Мо Янь - Большая грудь, широкий зад

• Название: Большая грудь, широкий зад
• Автор: Мо Янь
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-367-02653-5

«Большая грудь, широкий зад», главное произведение выдающегося китайского романиста наших дней Мо Яня (род. 1955), лауреата Нобелевской премии 2012 года, являет собой грандиозное летописание китайской истории двадцатого века. При всём ужасе и натурализме происходящего этот роман — яркая, изящная фреска, все персонажи которой имеют символическое значение.

Творчество выдающегося китайского писателя современности Мо Яня (род. 1955) получило признание во всём мире, и в 2012 году он стал лауреатом Нобелевской премии по литературе.

Это несомненно один из самых креативных и наиболее плодовитых китайских писателей, секрет успеха которого в претворении грубого и земного в нечто утончённое, позволяющее испытать истинный восторг по прочтении его произведений.

Мо Янь настолько китайский писатель, настолько воплощает в своём творчестве традиции классического китайского романа и при этом настолько умело, талантливо и органично сочетает это с современными тенденциями мировой литературы, что в результате мир получил уникального романиста — уникального и в том, что касается выбора тем, и в манере претворения авторского замысла. Мо Янь мастерски владеет различными формами повествования, наполняя их оригинальной образностью и вплетая в них пласты мифологичности, сказовости, китайского фольклора, мистики с добавлением гротеска.

«Большая грудь, широкий зад» являет собой грандиозное летописание китайской истории двадцатого века. При всём ужасе и натурализме происходящего это яркая, изящная фреска, все персонажи которой имеют символическое значение.

История, которую переживает народ, отличается от официальной истории. А литература не история, это художественный способ объяснить какие-то вещи.

Мо Янь

---

— Победа, победа! Наконец-то мы победили, — твердила она, обхватив его голову и беспорядочно ероша волосы. Они что-то тихо мурлыкали, поглаживая друг друга. — Давай назовём нашего ребёнка Шэнли,[88] — услышал я голос сестры.

К тому времени старичок-солнце уже притомилось и готовилось отойти ко сну. Свой ясный свет пролила луна, эта малокровная, но прелестная вдовушка. Обняв пятую сестру, Лу Лижэнь собрался было уйти, но время выбрал явно не самое подходящее, потому что именно в этот момент в деревню входил муж второй сестры, Сыма Ку, со своим антияпонским батальоном спецназначения.

Батальон состоял из трёх рот. Первая, кавалерийский эскадрон, насчитывала шестьдесят шесть лошадей смешанной илийско-монгольской[89] породы, а бойцы его были вооружены американскими ручными пулемётами «томпсон», которые отличались изяществом линий и позволяли вести беглый огонь. Вторая рота, самокатчики, катила на шестидесяти шести велосипедах марки «Кэмэл», и у бойцов через плечо висели немецкие зеркальные[90] «маузеры» с магазином на двадцать патронов. Бойцы третьей роты верхом на шестидесяти шести крепких, быстрых мулах были вооружены японскими винтовками «арисака». Имелось в батальоне и небольшое спецподразделение с тринадцатью верблюдами — они перевозили инструменты для ремонта велосипедов и запчасти к ним, а также всё необходимое для починки оружия и сохранности боеприпасов. На верблюдах передвигались также Сыма Ку с Шангуань Чжаоди и их дочери Сыма Фэн и Сыма Хуан. Ещё на одном верблюде восседал американец по имени Бэббит. На верблюде, замыкающем этот караван, покачивался похожий на чёрную обезьяну Сыма Тин, одетый в армейские брюки и серую с розоватым отливом шёлковую рубашку. Он был мрачен, будто его обидели.

Бэббит отличался от всех не только спокойным взглядом голубых глаз, мягкими, светлыми волосами и ярко-красными губами. На нём была рыжая кожаная куртка, парусиновые брюки с множеством больших и маленьких карманов и высокие ботинки из оленьей кожи. В таком необычном наряде он въехал на своём верблюде вслед за Сыма Ку и Сыма Тином.

Конный эскадрон Сыма Ку влетел в деревню, как сверкающий вихрь. На шестёрке вороных в первой шеренге красовались в шерстяных мундирах цвета хаки молодые бравые всадники, сияя начищенными до блеска медными пуговицами на груди и на рукавах. Сверкали кавалерийские краги, отливали блеском «томми» на груди и каски на голове, поблёскивали даже лошадиные бока. Приблизившись к лежащим на земле солдатам, эскадрон перешёл на шаг, а вороные первой шеренги загарцевали, подняв головы, когда их шестеро всадников сняли автоматы и принялись палить в затухающее небо. Темноту расчертили яркие полоски трассирующих пуль, с деревьев посыпались листья.

Вздрогнув от выстрелов, Лу Лижэнь с Паньди в испуге оторвались друг от друга.

— Вы что за часть? — крикнул комиссар.

— Дедушки твоего та самая часть, — осклабился молодой кавалерист.

Не успел он договорить, как по волосам Лу Лижэня чиркнула шальная пуля, и комиссар неуклюже растянулся на земле. Но тут же вскочил и завопил:

— Я командир и политический комиссар батальона подрывников и хочу видеть вашего старшего офицера!

Его слова потонули в грохоте автоматных очередей.

