Михаил Покрасс - Активная депрессия. Исцеление эгоизмом

• Название: Активная депрессия. Исцеление эгоизмом
• Автор: Михаил Покрасс
• Издательство: Бахрах-М
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: ISBN 5-94648-048-0

«Неожиданно для себя догадываешься и чувствуешь, что над мучающими тебя вопросами бились во многих поколениях и бьются теперь многие такие же, как ты, люди. У каждого и у всех повторяются одни и те же проблемы...»

Книги психотерапевта Михаила Львовича Покрасса об этих «мучающих всех проблемах». Эти книги предназначены тем, кто не боится встречи со своей тоской, своей тревогой и болью. Тем, кто готов учиться на своем и чужом опыте. Учиться жить.

---

— Это она так думает?

- Нет, она этого не знает. Думает, как говорит. Она так... впитывает и так отталкивает.

- Так неосознанно выбирает?

- Михаил Львович! Она, как вы говорите, так “за-про-грам-мирована”!

- Что вы хотели сказать, Александра Георгиевна? -я увидел, что та хочет и не решается вмешаться.

- Она как нищий сосед к богатому относится. Она не знает, что богатый сначала голодный ходил. Не клянчил, как она, не злился, а все своим трудом заработал. Голод заставил. Богатство по копеечке складывал. А она готового хочет. Смотреть досадно. Я так своего второго мужа потеряла. Я же его любила. А все ждала, что он мне чего-то должен. Надо было мне тогда к вам раньше попасть. Ни за что бы не разошлась!

- Людмила Леонтьевна ко мне раньше вас всех пришла. Сколько существует кабинет, столько она сюда ходит. Она тогда еще действительно была Людой.

- Она просто работать не хочет! Над собой. Готового ждет. Никому - ничего. А ее пожалей! И пожалеешь - не воспользуется. Говорить не хочется!

- Почему не воспользуется, Татьяна Ивановна?

- Посмотрите, она со своим платочком сидит, как пятилетка обиженная. Ее не поняли, не вникли, не пожалели, не так подошли. Как будто ей ты чего должна. Ничего не делает. Как дитя малое! Ей не стыдно. Она, как не клянчит, а своего требует! Ей положен уход, что ли?!

- Полина Львовна правильно сказала, - снова утвердила укоряющими губами Тайса Егоровна. - Для Людмилы Леонтьевны нормальный, берущий что-то человек - грабитель.... Ей нельзя ничего нужного, за чем она пришла, нельзя ничего брать.... Признаться, что она взяла... заметить нельзя. Если воспользуется открыто, значит у нее есть.... И значит она, как все, тоже - грабитель... Значит - плохая, и ей никто не должен. А то, что взяла, отнять имеют право. Раз она, как все, то и ждать, получается, не от кого. И ей кажется - лучше не брать или не признаваться, что берет. И тогда она в ее глазах хорошая и ей положено и все еще - впереди, как у ребенка. Она же - Люда.

- Алевтина Павловна, что вы думаете, как к счастливому человеку относится Людмила Леонтьевна.

- Все уже сказали. Плохо относится. Завидует. Не знает про него ничего. Хорошее, считает, надо скрывать, как ворованное, или чтоб не сглазили. Как нечаянное счастье с не своим мужем, - ответила бледная Алевтина Павловна.

- Людмила Леонтьевна, как, по-вашему, к счастью относится такая же “несчастная”, как вы, Клавдия Степановна?

- Кто это? - с готовностью встрепенулась Люда.

- Люда, вы, сколько лет в одном кругу?.. Напротив вас женщина проснулась!

- Она? К счастью?.. Как будто ее громом поразило!.. Как будто вдруг много выиграла и теперь должно уравновеситься такой же, еще больше, потерей! Как к сглазу! И люди завидовать станут! Гадость какую-нибудь сделают! Не дай бог, словом!

- Вы гений, Люда. А как она относится к несчастливым людям?

- С жалостью, с уважением. Хорошо относится. Все святые были великими мучениками. Она себя такой считает. Самой несчастной.

- Она права?

- Головы ни разу ни на кого не подняла.

- А каково ее мужу?

- От такого стона без отпусков - кто не сопьется?!

- Спасибо. Правильно я понял, Люда, что, то, что Клавдия Степановна уважает, то и имеет?

- Конечно!

- Что для нее - идеал, тем становится и она? Как в той комнате, про которую я рассказывал, куда приводил Сталкер: жизнь осуществляет те желания, которые у тебя действительно есть?

- Конечно!

- На великих мучеников равняется, мученицей и живет?

- И всех мучит! Смотреть тошно.

- Как и вы?

- Нет. Ну, зачем вы, Михаил Львович?! У меня - совсем другое! Вы же знаете!..

О Мишиных трудностях с женщинами.

Солнечным и теплым длился, не ломая плавного своего ритма, взятого уже в начале первого дня, второй, заключительный день майского двухдневного “марафона”[255].

Вчера Миша спросил, как ему “поиграть” здесь в свои трудности с женщинами.

- С кем конкретно поиграть? - неточно улыбнулся я.

- Со всеми, - неточно ответил Миша.

