Сергей Лишаев - Эстетика Другого

• Название: Эстетика Другого
• Автор: Сергей Лишаев
• Жанр: Философия

В монографии ставится ряд существенных для философской эстетики вопросов. Что мы чувствуем, когда чувствуем что-то особенное, Другое? Что происходит с нами в момент, когда мы как-то по-особому расположены? Что это за расположения? Если расположения отличны друг от друга, то чем? И, наконец, каковы онтологические предпосылки, делающие такие расположения возможными? Соглашаясь с тем, что нынешняя эстетика оторвалась от жизни, автор видит выход в создании эстетики как ветви онтологии, как аналитики чувственных данностей, субъективные и объективные моменты которых не изначальны, а обнаруживаются в стадии рефлексии над эстетической ситуацией. «Эстетику Другого» можно определить как попытку дать развернутый ответ на эти непростые вопросы. В книге разрабатывается концептуальный аппарат феноменологии эстетических расположений и дается аналитическое описание феноменов, которые еще не получили углубленной философско-эстетической проработки; среди них: «ветхое», «юное», «мимолетное», «затерянное», «маленькое», «ужасное», «страшное», «тоскливое», «скучное», «безобразное» и др.

Книга предназначена для всех, интересующихся проблемами эстетики, онтологии, философской антропологии.

---

И скучно и грустно, и некому руку подать

            В минуту душевной невзгоды...

Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..

            А годы проходят – все лучшие годы!

Любить... но кого же?.. на время не стоит труда,

           А вечно любить невозможно.

В себя ли заглянешь? – там прошлого нет и следа:

           И радость, и муки, и все там ничтожно...

Что страсти? – ведь рано иль поздно их сладкий недуг

           Исчезнет при слове рассудка;

И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, –

           Такая пустая и глупая шутка...

60

Термин "affirmo" был введен в философскую литературу В. А. Коневым как термин для выражения философской парадигмы affirmo (наряду с парадигмами "on he on", "cogito", "existenz"), которая конституируется В. А. Коневым как критика культуры. Для парадигмы affirmo "важно вычленить абсолютную способность культуры, тот абсолютный культурный акт, в котором и благодаря которому культура становится возможна". По мысли этого философа "исходным пунктом философского анализа культуры... должно стать: "Affirmo ergo est" – "Утверждаю, значит есть." Есть нормы, ценности, произведения, вещи – все, что представляет культуру" (Конев В. А. Онтология культуры. Самара: "Изд–во Самарский университет", 1998. С. 8).

Не входя здесь в обсуждение отношения "эстетики утверждения" к тому, что В. А. Коневым определено как "парадигма affirmo", отметим лишь, что использование этого термина было бы предпочтительно в силу его латинского происхождения (позволяющее на уровне текста четко отделять термин от слов обыденной речи) и фонетической красоты, звучности, но мы не можем ввести его в качестве основного термина для эстетики утверждения, так как латинская пара к слову "аффирмация" – "негация" не имеет той отстраненности от области этической и вкусовой оценки, которую на русском языке имеет слово "аффирмо". Уйти от негативной эстетики никак не удается. В противоположность этому неравновесному (в смысле близости к области оценки) сочетанию "слов–латинян" соединение в антиномичную понятийную пару русских "отвержение" и "утверждение" хоть и не столь звучно, но зато более сбалансировано в смысле равновеликой оценочной нейтральности и отстраненности от привычных для традиции смысловых автоматизмов. Поэтому в сочетании со словом "эстетика" мы будем употреблять термины "утверждение" и "отвержение", но там, где речь идет собственно об эстетике утверждения, мы, наряду с термином "утверждение", будем использовать в качестве его синонима также и термин "аффирмация", "аффирмативный".

61

Здесь приходится уточнить онтологическую структуру Присутствия. Мы мыслим ее как Другое–в–мире, а не как Бытие–в–мире. Для Хайдеггера, давшего аналитику Dasein в горизонте задачи экспликации смысла Бытия, совершенно естественным было отождествление (в «Бытии и времени») того, что мы называем Другим, с Бытием, а Бытия (в докладе "Что такое метафизика?") с Ничто. Но постановка вопроса о метафизическом начале эстетической данности привела нас к необходимости говорить не только о Бытии, но и о Другом, которое, как мета–физический горизонт эстетического опыта, не может быть отождествлено с Бытием по причине тройственного онтолого–эстетического обнаружения Другого в модусах Бытия, Небытия и Ничто. При этом исходным в соотношении этих трех форм–проявлений Другого остается Бытие (положительное Ничто), поскольку Небытие и Ничто могут быть эксплицированы в опыте только по отношению к нему: Небытие есть отвержение Бытия Присутствия, Ничто есть лишенность Бытия.

