Роберт Рождественский - Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

• Название: Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе
• Автор: Роберт Рождественский
• Жанр: Поэзия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-72351-5

Роберт Рождественский заявил о себе громко, со всей искренностью обращаясь к своим сверстникам, «парням с поднятыми воротниками», таким же, как и он сам, в шестидесятые годы, когда поэзия вырвалась на площади и стадионы. Поэт «всегда выделялся несдвигаемой верностью однажды принятым ценностям», по словам Л. А. Аннинского. Для поэта Рождественского не существовало преград, он всегда осваивал целую Вселенную, со всей планетой был на «ты», оставаясь при этом мастером, которому помимо словесного точного удара было свойственно органичное стиховое дыхание. В сердцах людей память о Р. Рождественском навсегда будет связана с его пронзительными по чистоте и высоте чувства стихами о любви, но были и «Реквием», и лирика, и пронзительные последние стихи, и, конечно, песни – они звучали по радио, их пела вся страна, они становились лейтмотивом наших любимых картин. В книге наиболее полно представлены стихотворения, песни, поэмы любимого многими поэта.

---

«Мне уже в который раз…»

Мне уже в который раз
снится тот же самый сон:
затемненные дома
спину горбят.
До второго этажа
                       город снегом занесен —
неживой,
не простой,
старый город.
Долгой полночью накрыт.
Звездным инеем согрет.
На плечах моей земли —
                                  снег налипший.
Будто он —
               за тыщу зим.

Будто он —
               на тыщу лет.
Только я и сквозь него —
                                  слышу!
                                           Слышу!
Продирается трава!
Продирается,
                  крича!
Так
продрогшее зверье
                         рвется к снеди.
У меня в ушах звенит
                             боль зеленого луча.
Я ползу,
я плыву
          в темном снеге.
Я хочу спасти в траве
                             молчаливых светляков.
Но грохочет надо мной
мир уставший!
До травы,
как до весны,
                 невозможно далеко.
Далеко-далеко.
Даже дальше.
Нет еще других времен.
Нет еще других погод.
Лишь зыбучая метель
                             впала в ярость…

Это —
         очень старый сон.
Это —
         сорок первый год.
Это —
         карточки на хлеб
потерялись.

«У киоска поет Отелло…»

У киоска
            поет Отелло
над изящным трупом жены…
Все
    транзисторные антенны,

будто шпаги,
обнажены!
Из нахохлившихся домишек,
из садов,
           из любой квартиры,
из карманов и из подмышек
лезут песни,
льются мотивы!
То в цветном восточном обличье,
то мерцающие,
                    как свеча,
то приказывая,
то мурлыча,
то покрикивая,
то шепча.
Оголтелые,
              злые,
                    зыбкие…
Слышишь:
снова на весь квартал
с бабьей грустью Людмилы Зыкиной
соревнуется
                Ив Монтан…
Сквозь него проступает
                               ария.
А за этой арией следом
гром
      Ансамбля Советской Армии
кроет с жаром
по диксилендам!..
Треск морзяночного гороха
в перерывах —
                    вместо отдушины…
Так планета многоголоса,
будто этих планет —
                            полдюжины!
Усмехаются люди муторно.
Спят с транзисторами под головой…

И своя у каждого
                       музыка.
Свои песенки.
Выбор свой.

«Хочешь – милуй…»

Хочешь – милуй,
хочешь – казни.
Только будут слова
                         просты:
дай взаймы из твоей казны
хоть немножечко
                       доброты.
Потому что моя
почти
на исходе.
             На самом дне.
Погубить ее,
не спасти —
как с тобою
                расстаться мне!..
Складки,
            врезанные у рта,
вековая тяжесть в руках…
Пусть для умников
доброта
вновь останется
                     в дураках!..

Простучит по льдинам апрель,
все следы на снегу замыв…
Все равно мы
                  будем добрей
к людям,
кроме себя самих!
Все равно мы
                  будем нести
доброту
в снеговую жуть!..

Ты казнить меня
погоди.
Может,
         я еще пригожусь.

«Приходит врач, на воробья похожий…»

Приходит врач, на воробья похожий,
и прыгает смешно перед постелью.
И клювиком выстукивает грудь.
И маленькими крылышками машет.

