Мо Янь - Большая грудь, широкий зад

• Название: Большая грудь, широкий зад
• Автор: Мо Янь
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-367-02653-5

«Большая грудь, широкий зад», главное произведение выдающегося китайского романиста наших дней Мо Яня (род. 1955), лауреата Нобелевской премии 2012 года, являет собой грандиозное летописание китайской истории двадцатого века. При всём ужасе и натурализме происходящего этот роман — яркая, изящная фреска, все персонажи которой имеют символическое значение.

Творчество выдающегося китайского писателя современности Мо Яня (род. 1955) получило признание во всём мире, и в 2012 году он стал лауреатом Нобелевской премии по литературе.

Это несомненно один из самых креативных и наиболее плодовитых китайских писателей, секрет успеха которого в претворении грубого и земного в нечто утончённое, позволяющее испытать истинный восторг по прочтении его произведений.

Мо Янь настолько китайский писатель, настолько воплощает в своём творчестве традиции классического китайского романа и при этом настолько умело, талантливо и органично сочетает это с современными тенденциями мировой литературы, что в результате мир получил уникального романиста — уникального и в том, что касается выбора тем, и в манере претворения авторского замысла. Мо Янь мастерски владеет различными формами повествования, наполняя их оригинальной образностью и вплетая в них пласты мифологичности, сказовости, китайского фольклора, мистики с добавлением гротеска.

«Большая грудь, широкий зад» являет собой грандиозное летописание китайской истории двадцатого века. При всём ужасе и натурализме происходящего это яркая, изящная фреска, все персонажи которой имеют символическое значение.

История, которую переживает народ, отличается от официальной истории. А литература не история, это художественный способ объяснить какие-то вещи.

Мо Янь

---

После эмоционального выступления комиссара, которое было адресовано собравшимся жителям деревни, солдаты подняли винтовки и передёрнули затворы. Командовал ими комиссар. В тот самый момент, когда пули уже должны были вылететь из стволов, вперёд выпорхнула Линди в белоснежном одеянии. Казалось, она парит над землёй, подобно небожительнице.

— Птица-Оборотень! — вырвалось у кого-то.

В памяти присутствующих ожили чудесные деяния и её овеянная легендами история. О немом словно позабыли. Пританцовывающая перед толпой, как журавль на болоте, Птица-Оборотень была прекрасна как никогда. Её лицо, подобное то красному лотосу, то белому, нежно сияло. Фигура великолепна, полные губы просто обворожительны. Всё так же пританцовывая, она приблизилась к немому и остановилась. Склонив голову набок, заглянула ему в лицо, и немой расплылся в дурацкой улыбке. Она протянула руку, погладила по жёстким, как войлок, волосам, тронула чесночную головку носа. И вдруг неожиданно сунула руку немому между ног, ухватилась за его греховодного дружка, обернулась ко всем, по-прежнему склонив голову набок, и рассмеялась. Женщины поспешно отвернулись, мужчины же с вороватыми ухмылками смотрели во все глаза.

Комиссар кашлянул и скомандовал одеревеневшим голосом:

— Убрать её, продолжаем казнь!

Немой задрал голову и что-то промычал, вероятно выражая протест.

Птица-Оборотень руки с его дружка так и не убрала, и её полные губы плотоядно изогнулись, выражая естественное, здоровое желание. Охотников выполнить приказ комиссара так и не нашлось.

— Барышня, — громко вопросил он, — так это изнасилование или всё было по доброму согласию?

Птица-Оборотень ничего не ответила.

— Он тебе нравится? — снова обратился к ней комиссар.

Птица-Оборотень молчала.

Комиссар глазами отыскал в толпе матушку и, обращаясь к ней, смущённо сказал:

— Видите, как вышло, тётушка… По мне так вообще лучше позволить им жить как муж и жена… Бессловесный Сунь совершил проступок, но не такой уж, чтоб заплатить за него жизнью…

Ни слова не говоря, матушка развернулась и стала протискиваться сквозь толпу. А потом все видели, как она шла: медленно, еле переставляя ноги, словно тащила на спине тяжеленную каменную плиту. Люди провожали её взглядами, пока вдруг не услышали, как она взвыла. Все тут же отвели глаза.

— Развяжите его! — вполголоса бросил комиссар, перед тем как повернуться и уйти.

Глава 17

Дело было в седьмой день седьмого месяца, когда на небе тайно встречаются Пастух и Ткачиха.[83] В доме царила жара, а комаров было столько, что казалось, они цепляются ногами. Матушка расстелила под гранатовым деревом циновку; мы сначала уселись на неё, а потом улеглись, слушая её рассказы вполголоса. Вечером прошёл небольшой дождь. «Это небесная Ткачиха льёт слёзы», — сказала матушка. Воздух наполнился влагой, изредка налетал прохладный ветерок. Над нами поблёскивали листья. В пристройках солдаты зажгли самодельные свечи. Комары просто одолевали, хоть матушка и пыталась отгонять их веером. В этот день все сороки в мире собирались в небесной синеве и, примкнув друг к другу клювами и хвостами, возводили мост через катящую серебряные валы реку, чтобы на нём могли встретиться Ткачиха и Пастух. Дождь и роса — их слёзы. Под тихое бормотание матушки мы с Няньди, а также сынок Сыма всматривались в усыпанное звёздами небо, выискивая именно те, о которых она говорила. Даже восьмая сестрёнка, Юйнюй, задирала голову, и глазки её сверкали ярче звёзд, увидеть которые ей было не дано. В проулке тяжёлой поступью прошли сменившиеся часовые. Из полей доносилось кваканье лягушек, а в сплетениях гиацинтовых бобов на заборе застрекотала другая ткачиха,[84] выводя свои трели. Во мраке шарахались большие птицы, мы видели их смутные силуэты и слышали шелест крыльев. Пронзительно верещали летучие мыши. С листьев звонкой капелью скатывалась вода. На руках у матушки посапывала Ша Цзаохуа. В восточной пристройке по-кошачьи взвизгивала третья сестра и в свете свечи покачивалась большая тень немого. Они уже стали мужем и женой. Их брак засвидетельствовал комиссар Цзян, и тихие покои, куда приносили подношения Птице-Оборотню, превратились теперь в покои брачные, где Линди с немым предавались своим страстям. Птица-Оборотень часто выбегала во двор полуголая, и один солдат так засмотрелся на её прелести, что немой ему чуть голову не открутил.

