Олесь Донченко - Карафуто

• Название: Карафуто
• Автор: Олесь Донченко
• Издательство: Дитвидав
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1957

Семнадцатилетний Володя Дорошук отправляется со своим отцом, известным советским ученым, в морское путешествие. Но неожиданно обрушился тайфун, и корабль погибает. Володи с отцом удается спастись. Они оказываются на Карафуто — южной части Сахалина, которая тогда принадлежала японцам.

Японские обладатели угрозами и издевательством пытаются выведать у профессора его новый секретный изобретение.

Между тем Володя, проявив большие мужество и находчивость, бежит из-под стражи. Но как ему добиться в своих сквозь дремучую тайгу?

Читатели узнают о множестве чрезвычайных, порой страшных приключений, которые пережил Володя, пробираясь к пограничникам, чтобы вместе с ними избавить отца из лап преступников.

---

Три дня шел Володя сквозь тайгу. Мучил голод. По дороге он ел корешки, растения, ягоды. Потом посчастливилось палкой добыть дятла. Он показался самой вкусной едой в мире.

Иногда случались рябчики, но добыть их было невозможно. Володя сожалел, что, убегая, выбросил револьвер.

В конце третьего дня пути юноша пересек высокие сопки, покрытые густым лесом. И решил, что надо идти напрямик. До сих пор он шел просто на север. Не хотелось уклоняться от направления, обходить сопки. И вдобавок это забрало бы много дополнительного времени.

Всем существом Володя рвался на север. Ибо знал, что каждый шаг приближает его к пятидесятой параллели, за которой начинается советская земля. Он проклинал время, упущенное в японской лаборатории. Теперь бы уже он мог быть в родной стране.

Утром он начал подъем на сопку, а в полдень уже был на ее вершине.

Северной склон сопки, очень отвесный, порезанный оврагами, был оголен лесным пожаром. Печальное, неприятное чувство вызвали химерические груды угля, оставшегося от погибших деревьев. Обгорелые пеньки и стволы тоскливо чернели между буйной зеленью молодого леса, поднимавшегося над этими трупами таежных великанов.

С северной стороны сопки открывался величественный и дикий вид на тайгу, на далекие горы и равнины, на лесную речку, поблескивавшую серебром далеко внизу между деревьями.

Володя стоял, очарованный величественной красотой этой суровой нетронутой природы. Над необъятным океаном темно-зеленой хвои в воздухе носились две черных вороны. Их резкие крики «кррабб! кррабб!» долетали до Володи, как голос непроходимой тайги.

Из-под ноги сорвался камень и покатился вниз. Набирая разгон, он запрыгал, загудел, захватывая по дороге другие камни, и уже лавиной с шумом понесся отвесными склонами горы. Таежное эхо в разных концах повторило гул и грохот, и уже где-то далеко-далеко, на краю земли, замерло: тах, тах, тах…

Володя начал осторожно спускаться. Оказалось, что это намного сложнее и труднее, чем восходить на гору. Мелкие камешки то и дело срывались вниз, деревянные башмаки скользили. Уголь и пепел ссыпались от прикосновенья и запорашивали глаза.

Поскользнувшись, Володя упал. Он успел схватиться за молодую елку, но она сломалась, и он посунулся по крутому склону.

Вокруг еще скатывались мелкие камни, но Володя почувствовал, что оказался на твердой почве. Осторожно раскрыл засыпанные пылью глаза и осмотрелся. Он лежал на небольшой площадке между двумя молодыми соснами.

Тогда он подполз к краю площадки и посмотрел на склон. Далеко внизу, где начиналась долина, паслась кабарга. Кричала сойка, яркие дятлы перелетали со ствола на ствол.

И неожиданно, словно в природе случилась какое-то изменение, испуганно разлетелись дятлы, куда-то спряталась сойка, кабарга, подняв уши, тенью мелькнула в чащу.

Юноша начал искать то, что нарушило таежный покой, и сразу встретился лицом к лицу с острыми черными глазами, пристально следящими за ним из-за груды камней. Убедившись, что его убежище обнаружено, неизвестный появился на склоне сопки. Володя сразу увидел, что это не японец. Неизвестный был смуглявый мужчина с черной красивой бородой. Он очень похож был на обыкновенного русского колхозника. В руках он держал двустволку, возле пояса болтались несколько забитых рябчиков.

С минуту он стоял неподвижно, будто взвешивая, как ему поступить дальше, а потом медленно пошел склоном вверх.

«Это охотник, — подумал Володя. — Кажется, пока что мне не угрожает опасность».

Охотник поднялся на площадку и снова остановился.

— Кто ты? — спросил Володя.

— А ты кто? Уруси?

— Именно так, — кивнул Володя головой.

— Японцы ходили, японцы искали уруси, — тут же сказал, покачав головой, неизвестный.

Заметив, что Володя встревожился, он успокоил:

— Нет японцы. Далеко японцы…

Он махнул рукой в даль. Неожиданно Володя догадался:

— Ты — аинец?

— Айно, айно, — весело залопотал охотник.

Этот человек действительно принадлежал к немногочисленному народу, живущему на юге Сахалина.