- Будем играть “гарем”?! - Все рассмеялись. Играть в гарем Миша не собирался. Других конкретных воплощений своего намерения у него не было. Он озадачился... Я сообразил, что можно бы...

- Есть вариант!

- Да?

- Можно поиграть “сцены на стульях”. Сцену знакомства мужчины с женщиной в купе поезда, - Миша за идею ухватился с энтузиазмом. - Только одно условие! Женщину в этой сцене будете играть Вы.

Вера Николаевна опять хохотнула, приняв и это мое предложение за шутку. Миша, тоже поверив, что над ним подтрунивают, смутился, и... с грацией молодого медведя в цирковом поклоне отказался: дескать, как же он - женщину? - нет! Так не может быть...[256]

Мишино и мое начинание потерялось в других заботах.

К вечеру, когда до расставания на ночной перерыв времени оставалось в обрез, и уже никто ничего не решался начинать, я вернулся к Мишиной задаче и снова, уже без шутки, предложил ему поиграть в сцене знакомства - женщину.

Когда Миша, сведя коленки, сложив ручки между ног, и склонив головку... с отсутствующим, нарочито наивным видом... уставился в воображаемое окно воображаемого купе (составленного из стульев), изображая ко всему равнодушную жеманницу... когда стало ясно, какой он представляет женщину, с которой намерен общаться... тогда войти в это купе мужчиной - случайным попутчиком и познакомиться с этой безразличной к жизни и к смерти девушкой-монстром (Мишиным персонажем)... я неожиданно поручил Маше.

Маша не отказалась. Но, еще не включившись в игру, даже не “войдя в поезд”, прямо из кабинета, в котором мы занимались, неожиданно зло и грубо рявкнула на Мишу, своего сверстника и знакомого, на Мишу, а не на его персонаж:

- Ты чего тут сидишь дурой?! ...

Миша оторопел, приняв окрик на свой счет... И не зная, что делать “в роли”...

Оставалось меньше тридцати минут до ухода. День до сих пор шел без наигрышей, органично и мягко. Портить всем настроение под занавес, да еще хамским окриком на человека, нужды не было.

От Машки я этого не ждал, и оказался не готовым. Резко оборвал ее. Мишу попросил уйти со “сцены”.

Игра не состоялась. День, как мне казалось, был испорчен всем. И я теперь не подбирал слов. Обрушился на дочь. Она растерялась. Оторопела. Я бранился.

Сутью, которую при желании из моего “монолога” все-таки можно было извлечь, были два вопроса.

Один. Что позволяет Маше нападать на мягкого с ней человека? На что, на чью защиту она рассчитывает, когда задирается с тем, кто не уступает ей в силе? На что надеется, когда обижает, настораживает такой беспардонностью всех, кто хоть чуть-чуть уважает себя? Почему ей это можно? И еще! Откуда такая злость?

Второй вопрос. Почему Миша позволяет давать себе оплеухи. Что за рыцарство в том, что он оставляет “несчастную” девушку сатанеть? Лишает “бедняжку” возможности вовремя ощутить край? Что это за доброта? В чем?!

Не так ли действуют и многие другие “мальчики”, кто, в пику “жестоким отцам”, мнят себя добрыми? Не они ли, становясь мужчинами, обрекают потерявшуюся в обидах женщину (вчерашнюю девочку!) воинственно забыть спасительное чувство реального. Подстрекают ее остаться в кромешном одиночестве беспредела ничем не обеспеченных претензий? Да и не потерявших края не они ли провоцируют, поддавшись соблазну такой “доброты", обречь себя пожизненному обману ожиданий и отчаянью. И все, как и Миша, с самыми добрыми намерениями!.. Что этих мужчин движет обещать, чего не бывает?!

Не то же ли самое сделал в отношении Мишиной мамы его папа? В начале отношений, добиваясь ее внимания, парализовал будущую женщину, дав ей надежду на свое пожизненное безропотное подчинение и опеку. А теперь, через четверть века, оставил взрослую девочку одну у разбитого корыта, совершенно неготовую, обиженную несправедливостью ухода “мужа из семьи”?

Может быть обиженные “за жестокость” отцов, за боль, доставленную папой маме, эти “мальчики”, искренне желая быть иными и лучшими для женщины, надеются и пытаются, в противовес “злым” отцам, утвердить новую, небывалую доброту - без боли, без муки, без страдания? Ту доброту, которую они выпестовали в своих детских страхах? Сочинили в мучительных грезах, в фантазиях о том, как защитят мать от агрессивности мужчины и о том, что они “никогда не станут такими”!?

Не станут мужчинами?!

Может быть, не заметив, что обещают не завоеванную женщиной, полученную без сопротивления, лишенную эгоизма и своего интереса, бесполую доброту, эти “мальчики”, не заметили, что такой “щедростью” покупают, обольщают? И только падкую на “дармовой сыр” девочку. Может быть, превращая ее в товар, которым она же и торгует, покупая в свою очередь их, не заметили они, что ощущают женщин существами безынициативными, в отношениях не участвующими, не способными самостоятельно выбирать, одолевать свои трудности и решать свои задачи? Не знают эти мужчины, что мнят женщин беспомощными, неполноценными, ненастоящими людьми? Принимают их за игрушку, которой за возможность попользоваться надо платить опекой, парализующей ту еще больше?!