Данте Алигьери - Божественная комедия. Чистилище

• Название: Божественная комедия. Чистилище
• Автор: Данте Алигьери
• Жанр: Проза

«Божественная комедия. Чистилище» – вторая часть шедевральной поэмы великого итальянского поэта эпохи Возрождения Данте Алигьери (итал. Dante Alighieri, 1265 – 1321).*** Данте Алигьери заслуженно называют «отцом итальянской литературы». Заблудившись в дремучем лесу, Данте встречает поэта Вергилия, и отправляется с ним в путешествие по загробному миру. Пройдя девять кругов Ада, поэты оказываются в Чистилище, где находятся люди, успевшие перед смертью покаяться в своих грехах. Чтобы попасть в рай, они должны очиститься, испытав муки за свои прегрешения. Две другие части этого гениального произведения – «Ад» и «Рай». Данное издание содержит уникальный редкий перевод Дмитрия Мина, выполненный в 1855 году.

---

Песнь тридцатая

Земной рай. – Появление Беатриче и исчезновение Виргилия. – Упреки Беатриче Данте.

1. Лишь только стал Септентрион верховный[1329]
(Ему ж заката, ни восхода нет,
Его же блеск лишь гасит мрак духовный, —

4. Тот блеск, который за собою вслед
Ведет весь рай, как к пристани с эфира
Хор низших звезд льет мореходцам свет).[1330] —

7. Как взор вперили все пророки мира,[1331]
Что шли меж ним и Грифом пресвятым,[1332]
На колесницу, как на пристань мира.[1333]

10. Один из них, как с неба херувим,[1334]
«Veni, sponsa, de Libano», ликуя,[1335]
Воскликнул трижды, и весь хор за ним.[1336]

13. Как из могил, призыв трубы почуя,
Воспрянут все блаженные, и всяк,
Облекшись в плоть, воскликнет: аллилуя,[1337] —

16. Над пресвятою колесницей так[1338]
Воздвиглись сто, ad vocem tanti senis,
Послов и слуг той жизни, полной благ.[1339]

19. И пели все: «Benedictus, qui veniste[1340]
И дождь цветов струили, говоря:
«Manibus о date lilia plenis!»[1341]

22. Видал я утром, как дает заря
Цвет розовый всей стороне востока,
Всему же небу ясность янтаря,

25. И как лик солнца, встав из волн потока,
Смягчает блеск свой дымкою паров,
Так что он долго выносим для ока, —

28. Так в недрах облака живых цветов,[1342]
Кропимых сонмом ангелов несметным
И в колесницу, и на злак лугов, —

31. В зеленой мантии, в венке заветном
На голове сверх белых покрывал,
Я донну зрел в хитоне огнецветном.[1343]

34. И дух во мне, хоть он и перестал
Так много лет быть в трепете жестоком[1344]
При виде той, кто выше всех похвал, —

37. Теперь, без созерцанья даже оком,
Лишь тайной силой, что из нее лилась,
Был увлечен былой любви потоком.[1345]

40. И лишь очам моим передалась
Та мощь любви, от чьей могучей воли
Во мне, ребенке, грудь уже рвалась, —

43. Я, как младенец, что при каждой боли[1346]
Бежит к родной, чтоб помогла любовь, —
Направил взор налево поневоле

46. К Виргилию, чтоб высказать: «Вся кровь[1347]
Во мне кипит, трепещет каждый атом!
След прежней страсти познаю я вновь!»[1348]

49. Но, ах! исчез Виргилий навсегда там,[1349] —
Виргилий, – он, отец сладчайший мой, —
Виргилий, кем я был спасен, как братом!

52. Все радости, что первою женой
Утрачены, мой лик не защитили,
Чтоб он не омрачился вдруг слезой.[1350]

55. – О Данте, слез о том, что прочь Виргилий[1351]
Ушел, не лей – увидим скоро мы,
Как от других заплачешь ты насилий!

58. Как адмирал то с носа, то с кормы
Глядит, как действуют людей станицы
В других судах, и в них бодрит умы,[1352]

61. Так с левого обвода колесницы,[1353]
При имени моем, его же звук
Я по нужде вношу в мои страницы,[1354]

64. Я зрел, как та, которую вокруг
Сперва скрывал хор ангелов, взор первый[1355]
Через поток в меня метнула вдруг.

67. И хоть покров, из-под венка Минервы
С главы ее спадавший, ей к лицу
Мне возбранял очей направить нервы, —

70. С величьем, сродным царскому лицу,
Она рекла, как тот, в ком есть обычай —
Сильнейшее беречь в речах к концу:

73. – Вглядись в меня, вглядись: я – Беатриче!
Взойти сюда как в ум тебе вошло?
Как о моем ты вспомнил давнем кличе?[1356]

76. Мой взор упал тут в чистых вод стекло;
В нем увидал я вид свой столь убогий,
Что взор отвел, так стыд мне жег чело![1357]

79. Не кажется и сыну мать столь строгой,
Как мне она, так сладкий мед любви[1358]
ее ко мне был полон желчи многой!

