Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Т.3. Грабители морей

• Название: Собрание сочинений. В 4-х т. Т.3. Грабители морей
• Автор: Луи Жаколио
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1993
• ISBN: 5-85255-312-3, 5-85255-309-3

Фабула «Грабителей морей», как и других романов Луи Жаколио (1837–1890), основана на исторических фактах.

Это — история одного пиратского общества, созданного в Лондоне в конце XVIII века. Пользуясь всеобщей смутой и благодаря недюжинным способностям своих главарей, преступное общество разрослось в могучую организацию, объединявшую разбойников многих стран. Оно имело свой флот, армию, которые не только нападали на мирных купцов, но отваживались вступать в бой и с регулярными войсками.

Европейские правительства должны были приложить немало усилий, чтобы справиться с неумолимым грозным врагом и раскрыть эту преступную организацию.

В «Грабителях морей» автор расследует казалось бы фантастическую, а на самом деле достоверную историю пиратов XVIII века.

Иллюстрации Г. Кателли.

---

Возвратясь на свой бриг, Ингольф на палубе был встречен Надодом, который ждал его с нетерпением. Красноглазый тоже собирался дать битву всему благородному и великодушному в Ингольфе, и не был при этом уверен в победе. А между тем победы он жаждал всей своей преступной душой, чтобы утолить свою ненависть к Бьёрнам. Другой же такой возможности больше уже могло и не представиться. Вместе с тем Надод в случае успеха предприятия получал и прощение за все свои преступления, а с этой амнистией и с миллионами, награбленными в Розольфсе, негодяй рассчитывал вновь появиться в обществе, высоко держа свою преступную голову, над которой давно был занесен топор палача. В случае неудачи Надод решился хладнокровнейшим образом убить Ингольфа и, приписав его смерть розольфцам, воззвать к матросам брига о страшной мести обитателям замка.

Настала одна из прекраснейших полярных ночей. На небе засияли мириады звезд, отражаясь золотой пылью в темных водах фиорда. Теплый ветер, пропитанный острым ароматом моря, тихо колебал высокую траву скога, в которой стоял смутный сонный гул уснувшей природы — жужжание насекомых, шелест листьев, ропот ручейков среди мха, а в ветвях трепетнолистной осины заливался северный соловей, прерываемый по временам громким, нескладным кваканьем болотных лягушек.

Вдруг по всем окрестностям замка громко прокатился рокот норвежской военной трубы, созывавшей всех розольфских моряков, рыбаков и вассалов на защиту замка.

Надод не понимал значения этих звуков, но тем не менее сердце у него сжалось от недоброго предчувствия. Он и без того уже был встревожен тем, что Ингольф слишком долго, по его мнению, не возвращается.

Но вот на берегу раздались чьи-то быстрые шаги. От пристани отделилась шлюпка и направилась к бригу… Это возвращался капитан.

— Я запоздал, — сказал Ингольф своему товарищу, вступив на палубу, — но там, в замке, случилось важное происшествие. Пойдем ко мне в каюту, я тебе все расскажу. Эй, господин Альтенс! — позвал он мимоходом своего помощника.

— Я здесь, мой командир.

— Всех людей — на места, да втихомолку приготовьте все к сражению.

— Слушаю, мой командир, — совершенно невозмутимо отвечал Альтенс.

В сопровождении Надода Ингольф вошел в свою каюту. Закрыв за собой дверь, пират предложил Надоду стул и сел сам.

— Я хотел с тобой давеча поговорить об одном осложнении. С тех пор дела еще больше ухудшились, предупреждаю тебя.

У Надода перекосилось все лицо, но он ничего не сказал.

Ингольф продолжал:

— Мне кажется, что нам придется отказаться от нашей экспедиции.

Надод все молчал, только огромная волосатая рука его судорожно сжималась.

— Само собой разумеется, что я тут ни при чем, — флегматично говорил капитан, — и что твои замыслы, вероятно, отчасти сделались известными там…

Он не мог продолжать. До сих пор Надод сдерживался, но тут вся его злость прорвалась наружу.

— Очумел ты, что ли, чертов сын? Настоящий ты Вельзевул после этого… Что ты тянешь из меня душу, отчего не скажешь разом, что такое случилось?

Ингольф встал, покраснев от гнева.

— Еще одно слово, и я тебя задушу, — произнес он голосом, в котором звучала холодная решимость.

Надод отскочил и выхватил из кармана пистолет.

— А! Так вот ты как! — вскричал Ингольф и ударом ноги очень ловко вышиб из рук Красноглазого пистолет, который отлетел прочь шагов на десять.

Обезумев от ярости, Надод бросился на капитана, пытаясь ухватить его за горло, но тот сам схватил его за шиворот и за талию, приподнял его с полу, как ребенка, и крикнул:

— Нет, уж это слишком, негодяй! Я тебе этого не спущу и разобью тебя о стену!

Он приподнял Надода еще выше и размахнулся, чтобы исполнить свою угрозу, но тут преступник взмолился жалобным голосом:

— Сжалься, Ингольф, пощади! Если б ты знал, как мне было тяжело услыхать, что мои планы рушатся!

К счастью для этого негодяя, Ингольф был отходчив. Он сейчас же укротился и выпустил Надода.

