Александр Беатов - Время дня: ночь

• Название: Время дня: ночь
• Автор: Александр Беатов
• Жанр: Современная проза

В романе "Время дня: ночь" сделана попытка нарисовать картину завершающегося расцвета советского декаданса — той "золотой" эпохи, которую назвали "застойной". В манере, лишённой "пафоса оптимистического соцреализма" вычерчивается бытовая линия круга, в который попадают различные выходцы из ушедшего в прошлое XX-го века. Поиск жизненного смысла, любви, страдание героев, преодоление недугов, преследование властей и противостояние им образуют негативный образ структурной нити, ведущей к сокрытым для первоначального видения горизонтам позитивного преображения читательского взгляда.

В отличие от автора "Мёртвых Душ", побоявшегося отступить от идеи ради правды жизни, создатель романа "Время дня: ночь" не решился предать своё детище огню. Может быть, образы героев Гоголя вовсе не вытянуты из больного сознания перфекциониста, который пытался переделать жизнь, но не нашёл ничего лучшего для разрешения своих сомнений, чем сожжение? Следуя этой логике, автор романа "Время дня: ночь" пришёл к мысли, что и его образы вовсе не являются какой-то новой выдумкой. Он только обрисовал контуры тех, с кем столкнулся в жизни; и если таковыми оказались персонажи, может быть, и не достойные уважения читателя, — за недостатком чего-либо значительного, автор попытался из обыденного создать что-то, вырвав у времени никем не замеченное сырьё и даже использовав свою собственную жизнь как материал для творчества. Художник в самом широком смысле — это "плагиатор жизни", с болью для себя поглощающий и переваривающий её пертурбации, чтобы продвинуть вперёд хотя бы немного то, чему мало кто придаёт значение, или, к сожалению, принимает даже свою собственную жизнь за нечто обыденное. Так ли это?

---

Несмотря на эти тревожные мысли, то ли от усталости, то ли оттого, что, действительно, Санитар успокоил его, придав некоторую ясность предстоящим событиям, — Саша со спокойной душой благополучно добрался до дому…

Он вошёл в квартиру, когда родители уже спали. Мать, тем не менее, вышла, ворча, что-то, приготовила из еды, позвала сына на кухню. Но Саша ничего не ответил из своей комнаты, прилёг на диван.

"Похоже, что ещё не приезжали", — подумал он. — "Значит, буду утром…"

Мать ушла спать. Он тихо поднялся, вышел в коридор.

"Посмотрим, как вы будете ломиться, будить соседей в пять утра!"

Саша отсоединил электрический провод от звонка, над дверью, тихо вытащил ключ из замка, положил его под телефонный аппарат, в коридоре.

"Пока ищут ключ, успею позвонить дворнику"…

Он прошёл на кухню, погремел там посудой, чтобы мать подумала, будто он всё-таки ест её еду. Но не притронувшись ни к чему, вернулся к себе, разделся и снова лёг.

Саша долго лежал с открытыми глазами. Уже часы, за стеной, пробили час ночи. Слёзы навернулись на глаза.

Он подумал о том, что мир — всё один и тот же. В своей слепоте родители предают родных детей… Что же удивляться предательству Иуды?

Сон никак не шёл. Он слышал, как из-за стены доносился храп отца.

"Что ему там может сниться?" — продолжал юноша свою думу. — "Молодость? Служба в армии? Сталин на трибуне?.. А завтра… Нет, уже не завтра, а сегодня, через четыре часа, — и меня попытаются сделать Иудой!"

Слёзы стекали из его глаз, катились по щекам. И он не утирал их. Он чувствовал себя огромной частицей Вселенной, удостоившей его внимания, чтобы продолжить человеческую Историю. И от этих слёз делалось на душе легче…

Он не заметил, как всё-таки заснул.