Подрывники бестолково пытались встать на ноги, натыкаясь друг на друга и снова падая. Кавалеристы понукали лошадей, возникла толчея, и ряды эскадрона расстроились. Низкорослые вёрткие лошади, словно стая хитрых, рыскающих в поисках добычи котов, перепрыгивали через тех, кто не успел подняться, и тех, кто поднялся, но завалился снова. Сзади напирали остальные шеренги эскадрона, перепуганные люди с криком бессмысленно топтались среди лошадей. Они, подобно пустившим корни деревьям, не могли убежать, и им ничего не оставалось, как только принимать сыпавшиеся отовсюду удары. Эскадрон уже прошёл, а они ещё до конца не осознали, что произошло. И тут появилась рота на мулах — ровным строем, тоже во всём блеске, мулы вышагивали, горделиво подняв головы, как и восседавшие на них бойцы с карабинами.

Конный эскадрон тем временем перестроил свои ряды и теснил подрывников с другого конца улицы. Зажатые с двух сторон, те сгрудились посередине. Самые шустрые хотели было улизнуть проулками, но их перехватили самокатчики третьей роты в светло-коричневых гражданских костюмах и открыли по ним огонь из «маузеров». Пули поднимали фонтанчики пыли у ног перепуганных беглецов, и им пришлось вернуться. Вскоре всех бойцов и командиров батальона согнали на главную улицу, перед воротами Фушэнтана. И почему они, спрашивается, не прорвались в Фушэнтан и не заняли оборону, укрепившись в глубине двориков этой огромной усадьбы? Да потому, что лазутчики Сыма Ку заранее проникли в батальон, закрыли под шумок ворота и установили мины перед воротами и за ними.

Бойцы на мулах получили команду спешиться и освободить проход для прибывающего начальства. Вот в этот проход и устремились взоры подрывников, а также местных жителей, которые на свою беду оказались рядом с солдатами. У меня появилось смутное предчувствие, что те, кто появится, наверняка будут иметь отношение к семье Шангуань.

Солнце почти скрылось за песчаной грядой, от него остался лишь розоватый гребешок на фоне мрачно темнеющих деревьев. Над глинобитными хижинами пришлых заметались золотисто-красные вороны. В небесах уже выделывала головокружительные пируэты стая летучих мышей. Наступившая вдруг тишина свидетельствовала о скором появлении командования.

— Победа! Победа! — взревели глотки кавалеристов, когда на западе наконец показались украшенные красным шёлком верблюды.

Сыма Ку красовался в оливковой форме из первоклассной шерсти, в шапке лодочкой, которую у нас прозывают ослиной мандой, и с парой медалей на груди, с лошадиную подкову каждая. Пояс утыкан серебристыми патронами, на правом боку револьвер. Его верблюд, величественно задрав драконью шею и навострив стоящие торчком, как у собаки, уши, жевал похотливыми, как у лошади, губами и щурил прикрытые ресницами тигриные глаза. Вплывая в освобождённый кавалеристами проход, он покачивался, переставляя большие толстые ноги с подковами на раздвоенных, как у коровы, копытах, изгибал длинный и тонкий, как змея, хвост и поджимал тощий, как у барана, зад. Он походил на корабль, покачивающийся на волнах, а Сыма Ку, который восседал, скрестив перед собой ноги в кавалерийских крагах из первоклассной кожи, чуть откинувшись назад и выпятив грудь, — на горделивого моряка. Рукой в белой перчатке Сыма Ку поправил складки своего головного убора. Резкие черты лица, бронзовая от загара кожа с красными пятнышками на щеках, как на побитых морозцем кленовых листьях. Казалось, его лицо вырезано из сандала и защищено от влажности и коррозии тремя слоями тунгового масла. Кавалеристы отдали честь оружием и разом громко выкрикнули приветствие.

Следом шёл верблюд, который нёс на себе Шангуань Чжаоди, жену Сыма Ку. За эти годы её нежное, даже изящное лицо ничуть не изменилось. Она была в белой поблёскивающей накидке поверх куртки из жёлтого шёлка — на подкладке, с косым запахом, в красных шёлковых шароварах и изящных жёлтых кожаных туфельках. На руках — браслеты из тёмно-зелёной яшмы, на всех пальцах, кроме больших, — восемь золотых колец, а в ушах — блестящие зелёные виноградинки. Позже я узнал, что это были изумруды.

Не забыть бы упомянуть про моих высокочтимых племянниц, ехавших на верблюде сразу за Чжаоди. Толстая верёвка, пропущенная между горбами, соединяла два стульчика-корзины, сплетённых из навощённых веток. В левой корзине с цветами в волосах сидела Сыма Фэн, в правой — так же принаряженная Сыма Хуан.

Потом на глаза мне попался американец Бэббит. Сколько ему лет, было так же трудно сказать, как определить возраст ласточки, но по огоньку в его кошачьих глазах я решил, что он очень молод, — лишь недавно навострившийся топтать курочек петушок. А какое красивое перо было у него в голове! Верблюд покачивался, а его поза оставалась неизменной, — он напоминал привязанного к поплавку и пущенного в воду деревянного мальчика. Меня очень впечатлило такое умение, но вот как у него это получалось — оставалось загадкой. Лишь потом, когда мы узнали, что он американский военный лётчик, стало понятно, что он и верхом на верблюде чувствует себя как в кабине самолёта. Он не на верблюде ехал, а управлял бомбардировщиком «кэмэл», сажая его в глубоких сумерках на главной улице самого крупного городка северо-восточного Гаоми.

Замыкал шествие Сыма Тин. Этот член славной семьи Сыма ехал, понурив голову, без всякого настроения, верблюд у него был весь запылённый да ещё и хромал на одну ногу.

Собравшись с духом, Лу Лижэнь подошёл к верблюду Сыма Ку, надменно козырнул среди клубов пыли и громко обратился к нему:

— Командир Сыма, в этот день всенародного ликования мы рады приветствовать вас и ваших бойцов как гостей в укрепрайоне нашего отряда.