Владимир Герлах - Изменник

• Название: Изменник
• Автор: Владимир Герлах
• Издательство: Издатель Словохотов А.А.
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-9903041-9-2

…Мемуарная проза. Написано по дневникам и записям автора, подлинным документам эпохи, 1939–1945 гг. Автор предлагаемой книги — русский белый офицер, в эмиграции рабочий на парижском заводе, который во время второй мировой войны, поверив немцам «освободителям», пошёл к ним на службу с доверием и полной лояльностью. Служа честно в германской армии на территории Советского Союза, он делал всё, что в его силах, чтобы облегчить участь русского населения. После конца войны и разгрома Германии, Герлах попал в плен к французами, пробыл в плену почти три года, чудом остался жив, его не выдали советским властям.

Предлагаемая книга была написана в память служивших с ним и погибших, таких же русских людей, без вины виноватых и попавших под колёса страшной русской истории. «Книга написана простым, доступным и зачастую колоритным языком. Автор хотел, чтобы читатели полностью вошли в ту атмосферу, в которой жили и воевали русские люди. В этом отношении она, несомненно, является значительным вкладом в историю борьбы с большевизмом». Ценнейший и мало известный документ эпохи. Забытые имена, неисследованные материалы. Для славистов, историков России, библиографов, коллекционеров. Большая редкость, особенно в комплекте.

---

Максим упал на колени и заревел медвежьим ревом: «Товарищ комендант, я не партизан! Меня эти гады силой забрали, с острова теперя бежал окончательно… сил моих больше нету! Что они сволочи там делают! За что зарезали переводчика… Володьку? Что он им, сердяга, сделал? Такой мягкий, добрый парнишка! Мне так хорошо помогал больных закапывать! А! Красников своим ножиком его, как овцу зарезал! В болото бросил… а Андрюха и Федька ему гаду помогали и потом его имущество поделили и Федька скороходы переводчика заимел! Ой… не серчайте… это же не я… пусть Бог меня накажет, если я к этому злодейству руку приложил! Помилуйте… не буду больше… мобилизовали же!»

Галанин вскочил, бросился к Максиму, за бороду поднял его на ноги: «Ты — партизан! Что ты врешь? говори… говори… всю правду! а то тут тебе и смерть!» Бледный, трясущейся рукой он рванул кобуру, вытащил маузер и ткнул им медведя в грудь: «Говори, сволочь! За что вы убили моего переводчика? Или нет… молчи… идем ко мне… там все расскажешь! Но помни! будешь врать — убью как собаку!» Схватил за рваный воротник полушубка Максима, вытолкнул его из кабинета в приемную, оттуда во двор и уже выходя коротко бросил испуганной, дрожащей Вере: Никому ни слова! Слышите? Пусть Кирш немедленно вызовет ко мне Шаландина, но и ему ничего не говорите, пусть немедленно идет ко мне! Если другие будут знать — значит вы меня предали!.. идите скорее».

Потащил Максима через двор к себе на квартиру… Вера смотрела вслед… случилось что-то ужасное! Еременко зарезали партизаны! Галанин все узнает о ней от Максима, об этих мешках! Уже догадывается, как он на нее посмотрел, когда сказал: «значит вы меня предали»… но она никогда его не предавала… разве предательство заключается в том, что она помогла больным и раненым? За что он был с ней такой жестокий. Если бы он заглянул ей в сердце, он бы увидел… и простил ее!

***

Вера продолжала свою работу в канцелярии, принимала посетителей, рассеянно переводила Киршу, писала наряды. Видела, как прошел торопливо Шаландин с Жуковым, с бьющимся сердцем смотрела как они скрылись в домике Галанина… машинально терла виски… болела голова, и с ужасом думала об ужасной смерти Еременко… вспоминала его, веселого, озабоченного, когда он прощался с ней перед тем как сесть в телегу с Жуковым, его последние слова: «До свиданья, Вера Кузьминична… верю, что встретимся скоро в другой обстановке, в освобожденной России…» Теперь он лежал зарезанный этим зверем Красниковым где то в вязкой и грязной тине болота… партизаны убили его, пришедшего к ним с открытым сердцем… она об этом знала и давно уже одобряла молча его героическое решение! Она вспомнила всех замученных партизанами прежде и в особенности Нину, ее отца и сына! И это сделали люди, которым она помогала; рискуя своей жизнью доставала им медикаменты! Это не были люди, а жестокие звери! Не герои, борющиеся за освобождение народа, а трусливые подлые преступники мучающие и убивающие всех и даже своих друзей… все. и папаша и Исаев и Красников! И Галанин был тысячу раз прав, когда он называл бандитами, тех которые под личиной партизан грабили и убивали! И они будут наказаны советской властью, когда этот город и район будут освобождены!

С этими мыслями она выслушивала просьбы посетителей, переводила Киршу, который вернулся от Галанина с неподписанными бумагами: «Придется отложить… Лейтенант Галанин занят у себя с каким-то крестьянином, советуется с Шаланди-ным, просил его не беспокоить… нечего делать, придется обойтись без него, фрейлейн Вера, и проявить инициативу! Я думаю, решим так… дадим! Это ведь не так много, как вы думаете?» Проявляли инициативу и давали… Вера выписывала наряды, Кирш подписывал не читая, работа пошла скоро и к обеду приемная опустела…

Кирш попрощался и ушел: «До половины третьего. Идите и вы… отдыхайте… сегодня вы плохо выглядите… бледная… смотрите, не простудились ли вы? Весна — самое опасное время года! мне будет очень неприятно, если такая красивая девушка заболеет… берегите себя!» Любил ее и за ней ухаживал осторожно и смешно… чтобы быть на вид моложе, красил себе усы… забывал понемногу жену и детей, убитых во время бомбежки, и чувствовал себя в самом деле молодым и сильным!

