Евгений Габуния - На исходе ночи

• Название: На исходе ночи
• Автор: Евгений Габуния
• Издательство: Литература артистикэ
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1987

Заглавная повесть книги посвящена борьбе сотрудников органов госбезопасности с уголовно-политическими антисоветскими бандами, действовавшими в Молдавии в первые послевоенные годы. В своей работе автор использовал материалы из архива КГБ МССР, а также беседы с чекистами — непосредственными участниками событий.

Повести «Когда цепь замыкается» и «Ангел пустыни», а также рассказ «Талон к врачу» посвящены ответственной, полной опасности деятельности работников милиции. Обе повести отмечены дипломами на Всесоюзных литературных конкурсах MBД СССР и Союза писателей СССР.

Свои впечатления от поездок со Англии и Испании Евг. Габуния отразил в путевых заметках.

---

— Хорошо у вас, товарищ прокурор, красота!

— Завидуешь? Напротив, дорогой, не сладок прокурорский хлеб. Вот жалуются на вас, товарищ следователь, а мне — отвечай.

— Жалуются? Интересно…

— Вот именно… Звонили из Кишинева, вызывают тебя в прокуратуру. С материалами по делу Крауса.

Кауш прочитал в глазах прокурора сочувствие. Однако тот больше ничего не сказал.

«ВОЗОБНОВИТЬ И ОБЪЕДИНИТЬ…»

Должность начальника следственного управления в прокуратуре республики если не самая трудная, то самая беспокойная. К нему стекаются запутанные, представляющие особую сложность дела. Дел таких хватает, как хватает и забот, с ними связанных… Кауша приняли не сразу. Пришлось подождать в тесной приемной. Наконец дверь кабинета отворилась, и из нее вышла небольшая группа людей. Кауш наметанным глазом безошибочно определил: «Свои, районщики».

Алексею Николаевичу Столярову, «главному следователю прокуратуры», как иногда между собой называли начальника управления юристы, не было и сорока, однако он выглядел старше своих лет. Каушу не приходилось с ним раньше встречаться, если не считать той короткой встречи в кабинете прокурора республики. Столяров перебирал бумаги в папке. У него было полное округлое лицо, толстые губы, какие принято считать признаком доброты, высокий, с залысинами, лоб, усталые, и опять же добрые, глаза за стеклами очков. Столяров нашел документ, который искал, и передал Каушу.

— Прошу ознакомиться, — произнес он мягким голосом.

Кауш взял лист, весь исписанный черными чернилами. В левом уголке краснела размашистая резолюция: «Разобраться и доложить». Он сразу узнал хорошо знакомую подпись прокурора республики. Едва взглянув на черные, торчащие вкривь и вкось буквы, Аурел понял, что писал человек, не привыкший держать в руках перо. Однако почерк был разборчив, фразы построены довольно правильно; вместе с тем письмо изобиловало множеством грубейших орфографических ошибок, порой затрудняющих понимание его смысла. Внизу листка стояла подпись Петера Крауса. Он жаловался прокурору на то, что следствие слишком затянулось, сначала его обвиняли в незаконном хранении огнестрельного оружия, потом в убийстве Суховой, в котором он признался, а теперь вот «клеят» какого-то Зильберштейна. У этого зубного техника он действительно вставлял зубы, расплатился и больше его никогда не видел. Краус требовал скорейшей передачи дела в суд, грозил объявить голодовку и даже покончить жизнь самоубийством.

Кауш еще раз внимательно перечитал жалобу. О том, что Крауса обвиняли в убийстве Розы Зоммер, не говорилось ни слова.

— Жаловаться — его право, — сказал он.

— А наша обязанность — разобраться, не так ли?

Кауш хотел ответить, что именно так, но в кабинет без стука вошел невысокий лысоватый человек. На улице его можно было бы принять за скромного бухгалтера или агента госстраха, однако среди юристов и оперативников Яков Михайлович Гальдис пользовался репутацией настоящего аса следствия. Прокурор-криминалист Гальдис занимался особо опасными преступлениями против личности, а его узкой, так сказать, специальностью было расследование самых тяжких из них — убийств.

— Тебя-то мы и ждем, Яков Михайлович, заходи, — приветствовал его Столяров.

— Я уже здесь, куда же заходить, — отвечал тот, усаживаясь напротив Кауша у небольшого столика. — Слушаю тебя внимательно.

— Не меня послушай, а товарища Кауша. Все по тому делу, Розы Зоммер, помнишь? Мы его на особом контроле держим. Сейчас оно приостановлено… Впрочем, — добавил Столяров, — я выразился неточно: переплелось здесь несколько дел… клубок, словом.

Телефон на столе зазвонил требовательно и нетерпеливо, вызывала междугородная. Это был уже второй или третий звонок за время, что Кауш находился в кабинете, но те переговоры были краткие, а на сей раз разговор предстоял обстоятельный. Положив наконец трубку, Столяров виновато произнес:

— Вот что, ребята, у меня потолковать не удастся. Не дадут. Давайте-ка у Якова Михайловича все обмозгуйте, а потом он мне доложит. Так лучше будет.