– Ну, как дела? —
                         чирикает привычно. —
Есть жалобы?.. —
Я отвечаю:
               – Есть.
Есть жалобы.
Есть очень много жалоб…
Вот, – говорю, —
                         не прыгал с парашютом…
Вот, – говорю, —
                         на лошади не ездил…
По проволоке в цирке не ходил…
Он морщится:
– Да бросьте вы!
Не надо!
Ведь я серьезно…
– Я серьезно тоже.
Послушайте, великолепный доктор:
когда-то в Омске
                      у большой реки
мальчишка жил,
затравленный войною…
Он так мечтал о небе —
                                синем-синем!
О невозможно белом парашюте,
качающемся в теплой тишине…
Еще мечтал он
                    о ночных погонях!
О странном,
древнем ощущенье скачки,
когда подпрыгивает сердце к горлу
и ноги прирастают к стременам!..
Он цирк любил.
И в нем —
              не акробатов,
не клоунов,
не львов,
           больших и грустных,
а девочку,
            шагающую мягко
по воздуху,
              спрессованному в нить.
О, как он после представлений клялся:
«Я научусь!
И я пойду за нею!..»
Вы скажете:
               «Но это все наивно…»
Да-да, конечно.
Это все наивно.
Мы —
         взрослые —
                         мечтаем по-другому
и о другом…
Мечта приходит к нам
еще неосязаемой,
                       неясной,
невидимой,
неназванной,
                 как правнук.
И остается в нас до исполненья.
Или до смерти.
Это все равно.
Мы без мечты немыслимы.
                                    Бессильны.
Но если исполняется она,
за ней – как ослепление —
другая!..
Исполнилось лишь самое начало.
Любовь исполнилась
и крик ребенка.
Исполнились друзья,
                            дороги,
                                      дали.
Не все дороги
и не все друзья, —
я это понимаю!..
Только где-то
живут мечты —
                     наивные, смешные, —
с которых мы и начали мечтать.
Они нам в спины смотрят долго-долго —
вдруг обернемся
и «спасибо» скажем.
Рукой взмахнем:
                     «Счастливо.
                                    Оставайтесь…
Простите за измену.
Мы спешим…»
Но, может, это даже не измена?!

…А доктор
              собирает чемоданчик.
Молчит и улыбается по-птичьи.
Уходит.
И уже у самой двери
он тихо говорит:
– А я мечтал…
давно когда-то…
                     вырастить
                                  овчарку…
А после
          подарить погранзаставе…
И не успел… —
Действительно, смешно.

«Мне такою нравится земля…»

Мне
      такою
              нравится земля:
полная различного зверья.
Криками
            то жалкими,
то вдруг
схожими с высокой медью труб.
Нравится минута мне,
когда
из низин крадется темнота
и восходят,
жмурясь и грозя,
желтые тигриные глаза…

Мне
     такою
             нравится земля:
птицы улетают за моря,
оставляя птичие права
всем,
кому и впрямь тайга мертва,
жестковаты
              спальные мешки,
надоедлив
             зыбкий звон мошки.
Для кого смешон огонь костра,
ночь – протяжна,
а река – быстра…

Мне
     такою
             нравится земля:
на сто километров нет жилья,
на сто километров – ни души.
Хоть кричи,
хоть жалобы пиши.
Жалуйся на зябкую росу,
на рассвет,
на шорохи в лесу,
на цветок, припавший к шалашу.
Жалуйся!
А я не поддержу…

Мне
      такою
              нравится земля!
Вся – в новинку.
В радость.
Вся не зря!
С первых дней
                   и до последних дней…
А еще люблю я,
                      чтоб на ней
вырастали
очень навсегда
пригороды леса —
                         города.

Ветер на юге

Л. Устинову

Ах, какие ветра
                     на юге —
безответственные
до невозможности!..
У девчонок
               взлетают юбки
выше,
чем вы представить можете!..
Ах, какие ветра густые,
к удовольствию северных жителей!
Ах,
    какие они настырные!
Ах,
    какие они продолжительные!
По утрам
созданья эфирные
у прибрежной дрожат полосы.
Вся одежда —
                   листочки фиговые,
прикрывающие носы!
Ветер только еще расходится,
он еще
         не в полный накал.
Ветер колется,
а людям хочется
привезти в города
                        загар!..
Ах, какие ветра запутанные,
где-то в скалах далеких
гаснущие!
Ах,
    какие они попутные
для бегущих,
для испугавшихся!
Здесь для хлюпиков —
                               хоть ты вешайся —
никаких условий
не создано…
Ах, какие ветра невежливые!
Ах, какие они бессовестные!
Море вспенено.
Море вздыблено.
Морю
        нравится эта игра…

Ах,
    какие необходимые
здесь, на юге,
дуют
ветра!

Деревья