Наталья Фатеева - Синтез целого

• Название: Синтез целого
• Автор: Наталья Фатеева
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-86793-814-7

В книге определяются пути развития лингвистической поэтики на рубеже XX–XXI веков. При этом основной установкой является заглавная идея «синтеза целого», отражающая не только принцип существования художественных текстов и целых индивидуально-авторских систем, но и ведущий исследовательский принцип, которому следует сам автор книги. В монографии собраны тексты, написанные в течение 20 лет, и по их последовательности можно судить о развитии научных интересов ее автора. С лингвистической точки зрения рассматриваются проблемы озаглавливания прозаических и стихотворных произведений, изучается феномен «прозы поэта», анализируется эволюция авангардной поэтики с начала XX века до рубежа XX–XXI веков. Для анализа привлекаются художественные произведения А. Пушкина, Ф. Достоевского, В. Набокова, Б. Пастернака, М. Цветаевой, Д. Хармса, Л. Аронзона, Е. Мнацакановой, Г. Айги и многих других поэтов и писателей XIX–XXI веков.

Книга имеет междисциплинарный характер. Она предназначена для лингвистов, литературоведов и специалистов широкого гуманитарного профиля.

---

93

Не случайно, видимо, и тот заклад, который Раскольников нес к старухе, был сложен «крест-накрест»: ср. «Сложив обе дощечки, из коих железная была меньше деревянной, он связал их вместе накрепко, крест-накрест, ниткой; потом аккуратно и щеголевато увертел их в чистую белую бумагу и обвязал тоненькою тесемочкой, тоже накрест, а узелок приладил так, чтобы помудренее было развязать» [6, 57]. Этот «заклад» как бы становится символическим «умом» романа, который очень «мудрено» развязать читателю.

94

Ср. в «Евгении Онегине»: «А нынче / — что к моим ногам / Вас привело? какая малость! / Как с вашим сердцем и умом / Быть чувства мелкого рабом?» [2, 334].

95

В своих «Лекциях по русской литературе» Набоков [1996: 189–190] выделяет эту фразу Достоевского («Огарок уже давно погасал в кривом подсвечнике, тускло освещая в этой нищенской комнате убийцу и блудницу, странно сошедшихся за чтением вечной книги»), которую считает «грубой» и «безвкусной». По его мнению, это «ключевая фраза романа и типично Достоевский риторический выверт», который, видимо, своей рифмой «режет слух». Набоков восклицает: «„Убийца и блудница“ и „вечная книга“ — какой треугольник!» [там же]. Эту «режущую слух» Набокова рифму отметил А. А. Илюшин [1996: 388].

96

Эта сцена затем символически переосмыслена Б. Пастернаком в романе «Доктор Живаго», когда Стрельников (впоследствии Расстрельников — ср. Раскольников) при свете свечи беседует с Ларисой (по отчеству Федоровной, имеющей брата Родиона), совращенной Комаровским. В это время Живаго, наблюдающему эту свечу с улицы, приходит в голову строка «Свеча горела на столе», вслед за которой появилось стихотворение о «скрещенье рук» и «судьбы скрещенье». А Лара вскоре, подобно сестре Раскольникова, Дуне, которая промахивается при стрельбе в Свидригайлова, будет стрелять в своего совратителя (см. [Фатеева 1996б]).

97

Такую же «отчаянную надежду» выискивает для себя и Лужин, пытающийся все время опорочить Соню, отвернуть от нее семью Раскольниковых, однако эта семья рвет именно с ним.

98

В. Набоков [1996: 193] объединяет сестру Раскольникова Дуню, пьяную девочку, мелькнувшую на бульваре, и добродетельную проститутку Соню в «единую достоевскую семью заламывающих руки героинь».

99

Катерина Ивановна в романе так же, как Раскольниковы, ходит «плотно скрестив руки на груди, говоря сама с собой и кашляя» [6, 138].

100

Ср. «Соня молча вынула из ящика два креста, кипарисный и медный, перекрестилась сама, перекрестила его и надела ему на грудь кипарисный крестик. — Это, значит, символ того, что крест беру на себя, хе-хе! И точно, я до сих пор мало страдал! Кипарисный, то есть простонародный; медный — это Лизаветин, себе берешь, — покажи-ка? Так на ней он был… в ту минуту? Я знаю тоже подобных два креста, серебряный и образок. Я их сбросил тогда старушонке на грудь. Вот бы те кстати теперь, право, те бы мне и надеть…» [6, 403].

101

Впервые эти материалы из архива Ф. М. Достоевского были опубликованы в России в 1931 году (см. об этом в книге К. Баршта [1996], где на с. 233 воспроизводится страница рукописи писателя с портретом Раскольникова — этот рисунок прилагается). Конечно, Набоков мог и не знать об этом рисунке Достоевского, однако художественная логика вела писателя XX века по тому же пути.

102

Г. Шапиро [Shapiro 1998], изучая фрагментарные аллюзии в «Даре» Набокова, выходит на связь темы Наполеона с темой «отчаяния», а именно на стихотворение князя П. А. Ширинского-Шихматова со строками: «Тиран — лицом надменным / Прикрыв отчаяние души» (1815). Тема Наполеона в связи с пушкинской поэзией обнаруживается, по мнению автора статьи, во многих произведениях Набокова.