Только он ушел, прибежала Шурка: «Ты еще не ушла? я рада, Выгнал меня мой Галанин! Они там этого партизана допрашивают… я около двери подслушивала! Интересно ведь как! такие ужасы! такие ужасы! Я и не заметила как он вдруг к двери подошел и с размаху ее открыл! Она по голове как ахнет! видишь, какую шишку набил! Накричал, на кухне Степу поставил с автоматом, приказал никого не пускать, а мне убираться и молчать! А у меня суп ведь кипит! прошу спасти хоть мясо и слушать не хочет, орет: «Чтоб духу твоего не было! Знаю я тебя — всюду свой нос суешь! Степан, гоните ее в шею! и ушел.

Степа меня тогда вежливо честью попросил, не ругался, не гнал в шею, только просил… уговорил… подчинилась и ушла… ой лоб болит! где у тебя тут вода? примочить маленько!» У рукомойника долго мыла и мочила большую синюю шишку посреди лба, терла румяные щеки и смеялась: «Меня Степа потихоньку совсем незаметно в щечку поцеловал, приятно усиками своим пощекотал, губы у него мягкие и горячие… целоваться, нахал такой, умеет не плохо!»

Вера смотрела на нее и невольно тоже смеялась: «Ну, что же ты слышала? какие ужасы?»

— «Нельзя мне говорить! Галанин грозился меня выпороть! так и сказал: «Будешь болтать, задеру тебе юбку! и выпорю; даром, что ты девка уже взрослая!» Ха! Ха! бесстыдник этакий! Ну ничего… не боюся его! тебе только одной расскажу! Ты, ведь, меня не выдашь?

Слушай: Этот медведь партизан оказался самый настоящий, с острова, — он у них там санитаром! силой заставили… ревет, что не хотел… теперь они все собираются бежать… на Гомель! Через три дня! Все подготавливают, двух больных, которые не хотели выздоравливать, ни умирать, забили на смерть… много их, больше ста… а окромя тех, что на острове еще здесь в городе и в районе! Подумай, тут доктор какой то есть и какая-то Котлярова что ли! Им все время лекарствами помогали! Когда Шаландин услыхал, начал ругаться и грозиться, да только Галанин за них горой, говорит что слыхал про мешки какие то и все знает и ничего не видит в этом преступного! Вот этого Максима к примеру, был бы он партизан боевой, убил бы наверняка! Но он санитар, может жить и дальше… Он про какой-то интернационал красный говорил! Чудно! Будто где то там в Швицарии эти интернационалы красные собрались и законы строгие написали, как значит по правилу воевать надо! Долго спорили и кричали, даже войну гражданскую вспоминали, когда они сами себе перед расстрелом могилы копали, пока Шаландин обмяк и подчинился! Говорит что не нужно лишних зверств, хотя на Шульцу все показывал и сомневался! Ну и начали они опять того медведя обхаживать! Тот устал, попросил воды, что бы голос поправить… тут Галанин стукнул меня по голове дверью, сам принес ему водки… хитрый, чтоб тот себе сам язык развязал!.. а потом Степа пришел, меня в щечку поцеловал и под ручки на двор вывел… все! Смотри, Вера, Шубер тащится… ну будет дело! Кажись, доиграются они с Галаниным сегодня в шахматы! Да что с тобой? Какая ты белая! Ты больна?»

Вера тоже пошла мыть и тереть до красноты свои щеки: «Нет ни чего! Пойдем ко мне обедать!» Шурка снова подбежала к окну: «Ну, погнали медведя! А ничего, кажись веселый! Со Степой под руку… ишь шатается от водки! Он, Вера, все беспокоился, что без него землю делить будут! все просил: «Не согласен с ними на Гомель идти… моя землица тута! делить без меня начнут, стану лишенцем! не обижайте меня бедного… хочу жить как эти хермеры, что господин переводчик нам, дуракам объяснял!» Галанин, ясно, не дурак, все ему, медведю наобещал, тот и выдал все тайны партизанские! Ой идет сюда! отец мой нареченный… смотри, Вера, ему ни слуху ни духу! а то он нас с тобой вдвоем еще выпорет… он на все способен!»

Галанин вошел, веселый, удивился, что Вера еще не ушла, тоже заметил ее бледность: «Вы чертовски бледны сегодня, Вера, понимаю — эта ужасная смерть Еремен-ки… Это страшное несчастье… вот вам и ваш народ русский показывает себя… но ничего… мы их всех поймаем, этих бандитов… преступники понесут заслуженное наказание! Пощады никому не будет… кроме санитаров и сестер милосердия, или, как вы их называете, медсестер!.. тех пальцем не трону и не позволю их обижать! Ведь они вместе с… доктором… исполняли только свой долг милосердия… Помните, как говорила ваша тетя Маня: «Нет перед Богом ни немцев, ни русских, все они равны в своих грехах и своих добрых делах… и поэтому правы те, которые лечат больных и умирающих… и звери те, кто своих больных убивает! а зверей нужно уничтожать, как бешенных собак! А ты, шпион в юбке! Получила по лбу! покажи ка! ну это ничего… до твоей свадьбы заживет! Как будто что-то намечается… что-то где-то я подметил! Иди! вари суп!»