82. Едва лишь смолкла – ангелы вдали:[1359]
«In te speravi, Domine», воспели,
Но дальше «pedes meos» не пошли.[1360]

85. Как стынет снег у мачт живых на теле,
Навеянный в вершинах Апеннин
С Словенских гор в холодные метели,

88. Едва ж из стран без тени до вершин
Коснется жар – закованный дотоле
Весь снег плывет, как воск, огнем палим, —

91. Так я без слез и вздохов был, доколе
Гимн не воспел хор Божий в вышине,[1361] —
Хор горних сфер, покорный высшей воле.

94. И вот, когда он состраданье мне
Сильнее выразил, чем если б прямо
«Что так строга?» проговорил жене, —

97. Растаял лед вкруг сердца в миг тот самый
И вышел влагой в очи, a в уста[1362]
Потоком вздохов из груди упрямой.

100. Она ж, все там же стоя, в небеса
Так с колесницы к существам предвечным
Направила святые словеса:

103. – От вечности вы в свете бесконечном;
Ничто, – ни ночь, ни сон, – не скроют вам
Того, как век идет путем беспечным.[1363]

106. Я ж смысл такой желаю дать словам,
Чтоб тот, кто плачет там, познал о тесных
Соотношеньях горести к грехам.

109. Не только силой тех кругов чудесных,
Что всем посевам свой дают покров[1364]
По положению светил небесных,

112. Но и обильем Божеских даров,
В мир льющихся, как дождь, всегда готовый,
Из недоступных для ума паров,[1365] —

115. Он таковым в своей был жизни новой,[1366]
Вернее – мог бы быть, что добрый нрав[1367]
Принес бы в нем плод сладкий и здоровый.[1368]

118. Но тем полней бывает сорных трав
Та почва, что прияла злое семя,
Чем лучше был земной ее состав![1369]

121. Моей красой он сдержан был на время,[1370]
И, следуя младым очам моим,
Он прямо шел, грехов отбросив бремя.

124. Но лишь чреда настала дням вторым,
Едва лишь в жизнь вступила я иную,[1371] —
Меня забыв, он предался другим.

127. Когда ж на дух сменила плоть земную[1372]
И возросла в красе и чистоте, —
Он перестал ценить меня, святую.

130. И ложный путь он избрал в слепоте[1373]
Вслед призракам пустого идеала,
Поверивши несбыточной мечте;

133. Наитье свыше уж не помогало,
Каким не раз к себе в виденьях сна
Звала его, – так чтил меня он мало!

136. И так он пал, что мне уже одна[1374]
Спасти его дорога оставалась:
Явить ему погибших племена.

139. Затем-то я и к мертвым в сень спускалась
И там пред тем, который в этот край[1375]
Привел его, слезами заливалась.

142. Нарушится суд Божий, если в рай
Он перейдет чрез Лету, узрит розы
Небесных стран и не уплатит пай[1376]

145. Раскаянья, пролив здесь горьки слезы.

Песнь тридцать первая[1377]

Земной рай. – Новые упреки Беатриче и новое покаяние Данте. – Переход через Лету. – Пляска четырех прекрасных жен. – Беатриче без покрывала.

1. – О ты, стоящий за рекой священной!
Так, слов своих мне в грудь направив меч,
И без того уж слишком изощренный,[1378]

4. Она вела без перерыва речь:
– Скажи, скажи: права ль я с обвиненьем?
Сознайся же и дай мне суд изречь.

7. Но я таким взволнован был смущеньем,
Что голос мой, возникнув, смолк скорей,
Чем орган речи издал звук с волненьем.

10. Она ж, помедлив: – Что с душой твоей?
Ответствуй мне! Еще в реке твой разум
Не потерял всю память прежних дней.[1379]

13. Смущение и страх, смешавшись разом,[1380]
Столь тихое из уст исторгли «да»,[1381]
Что заключить о нем лишь можно б глазом.

16. Как арбалет ломается, когда
Лук с тетивой сверх мер натянут длани
И пустят в цель стрелу уж без вреда,[1382]

19. Так сломлен был я тяжестью страданий.
Я залился слезами, голос стих,[1383]
Подавлен вздохами в моей гортани.

22. И мне она: – В желаниях моих,
Чтоб ты любил и думал лишь о Благе,[1384]
Вне коего нет радостей земных.

25. Скажи, какие встретил ты овраги
Иль чем был скован, что идти вперед[1385]
За Благом тем лишился всей отваги?

28. И что за прелести, что за расчет
В челе других нашел ты, что их крыльям
Осмелился поверить свой полет?[1386]

31. Вздохнув глубоко, залит слез обильем,
Едва собрал я голос на ответ,
Сложившийся в устах моих с усильем.[1387]

34. – Ценя, – сказал я с плачем, – ложный свет
Лишь благ земных, я вслед за ним увлекся,
Когда юдоль покинули вы бед.

37. И та: – Хотя б смолчал ты иль отрекся,
В чем ты сознался, – все ж твой Судия
Зрит грех твой, сколько б мглой он ни облекся.