— Пошел!.. Ты мне просто противен, да и сам я себе противен не меньше, — проговорил капитан печальным голосом. — Два таких бандита, как мы, не могут объясняться между собой как люди… Я, было, и забыл об этом…

Красноглазый был смущен и молчал. Ингольф сидел, низко опустив на грудь голову, и тоже молчал. Наконец он как бы сжалился над Надодом и сказал:

— Раз тебе хочется узнать все поскорее, так знай, что, когда сыновья герцога Норландского пригласили меня в гости, я хотел было отказаться, но в это время вахта заметила на горизонте английскую эскадру. Выйти в море нам нельзя было, поэтому я решил укрыться дня на три или четыре в фиорде… Но уж не знаю, почему — эти ли молодцы, усомнившись в нас, пригласили эскадру или англичане сами нас выследили, но только семь военных кораблей явились в фиорд и стали у входа. Их остановила лишь протянутая вовремя заграждающая цепь. Взбешенный герцог Норландский потребовал, чтобы англичане ушли из фиорда, грозя в противном случае принудить их к тому силой, и завтра у нас будет битва, так как я, разумеется, не мог предоставить розольфцам справляться с англичанами одними своими силами, которых слишком мало, и предложил свою помощь. Разумеется, я должен же был отплатить гостеприимным хозяевам замка за их любезность и за то, что им придется сражаться из-за меня. Когда же англичане уйдут, тогда я снова буду продолжать экспедицию, так как я дал тебе слово, от которого не отступлю.

Надод был изумлен.

Итак, Ингольф все еще не знал, что герцог Норландский и Харальд Бьёрн — одно и то же лицо! Итак, Ингольф не отказывался от экспедиции и твердо помнил данное слово!.. Что же касается англичан, то Надод рассчитывал их удалить, дав им знать, что перед ними не пират, а действительно капитан шведского флота, на что даже есть патент.

Надежда вернулась к Надоду, и он решился взять быка за рога.

— Спасибо за ваше сообщение, дорогой капитан, — начал он мягким голосом, — и простите меня еще раз за безобразное мое поведение, виной которому мой вспыльчивый характер. Я так раскаиваюсь, так сожалею… А теперь позвольте мне указать вам средство отделаться от англичан без битвы. Выслушайте меня внимательно. То, что я собираюсь вам сказать, имеет огромное значение.

— Я готов тебя слушать, — улыбаясь, отвечал Ингольф, — но все-таки замечу, что ведь ты не обошелся без предисловия, а сам же только что на меня рассердился за это.

— Я не стану тебя долго томить, не беспокойся. Ты сейчас мне сам сказал, что не способен изменить данному слову, и я желаю услышать от тебя еще раз это же самое.

— Другому я знал бы, что на это ответить, но так как ты — негодяй, совершенно не понимающий подобных вещей, то я тебе повторяю, что слову своему я не изменю.

— Даже для того, чтобы спасти свою жизнь?

— Даже для спасения собственной жизни.

— Даже для спасения друга, родственника, благодетеля?

— Это еще куда ты гнешь?

— Отвечай!

— Странная настойчивость.

— Ты сам говоришь, что тебя ничто не заставит изменить своему слову.

— Разумеется, ничто. Доволен ты теперь?

— Так слушай же, капитан Ингольф. Те люди, которым я уже двадцать лет собираюсь жестоко отомстить, не кто иные, как владельцы замка Розольфсе, Бьёрны, имеющие титул герцогов Норландских.

Ингольф был поражен как громом. Несколько минут он стоял, безмолвный от ужаса.

— Герцог Норландский, — проговорил он наконец сдавленным голосом. — Герцог Норландский!.. Сыновья которого рисковали жизнью, чтобы нас спасти!

Затем он вдруг опять вспылил и вскричал с гневом:

— Этого не может быть! Таких гнусностей не бывает. Ведь ты же просто пошутил, да? Ну, Надод, не терзай меня, это нехорошо. Бывают мерзости, но все же не такие… Ты только подумай: отнять жизнь у тех, кто нам спас жизнь!.. Ведь это чудовищно!..

Но Красноглазый холодно молчал, Ингольф понял, что он не шутит, и продолжал просящим, ласковым голосом:

— Вот что, Надод: я умру от невыносимого презрения к самому себе, если совершу эту гнусную измену. Послушай, откажись от экспедиции.

— Нет, я не могу, — сухо отвечал негодяй. — Я двадцать лет только и ждал, только и дышал этой мечтой. Взгляни на меня, погляди на мое обезображенное лицо, на мой отвратительный, ужасный глаз… Ведь я — урод, на которого никто не может взглянуть без крайнего отвращения. И кому я всем этим обязан? Им, этим Бьёрнам.

— Но они нас спасли!

— А меня погубили.

— Олаф и Эдмунд невинны. Они тут ни при чем.

— Мои родители, умершие от горя, тоже были ни в чем не повинны. Пощадил ли их Харальд? Ты думаешь, моя главная цель — убить старого герцога? Вовсе нет: он и так уже стар, ему все равно жить недолго. Нет, я хочу уничтожить весь их проклятый род, я хочу, чтобы старый герцог ползал у моих ног, моля о пощаде для своих сыновей, и все-таки не получил бы ее… Я поклялся это сделать, а ты дал слово мне помогать.