Неизвестно - Ворошильский Венгерский дневник

• Название: Ворошильский Венгерский дневник
• Автор: Неизвестно
• Жанр: Прочая старинная литература

---

Наша гостиница — здание весьма роскошное. Она принадлежала ЦК ВПТ и предназначалась, в основном, для заграничных гостей. Когда группа польских журналистов поселилась в ней, большинство номеров пустовало.

Дирекция гостиницы давно смотала удочки, персо­нал перестал являться на службу, на месте остались только старый портье, истопник (впрочем, котлов он уже не топит) и уборщица (и она не делает уборки).

Вчера вокруг гостиницы начали собираться разно­мастные соседи, которые, видно, живут в далеко не блестящих условиях и справедливо рассуждают, за­чем такому отличному зданию пропадать зря. До штурма, однако, чудом не дошло, всего лишь велись очень спокойные переговоры сквозь застекленные па­радные двери. Потом толпа разошлась, но сегодня со­бралась снова. Нас, когда мы возвращались из города, очень вежливо пропустили.

Портье сегодня был, видать, порешительней, так как, в очередной раз выскочив погреться, я обна­ружил кой-кого из толпы в холле и на лестнице. Еще позже все снова скучились у двери и слушали пылкуюречь какого-то мужчины с трехцветной повязкой. А когда я вышел в последний раз, уже закончив статью,

— ни в холле, ни у двери никого не было.

— Что случилось? — спросил я истопника-слова- ка, с которым мы объяснялись на русско-польско- чешском волапюке.

— Им человек из квартального ревкома сказал: стыдно, мол, перед иностранцами, что, мол, ино­странцы подумают, революция, мол, должна уважать законы... Ну, они собрались и пошли.

Я вернулся в номер и быстро записал эту непо­нятную историю, а за нею наспех и все услышанные за последние дни анекдоты из области права времен Ракоши.

ХРЕСТОМАТИЯ ИЗ ОБЛАСТИ ПРАВА

РАССКАЗ ПЕРВЫЙ

Постановили удалить из столицы непроизводи­тельный элемент, пятнающий ее социалистический облик.

Приходили к старым, одиноким, больным лю­дям, сажали их с вещами в грузовики и вывозили в деревни. Чаще всего оказывалось, что никто из кре­стьян не жаждет принять навязанных властью на­хлебников. Конвойные спешили и не забивали себе головы чепухой. Оставляли своих подопечных и багаж под первой попавшейся ивой и возвращались в город, где их ждали новые подвиги.

Бывало, шел дождь. Бывало, ударял мороз.

РАССКАЗ ВТОРОЙ

Восстание открыло двери камеры. Вышла женщи­на-политзаключенная.

Было ей сто один год. Посадили ее в девяносто шесть. За несдачу госпоставок.

РАССКАХ ТРЕТИЙ

Ему сказали: — Не будем толковать народу о по­литических разногласиях. Сомнения и дискуссии — это не для народа. Скажем, что была измена, — это до­ступно воображению каждого. Партия избрала тебя — ты должен пожертвовать собою для партии. Это страшно, но ты же старый товарищ, разве ты можешь не помочь партии?

Потом ему сказали: — Ты во всем приз^ешься, и мы приговорим тебя к смерти. Приговор не будет приведен в исполнение. Ты сменишь фамилию, по­едешь с семьей в дружественную державу, будешь спо­койно жить и работать.

Когда его вели на виселицу, он вырывался и кричал:

— Мы же не так договаривались!

Это история Ласло Райка.

РАССКАЗ ЧЕТВЁРТЫЙ

В предыдущей истории он был одним из тех, кто воплощал Закон. Он действовал в соответствии с мес­том, которое занимал. Вышестоящие не могли на него пожаловаться. Игра шла по правилам.

Но когда того повели на виселицу — этому вдруг не хватило последовательности. Он запротестовал против нарушения уговора. Его арестовали как дву­рушника и соучастника преступлений повешенного. Спустя годы он вышел совершенно разбитым.

Это история Яноша Кадара.

ВЕЧЕРНИЕ ИЗВЕСТИЯ

За ужином Роман рассказывает о том, как он се­годня был в лагере авошей. Он разговаривал со мно­гими из них: они спокойны и не выражают никаких претензий к повстанцам. Он видел одного авоша, сильно потрепанного толпой и спасенного чуть не в последний момент. Этого человека обвинили в том, что он попросился в попутную машину, потом убил пассажиров, выбросил трупы и поехал дальше. Он до­казывает, что это неправда, ничего он этим людям не сделал, они просто сами вышли из машины. Милиция ведет следствие: окажется виновным — пойдет под суд, а если нет — будет освобожден с соответствую­щим документом. Сейчас уже многих выпускают...

Мы идем с Ханкой в посольство — звонить в Варшаву. По дороге встречаем Кшиштофа.

— Слыхали?

— ?

— Кадар сбежал.