40. Но кто излил в слезах, не утая,
Грех добровольно, – для того колеса
Наш суд вращает против острия.[1388]

43. Однако, чтоб больней отозвалося
Тебе паденье, чтоб в другой ты раз[1389]
На зов Сирен недвижней был утеса,[1390] —

46. Уйми источник слез и слушай нас.[1391]
И я скажу: куда б тебя, казалось,
Был должен весть моей кончины час.

49. В природе ли, в искусстве ль, что встречалось
Прекраснее, тех членов, где витал[1392]
Мой дух, хоть тело в прах уже распалось?[1393]

52. И если ты с их смертью потерял
Все высшее, – в ком на земле в замену
Ты мог найти столь дивный идеал?

55. С стрелою первой, видя благ тех цену,[1394]
Не должен ли ты был в святой предел
Лететь за мной, уж вышедшей из плену?

58. Так как могла под выстрел новых стрел
Склонить полет твой женских глаз зараза,[1395]
Вся суетность житейских тщетных дел?

61. Младой птенец прельстится два, три раза;
Когда ж он оперится, – птицелов
Не обольстит ему уж сетью глаза.[1396]

64. Как, покраснев, потупя взор, без слов,
Стоит и внемлет наставленьям в школе,
В вине сознавшись, ученик, – таков

67. Был я. Но та: – Мне внемля, по неволе
Тоскуешь ты; но бороду на нас[1397]
Приподыми, и ты встоскуешь боле.

70. Ах, с меньшим затрудненьем вырвут вяз
С корнями вон порывы бурь с полночи,
Иль вихрь из стран, где царствовал Ярбас,

73. Чем то, с каким свои я поднял очи;
Я в слове борода свой лик узнал, —
И яд насмешки понял я жесточе.[1398]

76. Когда ж чело я наконец подъял,
То увидал, что на нее цветами
Уж рой существ первичных не кидал.[1399]

79. И смутными я зрел ее очами,[1400]
Глядевшую туда, где птица-лев
Двумя в одно сливались естествами.[1401]

82. На том брегу, в покрове меж дерев,
Она себя былую превышала,
Насколько здесь была всех краше дев.[1402]

85. Так жгло меня раскаяния жало,[1403]
Что от всего, к чему так льнул мой слух,[1404]
Душа моя, как от врага, бежала.

88. Самосознанье так мне грызло дух,
Что тут я пал, и чем тогда мог стать я, —
Лишь знает та, пред кем мой ум потух.[1405]

91. Когда ж стал вновь мир внешний сознавать я, —
Та донна, кем я встречен у ключа,[1406]
Сказала мне: – Ко мне, ко мне в объятья!

94. И, погрузив до шеи и влача
Меня в волнах, по водному разбегу[1407]
Она скользнула, как челнок ткача.

97. И хор воспел, лишь близок был я к брегу,
«Asperges me», так звучно, что нет сил[1408]
Ни описать, ни вспомнить звуков негу.

100. И дланями прекрасной схвачен был
Я за главу и весь опущен в волны,[1409]
При чем воды невольно я испил.

103. И к четырем тем девам я, безмолвный,
Стал в хоровод, омыт от грешной тьмы,
И принят в их объятья, счастья полный.[1410]

106. – Мы нимфы здесь, a в небе звезды мы![1411]
Мы, до явленья Беатриче в мире
ее рабы, уж лили свет в умы.[1412]

109. К ее очам тебя представим в мире;
Дадут же мощь тебе их вынесть свет
Те три жены, что глубже зрят в эфире.[1413]

112. Так начали петь хором и, вослед
Им шествуя, предстал я пред Грифона;
С него ж на нас был взор ее воздет.[1414]

115. – Здесь не щади очей, – сказали, жены, —
Ты приведен к смарагдам тех очей,[1415]
От коих стрел ты пал во время оно.

118. Миллионы дум, огня все горячей,
Влекли мой взор к очам ее лучистым,
Прикованным лишь к Грифу без речей.

121. Как солнце в зеркале, во взоре чистом
Гриф отражался, образ свой двоя
То тем, то этим веществом огнистым.[1416]

124. Представь, читатель, как дивился я,
Когда, не движась, Гриф без перерыва
Менял свой образ в мгле очей ее!

127. Пока мой дух, полн радости и дива,[1417]
Вкушал ту снедь, что, насыщая нас,
В нас возбуждает больше к ней призыва,[1418] —

130. Приблизились другие три, явясь[1419]
Мне существами высшего порядка,
И с пляской райской слили пенья глас.

133. – Склони, склони взор светлый, – пели сладко,
О Беатриче, к другу твоему![1420]
Чтоб зреть тебя, он путь свершил не краткий.[1421]

136. Будь благостна, благоволи ему
Открыть уста, да видит без покрова
Второй твой блеск, незримый никому![1422]

139. О вечный свет от света пресвятого![1423]
Кто так бледнел в тени густых древес
Парнаса, кто испил ключа живого,

142. Чтоб гений в нем внезапно не исчез,[1424]
Когда б дерзнул воспеть, как ты предстала.
Осенена гармонией небес,[1425]

145. О Беатриче, мне без покрывала!

Песнь тридцать вторая