в войска «предпоч­тительно» юношей имущих и образованных классов, а второй упразднял освобождение от кантонной службы и на время войны вводил всеобщую воинскую повинность. Между этими обоими декретами можно усмотреть известное противоречие, которое и было замечено уже во время их появления — противоречие в том смысле, что, казалось, воззвание 3 февраля было основано на принципе добровольчества, а предписание 9 февраля — на прин­ципе принуждения. Но в понимании Шарнгорста этого противо­речия не было. Он понимал всеобщую воинскую повинность как законное принуждение. Лишь те, которые поступали доброволь­но и вооружались за свой счет, получали известные преимуще­ства. Добровольцы распределялись между егерскими частями, являвшимися самой свободной и независимой частью войска. Каждый пехотный батальон, каждый кавалерийский полк полу­чал команду егерей, состоявшую исключительно из доброволь­цев. Добровольцы могли свободно выбирать полк или батальон, в котором они хотели служить. Они могли в любое время, за исключением военного времени, покинуть службу. Они выбира­ли офицеров и унтер-офицеров из своей собственной среды.

Цель этого установления ни в коем случае не заключалась только в одной экономии, которая при численности доброволь­цев около 12 000 чел. не была ощутима, тем более для Шарнгор­ста, обращавшего главное внимание на моральный фактор. Если с устранением наемного начала войско и было освобождено от своих злейших пороков, то все же, пока существовало освобож­дение от кантонной службы, оно составлялось из самых бедней­ших и умственно отсталых элементов населения. Разница между этими элементами и юношеством, увлекавшимся Гете и Шилле­ром, Кантом и Фихте, была так велика, что между ними не могло возникнуть никакого духа товарищества. Отсюда проистекало

всеобщее презрение к военной службе. Воспитанное столетия­ми, оно не могло исчезнуть в течение нескольких лет. Выйти из этого положения можно было лишь созданием кадров доброволь­цев-егерей, которые впоследствии должны были составить шко­лу для подготовки офицеров, недостаток в которых с возрастани­ем войска все более и более чувствовался.

Шарнгорст вполне достиг того морального действия, которо­го он хотел добиться своим воззванием от 3 февраля. Не только образованное юношество с радостью взялось за оружие, но все слои населения приносили значительные жертвы, чтобы снаря­дить тех добровольцев, у которых не было собственных средств, так как образование и состоятельность уже и тогда были совер­шенно различными понятиями. Было вычислено, что доброволь­ные пожертвования для этой цели достигли суммы свыше милли­она талеров. Еще более популярными, чем добровольцы-егеря, были добровольческие корпуса, которые образовывались из граж­дан непрусской Германии. Наиболее известны из них образован­ные майором Люцовым — товарищем Шилля по оружию — люцовские добровольческие отряды. Правда, Шарнгорст относил­ся к ним с не очень большим доверием, быть может потому, что сомневался в военных способностях Люцова, а быть может и по­тому, что он был слишком кадровым офицером, чтобы не отно­ситься несколько недоверчиво к добровольческим формировани­ям. Видимо, люцовцы заслужили своими незначительными дей­ствиями во время войны подобное недоверие, если только это недоверие само не явилось причиной того, что «добровольчес­кие войска», дравшиеся всегда вместе с кадровыми, постоянно отодвигались последними на второй план.