62

Именно ничтожения, но не «уничтоженности». Нельзя присутствовать в мире в модусе Небытия. Речь, скорее, о некоем онтологическом  «соприкосновении» человека с Небытием. Присутствие всегда есть присутствие в модусе Бытия или «пустого» Бытия (Ничто). Данность Небытия не есть, конечно, способ присутствия в мире, но стояние на границе Бытия, встреча с Небытием, но не «стояние» в нем.

63

Что стоит за выражением "понимать чувством"? "Понимать чувством" – значит находить смысл своего существовании не путем анализа, суждений и умозаключений, но знать его непосредственно, интуитивно. Находясь "внутри" аффирмативного расположения, в котором человек имплицитно понимает "смысл жизни", он не чувствует необходимости в рациональном "уяснении–прояснении" для самого себя того, в чем же, собственно, состоит "утверждающий" смысл эстетической ситуации. Посредством рационализации "ситуации–со–смыслом" можно попытаться более или менее адекватно осознать уже имеющийся смысл, но его нельзя произвести посредством рассудка. Если смысл есть, то его можно попытаться эксплицировать, если же его нет, то и говорить не о чем (разве что об отсутствии смысла).

Итак, человек "повседневно" чувствует ("ощущает") осмысленность своего присутствия в мире, он чувством знает, что его существование осмысленно (эту осмысленность философский разум может проинтерпретировать в том числе и на таком пути: человек чувствует свое существование осмысленным потому, что он причастен Бытию, что его жизнь осмыслена Бытием), но событием эстетического откровенияосмысленности присутствия человека эта повседневно–и–незаметно–присутствующая–осмысленность становится в утверждающих эстетических расположениях. Эстетическое чувство, таким образом, всегда есть или условное или безусловное откровение Другого или как того, что "дает" смысл, или как того, что "лишает" его. Это откровение есть не что иное, как данность "дающего" (Бытия) или данность "лишающего" (Небытия или Ничто).

64

Как не вспомнить тут о тютчевском "родимом" хаосе!

О чем ты воешь, ветр ночной,

О чем так сетуешь безумно?

Что значит странный голос твой,

То глухо жалобный, то шумный?

Понятным сердцу языком

Твердишь о непонятной муке,

И роешь, и взрываешь в нем

Порой неистовые звуки!

О, страшных песен сих не пой

Про древний хаос, про родимый!

Как жадно мир души ночной

Внимает повести любимой!

Из смертной рвется он груди

И с беспредельным жаждет слиться...

О, бурь уснувших не буди:

Под ними хаос шевелится!..

65

То в этой книге, что мы назвали эстетикой Небытия, будет рассмотрено лишь настолько, насколько это необходимо для того, чтобы обрисовать контуры предлагаемой здесь версии неклассической эстетики в ее общих принципах, но не будет предметом детального изучения, описания и анализа. На данный момент наша задача состоит в том, чтобы раскрыть лишь основные принципы и направления эстетического анализа, на базе которых могла бы развиваться неклассическая эстетика в концептуальном поле феноменологии эстетических расположений.

66

Предмет становится мне эстетически "страшно близок", поскольку я вижу в нем Другое, одновременно присутствующее в предмете и в душе. В плане Другого "я" и "предмет" составляютодно существо как место–присутствие Другого. У этого существа одно "сердце" – Другое, и оно живо, пока сердце «бьется» и "питает" обе его половинки: человека и вещь (что–то или кого–то). Человек здесь предельно сближается с эстетическим предметом в силу их (его и вещи) близости к Другому. Другое как глубина, открывшаяся во мне, и как глубина, открывшаяся (мне) в эстетическом предмете, – это одна и та же глубина, мы, я и вещь (вещи), соучаствуем в Другом и "в нем", в общей близости к нему – едины, «в нем» мы – "одно существо", эстетический "кентавр". У такого кентавра одна часть тела – человеческая, а другая – нет, но тем не менее – это "части" одного существа, одного эстетического организма–расположения, синтезированные воедино силой Другого. В то же время предмет восприятия остается "отдаленным" от меня как предмет, в котором Другое дано в его абсолютной инаковости ему же как сущему предмету.

Итак, онтологическая близость и даль неотъемлемы от любого эстетического события и любого эстетического расположения (в особенности же они неотрывны от «абсолютной эстетики» прекрасного, безобразного, возвышенного, ужасного, затерянного, ветхого, юного и т. д., поскольку здесь эти даль и близь даны не как потенциально бесконечные, а как актуально бесконечные близь и даль, то есть даны абсолютно). Но до сих пор речь у нас шла об имманентности трансцендентного в эстетическом событии независимо от того, будет ли это эстетическое событие событием данности Другого как Бытия, Небытия или Ничто.