2. Метла

Саше приснилось, что он проснулся…

Он открыл глаза… Его комнату освещал яркий золотой свет, искрился, отражаясь от изумрудов, выступивших из рисунка обоев. Он услышал какую-то смесь звуков, будто говор множества людей на разных языках. С чувством ожидания чего-то необычного, он поднялся с постели, выглянул в окно…

Сначала ему показалось, что там — праздничный салют. Но в следующую секунду его осенило: "Нет! Случилось то, чего он ждал и знал, что это когда-нибудь наступит!"

Небо сверкало множеством огней, а над крышей соседнего дома медленно опускался огромный космический корабль в виде тарелки.

Ещё по-прежнему существовали СССР, КПСС и КГБ, но уже было ясно, что отныне их будто бы больше нет, потому что теперь они потеряли всякое значение: ведь в один час изменился весь мир: прилетели они — пришельцы из Космоса!

И чувство безмерного ликования, экстаза, наполнило душу так, что Сашка не утерпел, закричал во всё горло: "Ура-а!" — и услышал, как его крик отозвался множеством подобных криков людей, высунувшихся в окна и смотревших в небо на гигантский иноземный предмет, окружённый огнями, исходившими от сотен сопровождавших его летательных аппаратов и ярких крылатых существ, похожих на жар-птиц с человеческими лицами.

— Ур-р-ра-а!!! Га-га-ри-и-ин!!! — услышал Саша чей-то крик из соседнего дома.

— Это не Гагарин! — закричал соседу Сашка, высовываясь в окошко и всматриваясь в человека, стоявшего на балконе, в одних трусах и майке.

Но человек, показавшийся очень знакомым, не слышал Сашу. Он продолжал вопить "ура", потрясать правой рукой, с зажатыми в кулак пальцами.

"Никогда не думал, что дядя Коля живёт в соседнем доме!" — подумал Саша и, снова посмотрев в небо, понял, что ошибся, приняв за космический корабль кумач, с изображением Брежнева, развёрнутый в небе.

Саша прикрыл окошко. Стало тихо. Только мерные звуки от метлы дворника, гнавшего по асфальту в известном одному ему направлении мусор, проникали в комнату через остававшуюся открытой форточку:

"Ш-ши… — ши… Шъ-шшш — шшши-и-и-и…

Шъ-ши… — шию… Ш-шши-и — шишши-и…

Ш-ше- ллес-ст — Подгорный…

Шш-елест — Наго-орный…

Маз-зуров — Поля-анский…

Руденко — Подлянский…

Муденко — Семичастный.

Микоян — Громыко…

Микоян — Малиновский…

Малиновский — Капитонов…

Капитонов — Наумов…

Наумов — Невмянов… " — говорила метла, и… — "Шъ-шш-шши-шишишшши-ииии!" — шуршали диффузоры репродукторов по всей стране многомиллионным шорохом рукоплесканий…

И густой голос Левитана объявлял:

— На трибуну торжественно поднимаются товарищи:

Брежнев — Шелепин!

Шелепин — Подгорный!

Подгорный — Нагорный!..

"ШЪ-шЪ-шшш-ши-ши-ши-шшшшь-ь-ь-ь..! " — заглушал голос диктора шум рукоплесканий, но затем стихал, и Левитан настойчиво продолжал своё:

— Демонстрантов торжественно приветствуют товарищи:

Бабель — Бебель,

Бебель — Гегель,

Гегель — Гоголь,

Гоголь — Моголь…"

Голос диктора ускоряется до дикции Буратино, продолжает без устали перечислять:

— Суслов — Тихонов, Тихонов — Мазуров, Мазуров — Шелепин, Шелепин — Капитонов, Капитонов — Нагорный… — скорость мгновенно падает ниже нормальной, и перечень продолжается тягучим устрашающим басом:

— Осё-о-л… Подъ-го-о — о — о-ръ-ны-и-й — Ко-зё-о-о-л… На-го-о-ръ-ны-и-й…

Вдруг диктору возвращают его собственный голос, и он продолжает настоятельно перечислять:

