Геннадий Алексеев - Стихотворения

• Название: Стихотворения
• Автор: Геннадий Алексеев
• Жанр: Поэзия

Генна́дий Ива́нович Алексе́ев (18 июня 1932, Ленинград — 9 марта 1987, там же) — русский поэт, прозаик, художник, один из основоположников российского верлибра.

Окончил Ленинградский инженерно-строительный институт (ЛИСИ) (1956) по специальности архитектура. С 1956 до 1960 г. работал архитектором в проектном институте Ленгипрострой. С 1960 учился в аспирантуре ЛИСИ, защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата технических наук по теме «О художественном синтезе современной советской архитектуры и монументально-декоративной живописи» (1965). Преподавал историю искусства и введение в архитектурное проектирование на архитектурном факультете ЛИСИ, будучи доцентом (1975) кафедры теории и истории архитектуры. C 1952 г. участвовал в выставках как живописец и график, с 1953 г. писал стихи. Несколько сборников Алексеева распространялись в самиздате в начале 1960-х гг. С 1962 г. стихи Алексеева время от времени публиковались в ленинградских периодических изданиях. В 1969 г. Геннадий Алексеев подготовил первый сборник своих стихов, на который написал внутреннюю (по заказу издательства) рецензию Иосиф Бродский:

Главный эффект, производимый верлибром <Алексеева>, — это чудо обыденной речи. <…> Мы видим доселе не замечавшуюся нами пластику обыденных оборотов, их своеобразную гармоничность, и тем самым наше отношение к словам, к собственной ежедневной речи и сама эта речь углубляются.

Книга Алексеева «На мосту» пролежала, однако, в издательстве семь лет и вышла только в 1976 г. При жизни автора вышли ещё три книги стихов, в том числе сборник «Обычный час» (1986), иллюстрированный им самим.

Единственный роман Геннадия Алексеева «Зелёные берега» был издан посмертно (1990). В этой книге автобиографический пласт сочетается с причудливой фантасмагорией, переносящей рассказчика в 1908 год.[1]

---

Облака

1.

Хорошо,
когда июнь еще в начале
и лето не запаздывает.
Хорошо,
когда день ветреный
и — солнце.
Хорошо,
когда округлые упитанные облака
быстро летят к горизонту
и там долго толпятся —
дальше их почему-то не пускают.
Хорошо,
когда молоденькая осина
тянется за облаками всем телом
и просит: возьмите,
возьмите меня с собой!
Мне очень хочется туда,
где горизонт!

Но ее не берут,
и это тоже хорошо —
пусть подрастет.

2.

Предаваясь погоне за облаками,
нельзя забывать о следующем:
утренние облака
легки и подвижны,
а вечерние
тяжелы и медлительны.

Настигнутое вами облако
попытается защищаться,
имейте это в виду.

Пойманные облака
немедленно выпускайте,
не томите их в неволе.

И снова,
снова ловите
летящие вдаль облака,
не ленитесь!

3.

Привлекают внимание
облака странных очертаний
и цвета, не поддающегося описанию.
Приводят в умиление
юные утренние облака,
неопытные и трогательно застенчивые.
Вызывают восторг
грандиозные вечерние облака,
громоздящиеся над притихшем морем.
Внушают опасение
мрачного вида облака,
кого-то поджидающие на горизонте.
Полуденная зрелость облаков,
степенно проплывающих над городом,
вселяет уверенность и спокойствие
в сердца неуверенных и беспокойных.

4.

Сегодня насчитал я сорок пять
внимания достойных облаков —
пятнадцать светлых
и двенадцать темных,
и двадцать восемь
темных только снизу,
а сверху светлых,
нежных и приятных
на ощупь.

Облака считая,
провел я годы лучшие.
Как славно,
что не были безоблачны они!

Были земля и небо

Были
земля и небо.
Были
человек и птица.

Земля простиралась над небом
и была хороша.
Небо размещалось над землею
и было бездонным.
Человек стоял на земле
и был с ружьем.
А птица летала в небе
и была счастлива.

Человек, прицелясь,
выстрелил в птицу.
Птица камнем
упала на землю.
Земля покрылась
птичьими перьями.
А небо от выстрела
раскололось пополам.

Поди теперь докажи,
что земля и так была замусорена,
что небо издревле было с трещиной,
что человек не был слишком жесток,
а птица была неосмотрительна!

Попробуем склеить небо
и воскресить птицу.
Попытаемся обезоружить человека
и подмести всю землю.

О, если бы это удалось!

Ведь тогда
до скончания веков
в синем бездонном небе
летала бы белая счастливая птица
и на прибранной, чистой земле
стоял бы человек
без ружья!

Черная корова

По полю скачет
черная корова,
задравши хвост.
По травам скачет
резвая корова
и по цветам —
по кашке,
по сурепке,
по ромашкам,
по незабудкам
и по василькам.