В маленьком кабинетике Гальдиса было уютно и тихо. Черный телефонный аппарат не проявлял признаков жизни. Прокурор-криминалист, к удивлению Кауша, до подробностей помнил дело Розы Зоммер. Знал он, правда лишь в общих чертах, и дело об убийстве Суховой, поскольку в прокуратуру поступило оперативное донесение из района. Гальдис раскрыл коричневую папку, привезенную следователем, и погрузился в ее изучение, изредка задавая вопросы. Особенно его заинтересовали показания Галины Величко:

— Похоже, что Краус готовил себе алиби, не очень искусно, но все-таки… Расчет простой: посмотрят оперативники наряды, убедятся, что работал Краус в тот день, поливал груши-яблони, — и дело с концом. Логично… с точки зрения преступника, который ни во что не ставит наши органы охраны правопорядка. — Он помолчал, снял очки, тщательно протер и водрузил на свой крупный мясистый нос. — Так вы говорите, товарищ Кауш, что между отцом девочки и Краусом что-то произошло. Очень любопытно. Но что именно? Здесь может быть ключ всего. Да и это подчеркнутое участие Крауса, причем после ссоры, в розыске девочки, в похоронах… Не маскировка ли, да еще умелая?

— А вдруг совесть заговорила? — неуверенно предположил Кауш.

— Совесть? О какой совести вы говорите? Если бы у этого подонка была совесть, он бы не убил пожилую женщину. О девочке я пока не говорю. Это нам еще предстоит — доказать или отбросить обвинение. Да, кстати, этого Крауса разве не допросили в свое время и связи с убийством Розы? Я что-то не вижу протокола.

— В том-то и дело, Яков Михайлович, что тогда не допросили. Был вне всяких подозрений.

— Вне подозрений только жена Юлия Цезаря. Надеюсь, вы изучали древнюю историю, уважаемый товарищ младший советник юстиции, — тоном наставника произнес прокурор-криминалист. Кауш не понял, шутит он или говорит всерьез. — Однако, как говорят французы, вернемся к нашим баранам. Жалуется, значит, ваш подопечный, смотри какой нетерпеливый. Нервничает. А может, Мировский где-то и перегнул, а? Собственно говоря, мы весомыми уликами против Крауса по делу зубного техника не располагаем. К сожалению. Да и по делу Зоммер тоже. На случайную удачу, признание рассчитываем. Как блатные выражаются — на пушку берем.

Перечитывая исписанный черными чернилам лист бумаги, Гальдис задержал на нем внимание дольше, чем в первый раз. Не выпуская его из рук, он медленно размышлял вслух:

— А ведь Краус этой жалобой почти выдал себя. Обратите внимание — ни слова не пишет о том, что ему «клеят» среди других и дело Розы. Случайна ли такая забывчивость и забывчивость ли это? Своим неупоминанием он как бы подчеркивает преступление, о котором не хочет говорить. Психологически это объяснимо: под суд торопится. Надеется, и не без основания, что за Сухову ему «вышку» не дадут. Он где сейчас, в СИЗО? Пусть посидит. Рано его еще в оборот брать, не готов. Да и нам следует капитально подготовиться. Надо передопросить всех свидетелей по делу Зоммер, что-то новенькое может появиться. Мы еще встретимся, и не раз, товарищ Кауш.

Аурел распрощался и уже закрывал за собою дверь, когда Гальдис его задержал:

— Чуть не забыл. Пора, товарищ Кауш, возобновить дело по факту убийства Розы Зоммер и объединить его в одном производстве с делом Суховой. Пришло время. В самый раз.

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ. ДЕНЬ СМЕРТИ

Члены оперативно-розыскной группы по камешку воздвигали здание обвинения. Оно росло медленно, мучительно медленно, как казалось Каушу. В его основании еще зияли пустоты, заполненные лишь предположениями и подозрениями. Одна из пустот заполнилась после длительной переписки и наведения различных справок. Удалось наконец разыскать архив трибунала, который судил Крауса. В ответ на запрос пришла копия приговора:

«Краус П. Т., уроженец села Баден Одесской области, осужден по статье 58-а УК РСФСР к 25 годам лишения свободы. Подсудимый, находясь на территории, временно оккупированной немецко-фашистскими захватчиками, вступил добровольно в вооруженный отряд «Зельпшуц»[15]. Проходил военную подготовку. Охранял село от партизан, задерживал подозрительных для оккупантов лиц. С апреля 1942 г. по 1943 г. задержал 9 человек, подозреваемых в принадлежности к партизанам, доставил их в сельуправу, избивал, судьба их неизвестна. Весной 1943 г. арестовал жителя села Броунагеля за несдачу продуктов немецкой армии, посадил его в подвал, где жестоко избил. Краус П. Т. выезжал в соседние села, где отбирал продовольствие у крестьян. В январе 1944 г. в Одессе охранял склады, политическую тюрьму, патрулировал улицы, задержал 8 граждан по подозрению в принадлежности к отряду партизан, доставил их в комендатуру; судьба их неизвестна. В феврале 1944 г. дал подписку быть негласным сотрудником полевой полиции и сообщать сведения о настроениях немцев — граждан СССР, мобилизованных в немецкую армию. По его доносам было арестовано 2 солдата. Судьба их неизвестна…»