— Косыгин — Черненко… Черненко — Косыгин… Совок — Идиот… Идиот — Урод… Везёт — Не везёт… Не везёт — Заметёт…

"Надо подождать, когда кумач заметёт", — подумал Сашка, прибавил громкости на репродукторе и стал внимательно вслушиваться, как работает дворник…

"Заметёт на привод… Привод — в расход… В расход — на развод… В развод — на Завод… На Завод — Завод… Завод — на Завод… Завод — в Завод… Кругом Завод… Один Завод… Течёт Завод… Родной Завод… Опять Завод…" — пела метла бабьим голосом Зыкиной.

Так и не дождавшись конца передачи, Саша выключил радио, снова открыл окно.

На улице было тихо. Никаких огней, никаких космических кораблей, летательных аппаратов, птиц… Не было видно и кумача с Брежневским ликом.

Только звуки метлы усилились, будто дворник продвинулся из-за угла соседнего дома и вышел в зону прямой видимости.

И Саша снова высунулся из окна, посмотрел на балкон, где недавно скандировал дядя Коля.

И там никого не было…

Вдруг Саша увидел милицейский "газик", проехавший мимо мусорных контейнеров и дворника, прервавшего свою работу и отошедшего на обочину, чтобы пропустить машину.

"Вот, значит, куда он гнал мусор!" — догадался Саша. — "Конечно, к контейнерам! Чтобы потом ближе было носить…"

"Газик" скрипнул тормозами, повернул за дом, объезжая вокруг, взвизгнул в утренней тишине шестернями не вошедшего сцепления.

"Значит уже пять часов!" — подумал Сашка — и бросился вон из комнаты в коридор, оттуда — за дверь, на лестницу, вбежал на пролёт вверх, распахнул окно…

У его подъезда только что остановился "газик". Из него вылезли два милиционера, с двойным эхом, отразившимся от здания школы, что напротив, хлопнули вразнобой дверцами.

И тут откуда-то снизу до Сашиного слуха донёсся тот же смешанный многоязычный говор, будто неожиданно распахнули дверь квартиры, полной гостей, чтобы впустить кого-то ещё, вновь прибывшего.

Не долго думая, Сашка бросился вниз по лестнице, навстречу голосам и… милиционерам, уже вошедшим в подъезд и поднимавшимся вверх, чтобы его арестовать.

На лестничной площадке третьего этажа действительно оказалось много людей, по праздничному пёстро одетых, возбуждённых, что-то оживлённо говоривших друг другу. Саша поспешил смешаться с ними, войти в квартиру, из которой они вышли.

Когда он оказался внутри и оглянулся на дверь, через которую только что прошёл, то увидел, как двое, в фуражках, потеснили столпившихся людей на лестничной площадке и, нисколько не обращая ни на кого внимания, прошли мимо, стали подниматься выше.

Саша сделал ещё шаг вглубь квартиры и натолкнулся на человека, который взял его за руку и приветствовал по-английски: "Welcome то America!"

И тогда Саша проснулся.

Было утро 2 июля 1977 года.

Из открытого окна доносился тот же мерный, как ход часов, громкий шелест метлы дворника. А за дверью его комнаты, в коридоре, кто-то дёргал и толкал наружную дверь.

Разом всё вспомнилось. Саша взглянул на будильник. Было пять минут шестого.

"Значит, и правда, сговорились! Предали!" — кровь бросилась в голову.

Он кинулся к своему телефону, стал набирать номер дворника.

Долго никто не поднимал трубку.

"Эх! Надо было с вечера предупредить, что буду звонить!" — подумал Саша, и услышал, как в коридоре захромал отец.

— Сейчас! Я сейчас открою! — прохрипел он, кашляя. — Куда ж, это, ключ подевался?! Сашка! Твоя работа?!"

Наконец трубку подняла Володина мать.