По лесу скачет
черная корова
во весь опор.
По кочкам скачет
странная корова
и по кустам,
по пням,
по мхам,
по вереску,
по клюкве
и по чернике.

По небу скачет
шалая корова,
по облакам.
Галопом скачет
шустрая корова,
и хоты бы что!

Коровий хвост,
как черный флаг пиратский,
грозит бедой —
разбоем и убийством.

Ты что рехнулась
глупая корова?
Уймись!

Ялта

Лестницы, крыши, балконы, веранды,
киоски, вывески, белье на веревках,
парни, девицы, старики, ребятишки,
голуби, чайки, воробьи, вороны,
кошки, собаки, катера, теплоходы,
пинии, платаны, магнолии, кипарисы,
фонари, скамейки, троллейбусы, такси,
персики, сливы, арбузы, помидоры —
все смешалось
в подоле у большого
синего моря.

Запускаю руку в подол
и вытаскиваю из него
то румяный лохматый персик
с зеленым листочком,
то желтый спасательный катер
с флажком на корме,
то круглую шишку кипариса
с удивительным запахом,
то старинный деревянный балкон
с затейливой резьбой,
то юную красавицу
в прозрачном комбинезончике
и туфлях на тончайшем
высоком каблуке —
словом,
что попадется.[3]

Белый теплоход

Когда огромный теплоход
уходит в море,
становится как-то грустно.
Лучше бы он не уходил.
Когда огромный белый теплоход
входит в порт,
становится радостно.
Наконец-то он вернулся!
Когда красавец теплоход
долго стоит в порту,
становится слегка досадно —
почему он никуда не плывет?
Когда же его долго нет,
возникает тревога —
куда он запропастился?
Вдруг его погубил шторм
где-нибудь у берегов Индии?
Или он наткнулся на айсберг
невдалеке от Исландии?
Или его занесло на мель
у Канарских островов?
Но вот он снова входит в порт,
все такой же белоснежный
и величественный.
И я говорю ему:
— Здравствуй!
Хорошо ли поплавал?

Счастливчик

Плавая
у подножия величавых скал
и глядя снизу
на тела пролетающих чаек,
трудно удержаться от соблазна
и не вообразить себя
чуть-чуть счастливым.
Я и не удержался.

Потом я осмелел
и даже вообразил себя
вполне счастливым.
Мне это удалось.

А после я совсем обнаглел
и попытался представить себе,
что я безмерно,
безумно,
безоглядно счастлия.
И у меня это тоже
получилось неплохо.

Ощеломляюще,
оглушающе,
обезоруживающе счастливый,
долго я плавал около скал,
и чайки,
завидя меня,
вскрикивали от изумления.

Морские заботы

У моря
свои заботы.

Морю надо биться о скалы,
веками надо биться о скалы,
окатывая их белой пеной,
подтачивая их.

Морю надо качать корабли,
усердно, подолгу качать корабли,
накреняя их то влево, то вправо,
вздымая то нос, то корму.

Море должно шуметь и сердиться,
и брызгаться, и развлекать ребятишек,
выбрасывая на мокрую гальку
зазевавшихся крабов.

Мне бы, признаться,
морские заботы!

Уж я бы тогда
побился о скалы
Уж я бы тогда
покачал корабли!
Уж я бы тогда
швырял на камни
огромных кальмаров
и осьминогов,
а также остатки старинных
галер,
каравелл,
галеонов,
фрегатов
и бригов!

А крабы —
эка невидаль!

И вдруг — о чудо! -

И вдруг —
о чудо! —
вдруг она возникла
со мною рядом
на скамейке под каштаном
в потертых джинсах,
в желтой безрукавке,
с руками тонкими,
с огромными глазами,
в которых отражались кипарисы
и небо блеклое
(неяркий был денек).

— Откуда вы? —
воскликнул я в сметенье. —
Откуда вы?
Уму непостижимо!

Она ответила:
— Оттуда же, поверьте,
откуда я и раньше возникала, —
из той манящей бесконечной перспективы,
которую вы любите,
я знаю,
чуть больше, чем меня,
но я не злюсь —
любите ради бога
бесконечность!

И я,
склонясь,
поцеловал ей руку
на старой облупившейся скамейке
под величавым царственным каштаном,
глядевшим сверху
на нее и на меня
с улыбкой доброй
и немного снисходительной.
— Я тороплюсь, — она сказала
и исчезла.
— Куда же вы? —
я закричал ей вслед.

Издалека донесся ее голос:
— Туда же,
все туда же,
в перспективу,
которую вы любите
так страстно!

— Какое дивное созданье! —
произнес
поблизости стоявший кипарис,
не проронивший за три года
ни словечка.

Сцилла и Харибда