103

Хотя самая очевидная для «Отчаяния» связь с тем «шоколадом», который приказал подать себе Голядкин — герой «Двойника» Достоевского, тоже «один со своим отчаянием» «глядящий» на себя перед зеркалом.

104

Лида у Набокова выступает как аналог Лизаветы Ивановны из «Пиковой дамы».

105

А. Долинин [1999] специально отмечает, что, «перерабатывая свой английский перевод „Отчаяния“ в 1960-е годы, Набоков резко усилил его полемическую по отношению к Достоевскому направленность. В частности, он ввел в текст парономастические прозвища Достоевского Dusty and dusky (букв.: „пыльный и тусклый“), игра с которыми пронизывает весь роман и уже не может быть сведена исключительно к ограниченному кругозору нарратора. Так, когда Герман Карлович говорит о себе: ту dusty, dusky soul (букв.: „моя пыльная, тусклая душа“) или когда ему внезапно чудится a vortex of dust in the sky (очевидная анаграмма фамилии Достоевского; букв.: „воронка пыли в небе“), эти отсылки к Достоевскому находятся вне его контроля и принадлежат, вместе с анаграммами имени самого Набокова/Сирина, к тайному коду истинного автора книги. Неудивительно поэтому, что мысль о том, что „Отчаяние“ представляет собой пародию на Достоевского, была впервые высказана в американистике, а затем уже развита и обоснована в ряде работ славистов и компаративистов». См. также [Davydov 1982].

106

«Полигенетичный» герой «Отчаяния» Набокова, как отмечают П. Тамми [1992], соединяет «смелость отчаяния» Раскольникова и страсть к «Запискам сумасшедшего» Гоголя.

107

Слова «голый» и Голядкин все время «играют» в «Двойнике» — повести, которую Набоков [1996: 183] определил как лучшее, что написал Достоевский благодаря «фонетической» выразительности. Заметим, что фамилия Голядкина, вбегающего в дом, не снимая «шинели», связана с фамилией Гоголь, в которой «редуплицируется» первый слог фамилии героя. Набоков называет подобное следование стилю Гоголя «гогализацией», отмечая в своем эссе «Николай Гоголь», что «по прочтении Гоголя глаза могут гоголизироваться, и человеку порой удается видеть обрывки его мира в самых неожиданных местах» [Набоков 1987].

108

Платок является значимым элементом и других романов Набокова: так, в «Защите Лужина» этот платок «клетчатый» — он выпадает из кармана Лужина, и его будущая невеста, поднимая его, фактически выбирает свою судьбу, потом в кармане Лужина на месте платка оказывается сначала адрес невесты, а затем шахматная доска.

**

Первая публикация: Слово — чистое веселье: Сборник статей в честь А. Б. Пеньковского. М., 2009. С. 269–275.

110

Как известно, существуют две единицы членения целостного текста — абзац и сверхфразовое единство (СФЕ). Абзац — это формальная единица членения текста, заданная автором. Само членение текста имеет двоякую цель: раздельно представить читателю некоторые фрагменты для того, чтобы облегчить восприятие некоторого сообщения, и для того, чтобы автор мог задать определенную установку для восприятия этого сообщения, то есть подчеркнуть определенные временные, пространственные, логические или образные связи и зависимости или, наоборот, их фрагментировать, прервать, переакцентировать или дистанцировать. И если СФЕ является единицей объективного членения текста, которое зависит от его функциональной перспективы, то членение на абзацы — результат субъективного решения автора. В результате одно СФЕ может члениться на несколько абзацев, а в одном абзаце может заключаться несколько СФЕ (см. [Левковская 1980]).

111

Цит. по изданию только с указанием тома и страницы: Пушкин А. С. Сочинения: В 3 т. М., 1985.

112

В этом смысле вспомним очень важное наблюдение Ю. В. Шатина о противоположности статусов «события» и «чуда» в художественном тексте: событие всегда дискретно, чудо континуально [Шатин 1996].

**

Впервые опубликовано в: Лотмановский сборник М., 2004. № 3. С. 696–707.

114

См. [Фатеева 1995].

115

См. [Енсен 1995].

116

В таблице, над которой мы работали совместно с моей аспиранткой Т. А. Хазбулатовой, представлены результаты подсчетов композиционно-диалогических форм соответственно по книгам стихов Пастернака — «Сестра моя — жизнь. Лето 1917 года» (1922) («СМЖ») и «Когда разгуляется» (1956–1959) («КР»), Эти формы (вопрос, обращение, формы повелительного наклонения, второго лица, а также восклицания) используются в языке для установления речевого контакта между говорящим и слушающим. Они называются диалогическими, потому что все, в той или иной степени, требуют ответной реакции со стороны адресата или хотя бы его наличия. В поэтической речи, которая по природе своей автодиалогична, функции этих форм, конечно, усложнены и преобразованы по сравнению с их исходной функцией в устной речи — установлением контакта между собеседниками.