На ломанном русском языке аинец рассказывал:

— Белку добыл — японец шкурку забрал. Медведя добыл — японцу дай. Много японов пришел и очень бил. Женщину японец забрал…

Долго рассказывал охотник и с каждой минутой только и слышалось: «японец бил», «японец забрал». В конце концов аинец спросил:

— Твой убегает японцы? Я знаю — твой убегает. Японцы поймает тебя, бух-бух, как рябчик.

Прощаясь, охотник указал Володе направление:

— Туда твой ходи!

Он лег на живот и пополз, показывая, как надо Володе переходить границу.

Потом они разошлись: Володя на север, аинец на юг. Охотник дал юноше часть дичи и коробочку спичек. Теперь Володя не боялся голода.

Граница была близко. Перебредя через реку, юноша пошел краем таежной долины. Скоро он почувствовал за собой быстрые шаги и снова увидел аинца, настигавшего его. Охотник был мокрый от быстрого бега, запыхавшийся.

Он протянул Володе тряпку с большим когтем зверя…

— Медведь, коготь… — сказал аинец. — Прошлой зимой добыл. С собой ношу. Счастье дает.

— Не надо, не надо, — замахал руками Володя.

Охотник замотал головой.

— Не твой, не твой, уруский большевик дай! Если японец бьет айна, японец говорит: «ты — уруси большевик! ты — уруси большевик»! И теперь айно знают, что уруси большевик очень хороший люди!

Володя понял, что не взять сейчас талисман — значит тяжело обидеть охотника. Он спрятал подарок в карман штанов, поблагодарил, и снова двое людей, встретившихся в тайге, разошлись в разные стороны.

ШХУНА «НИККА-МАРУ»

Еще три дня пробирался Володя через тайгу, а потом тайга вдруг кончилась, пошли низкорослые елки, низенькие кусты, мягкий мох и кочки. Вдали Володя услышал неясный гул и сразу узнал его: это был морской прибой!

Крайне сбитый с толку он теперь почти побежал, прыгая с кочки на кочку, ему хотелось скорее убедиться, что он ошибся. Но нет, это действительно было море. И вот Володя издали увидел его — сизую полосу прибрежных бурунов, и ясно различил его рев.

Свежий ветер с шумом пролетел навстречу, и на губах юноша ощутил холодные соленые капли. А может, это лишь показалось, может, никаких капель не было, но море, настоящее море гудело вдали и с каждым шагом приближалось.

Володя теперь уже бежал, задыхаясь, ветер наполнял его легкие. Но он все еще не верил своим глазам.

Остановился лишь в нескольких шагах от моря. Высокие волны с ревом разбивались о камень, стена соленых брызг поднималась вверх, рассыпалась, а на их месте уже вырастала новая стена, новые буруны расшибались о камень, пена клубилась и шипела. Иногда волны перекатывались через каменные валуны и заливали низкий берег.

Как же могло случиться, что юноша вместо границы вышел к морю?

Это вышло вполне случайно, это была ошибка. Размышляя над этим, Володя понял, что сам во всем виноват. Он сбился с правильного пути. После встречи с аинцем он был убежден, что до границы рукой подать. Это, в самом деле, было так, но Володя перестал проверять правильность выбранного направления. Он просто шел вперед и вперед, не замечая, что, вместо севера, давно уже идет на восток.

Володя молча стоял на берегу. Перед ним бурлило неприветливое море, а вокруг простиралась пустынная равнина, покрытая вечерней мглой. Ничто на этих суровых уединенных берегах не указывало на присутствие человеческого жилья. Ни огонька, ни звука. Только море ревело, и еще, как казалось Володе, иногда где-то кричала неизвестная птица. Может, то была сова, может, чайка скулила спросонок на приморской скале.

Тоска медленно сжала сердце. На этом берегу можно было по-настоящему понять, что такое одиночество.

Ветер крепчал. Удары бурунов так часто следовали один за другим, что звук их ударов сливался в один протяжный звук.

И вот где-то далеко в море, может, за тысячу мыль, неожиданно выплыл из тьмы огонь. Он был оранжевый и холодный. Прошло несколько минут, пока Володя понял, что это восходит месяц. Огромный медно-красный жернов выкатился из морской бездны. Дрожащая оранжево-золотая дорога осветила неистовые пенистые буруны, но по бокам этой широкой месячной полосы море теперь казалось еще более черным.

Звук человеческого голоса прозвучал бы в этой пустыне, как музыка. Но такой голос мог принадлежать также и врагу, и Володя подумал, что пусть лучше будут тоска и одиночество, чем снова оказаться в плену.

Мелькнула мысль, что берег дает значительно больше шансов на скорое возвращение на родину, чем тайга. Ведь в море может появиться пароход, и этот пароход может быть советским, и он заметит сигналы с берега, подающие одиноким юношей…

С новой силой вспыхнуло страстное желание скорое ступить на родную землю. Но вместе с тем Володя понимал, что все это только мечты, так как здесь, на японском берегу, его скорое может заметить японский пограничник, чем советский пароход, который пройдет далеко в море, и над горизонтом только обозначится дым с его труб.