— Поздно уже, спать пора, — сказала матушка.

— В доме жарко, комары, можно мы здесь поспим? — заныла шестая сестра.

— Нет, — отрезала матушка. — Роса вам не на пользу. К тому же есть тут любители цветочки собирать… Вроде даже слышу их речи: один говорит, давай, мол, сорвём цветочек. А другой отвечает: «Вот вернёмся и сорвём». Это духи пауков переговариваются, они тем и занимаются, что юных девственниц совращают.

Мы улеглись на кане, но сон не шёл. Лишь восьмая сестрёнка, как ни странно, сладко уснула и даже пустила слюнку. От комаров жгли полынь, и едкий дым лез в нос. Свет из окон солдат попадал в наше окно, и можно было рассмотреть, что делается во дворе. В туалете гнила, распространяя вокруг жуткую вонь, протухшая морская рыба, которую прислала Лайди. Вообще-то она присылала много чего ценного — отрезы шёлка, мебель и антиквариат, — но всё реквизировал отряд подрывников. Еле слышно звякнула задвижка на двери.

— Кто там? — строго окликнула матушка, нащупывая в головах кана тесак для овощей. В ответ тишина. Наверное, послышалось. Матушка положила тесак обратно. На полу перед каном попыхивала красными сполохами плетёнка из полыни.

Неожиданно рядом с каном выросла чёрная тень. Матушка испуганно вскрикнула. Шестая сестра тоже. Фигура метнулась к матушке и зажала ей рот. Та вцепилась в тесак, уже готовая нанести удар, и тут раздался голос:

— Мама, это я, Лайди…

Тесак выпал из руки матушки на соломенную циновку. Старшая дочь вернулась! Сестра стояла на кане на коленях, еле сдерживая рыдания. Изумлённые, мы вглядывались в её слабо различимые во тьме черты. Местами на её лице поблёскивали какие-то кристаллики.

— Лайди… девочка моя… Это правда ты? Ты не призрак? А даже если и призрак, я не боюсь. Дай мама рассмотрит тебя хорошенько… — Матушка стала шарить в головах кана, ища спички.

Лайди остановила её.

— Не зажигай огня, мама, — тихо проговорила она.

— Лайди, дрянь бессердечная, где вас с этим Ша носило все эти годы? Сколько страданий ты принесла матери!

— В двух словах не расскажешь, мама. Скажи лучше, где моя дочь?

— Мать называется… — вздохнула матушка, передавая сестре сладко спящую Ша Цзаохуа. — Родить ещё не значит поднять, скотина и то… Из-за неё твои сестрёнки, четвёртая и седьмая…

— Придёт день, мама, я отплачу вам за всё доброе, что вы сделали для меня. И четвёртой и седьмой сестрёнкам тоже.

Тут подала голос Няньди:

— Сестра!

Лайди подняла лицо от Ша Цзаохуа:

— Шестая сестрёнка. — Она погладила её по голове. — А где Цзиньтун, Юйнюй? Цзиньтун, Юйнюй, помните хоть свою старшую?

— Если бы не отряд подрывников, — продолжала матушка, — вся семья с голоду бы уже перемёрла…

— Мама, эти Цзян и Лу негодяи последние.

— К нам они хорошо относятся, истинная правда.

— Мама, это план у них такой, они Ша Юэляну письмо прислали с требованием сдаться, а в случае отказа собираются взять нашу дочку в заложники.

— Да разве такое возможно? — охнула матушка. — Они-то пусть себе бьются, а ребёнок при чём?

— Мама, я вот и пришла, чтобы дочку спасти. Со мной десяток людей, и нам нужно уходить, чтобы Лу с Цзяном остались с носом. Как говорится, долгая ночь — множество снов, вашей дочери пора…

Она не договорила, а матушка уже вырвала у неё Ша Цзаохуа.

— Ты, Лайди, меня этими своими подходцами не проведёшь, — гневно бросила она. — Только вспомни, как ты тогда подкинула мне её, словно щенка. Я жизни не жалела, чтобы вырастить её до сего дня, а ты, на тебе, явилась на готовенькое. При чём здесь Лу с Цзяном? Выдумки всё это! Матерью себя почувствовала? С Монахом Ша накуролесилась уже?

— Мама, он теперь командир бригады императорской армии, у него под началом тысячи пеших и конных солдат.

— Да плевать мне, сколько у него пеших и конных солдат и какой он там командир! Пусть сам за ребёнком явится, и скажи ему: всех кроликов, что он на деревьях развешал, я для него сберегла.

— Мама, речь идёт о жизни и смерти тысяч людей, дело серьёзное, оставьте уже свои глупости.

— Я полжизни прожила со своими глупостями, и мне нет дела до всех этих солдат с конниками и конников с солдатами. Одно знаю: я Цзаохуа выкормила и никому отдавать не собираюсь.

Тут старшая сестра выхватила у неё ребёнка, спрыгнула с кана и рванулась к выходу.