Оказывается, еще вчера вечером, прямо после со­вещания актива новой партии, где Кадар выступал по поручению оргкомитета, он сел с Мюннихом в маши­ну, и след их простыл.

Несколько дней назад Ференц Мюнних сказал: «Единственное, что нам осталось, — с честью погиб­нуть». Видно, передумал. Но Кадар, который исчез буквально через несколько минут после публичного выступления в защиту новой линии? Возможно ли на­нести партии такой удар бессознательно?

— Ну что ж, парень вышел из игры. Видать, надоело.

— А если только садится играть?

Суббота, 3 ноября

ПОЕЗДКА В ПРОВИНЦИЮ

На слегка обшарпанной, но надежной «Варшаве» мы трогаемся на рассвете на северо-запад.

В нашей журналистской команде четверо: Ханка, Марьян, Зыгмунт и я. Еще с нами два дудашевских парня: щербатый добродушный Иштван — это он раз­добыл машину — и шофер Бела, веселый красавчик, похожий на героев итальянского кино. С ним, к со­жалению, мы ни на каком языке не можем объяснить­ся — только от Иштвана узнаём, что Бела работал шофером в ЦК партии.

Время раннее, а город оживлен. Одни сметают с тротуаров осколки стекла, другие чинят трамвайные рельсы, поднимают опрокинутые вагоны. Мимо нас проходят рабочие с сумками через плечо — похоже, на работу, но трудно поверить, что на вчерашний призыв откликнулись так быстро. Мы спрашиваем Иштвана — его, в свою очередь, удивляет наше недо­верие: ясно, на работу!

Мы въезжаем в узкие улочки Буды, поначалу сто­личные, с вывесками и витринами, потом всё скром­ней, но нигде они не напоминают трущоб, какие я ви­дывал на окраинах других столиц. Мягко и незаметно улица переходит в шоссе, окаймленное рядами осен­них, заиндевелых, но еще зеленеющих буков и дубов.

Нас охватывает внезапное веселье, будто мы пере­секли не только границу города, но и границу невыно­симого нервного напряжения, в котором прожили не­сколько долгих, как годы, дней. Спокойный, скучно­ватый, политически не окрашенный сельский пейзаж вдруг высвободил неудержимую потребность забыть о тяжкой истории, свидетелями которой мы являемся, отдаться более светлым, более легким, попросту не­здешним мыслям. Мы перемываем косточки всем в своих редакциях, потом наперегонки рассказываем что ни на есть глупейшие, бородатые анекдоты, наконец Зыгмунт запевает какую-то бессмысленную песенку: «Ой, мамбо, мамбо итальяно...» Больше он слов, ко­нечно, не знает, но нам это не мешает, и мы все под­хватываем: «Ой, мамбо...» Иштван и Бела тоже под­певают.

Тем временем «варшавка» энергично пожирает километры. Мы проезжаем дымящие трубы Татабаньи — знаменитого шахтерского центра, который дал Бу­дапешту в дни восстания одну из самых активных боевых дружин. Делаем круг вдоль узенького озерца Тато и въезжаем на шоссе, ведущее в Комаром — же­лезнодорожный узел на чехословацкой границе.

— «Ой, мамбо, мамбо итальяно...»

Песенка встает колом в горле. Навстречу прибли­жается знакомый рокот. Мы тормозим и съезжаем вправо, прямо под стреху маленькой деревенской корч­мы. Зеленое бронированное чудовище проходит мимо нас и скрывается за горизонтом.

КОРЧМА В АЧЕ

В корчме ничего не достать, кроме хлеба и вина. Но сюда сходятся крестьяне и живущие в деревне ра­бочие комаромских фабрик. Мы едим хлеб, потягива­ем вино, разговариваем.

Как выглядела революция в Аче?

— Как положено. Вышли на демонстрацию, орга­низовали комитет. Стрельбы не было. И до сих пор полное спокойствие.

Мы спрашиваем про коммунистов. Их тут, конеч­но, хватало — больше сотни. Вот порядочных почти не было. И десятка не наберешь. Эти в ревкоме. А остальные? А чего, сидят себе тихо.

Колхоз? Колхоз в деревне есть. Еще не распусти­ли. Но мужики не хотят колхоза. Дождутся разреше­ния правительства и распустят.

А чья раньше была земля? Графская. Ну, эти уже не воротятся, такого никто не допустит.

— А если бы попробовали?

Крепкий, кряжистый мужик в домотканной куртке поднимает кулак:

— Тогда второе восстание устроим!Об этом большом промышленном городе в северо­западной Венгрии мы еще в Польше наслышались са­мых фантастических вещей. Говорили, будто его за­хватили прибывшие из Австрии отряды хортистов и создали крайне правое автономное правительство во главе с фанатичным монахом-капуцином...

По всему городу искали мы этих хортистов и ка­пуцина. Ни следа. Единственные пришельцы из Австрии — страшно самоуверенные корреспонденты второстепенных западных агентств. Так мы и не поня­ли, они ли выдумали облетевшую мир сенсацию.