Жан Франсуа Лаперуз - Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии»

• Название: Путешествие по всему миру на «Буссоли» и «Астролябии»
• Автор: Жан Франсуа Лаперуз
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-65283-9

Новый том серии «Великие путешествия» — «Путешествие по всему миру на “Буссоли” и “Астролябии”» — представляет современному читателю наследие одного из самых знаменитых мореплавателей эпохи Просвещения — Жана Франсуа де Гало, графа де Лаперуза (1741–1788). В основе этого издания — первый перевод на русский язык дневников великого путешественника.

Маршрут кругосветного плавания, предписанный Людовиком XVI офицеру Королевского флота Жану Франсуа де Лаперузу, превосходил все, что было известно до той поры: Франция собиралась разом превзойти все свершения Великобритании в географических открытиях неизведанных земель. Напутствуя Лаперуза, король произнес: «Я буду считать самым счастливым итогом экспедиции, если она завершится без потерь человеческих жизней». К сожалению, пожелание Людовика не сбылось. Экспедиция пропала в марте 1788 года: Лаперуз «бесследно исчез в безбрежном синем океане, и только скорбная загадочная его тень не покидает наши умы и сердца». Лишь почти через 40 лет, в 1826 году, на острове Ваникоро, в западной части Тихого океана, были обнаружены следы пропавшей экспедиции. Эта книга — первый перевод на русский язык дневника знаменитого путешественника, дань героическому подвигу великого человека, одного из самых замечательных первооткрывателей в истории человечества. Издание включает не публиковавшуюся ранее на русском языке биографическую книгу известного историка Эрнеста Скотта «Жизнь Лаперуза».

Как и предыдущие издания серии, книга прекрасно оформлена и насыщена огромным количеством цветных и черно-белых иллюстраций.

---

Мы увидели на зюйд-весте острова Четырех Братьев. Поскольку вполне точные измерения долготы позволили нам определить их положение, как и положение мыса Роллен острова Марикан, мы уверены, что ширина этого пролива составляет около пятнадцати лье.

Ночью погода была очень хорошей, и ветра установились на ост-норд-осте, так что мы вошли в пролив при свете луны. Я назвал его проливом Буссоль[187] и полагаю, что этот пролив — лучший из всех, которыми можно пройти сквозь Курилы.

Мы поступили правильно, воспользовавшись хорошей погодой, потому что к полуночи небо затянулось, и на рассвете следующего дня нас окутывал столь густой туман, что мы не могли сказать с уверенностью, вышли ли мы уже из пролива. Я продолжал отклоняться к зюйду посреди этих туманов, намереваясь при первом же прояснении приблизиться к островам, расположенным севернее, и осмотреть их все до мыса Лопатка, если представится возможность. Однако туманы окутывали нас здесь с еще большим постоянством, чем у побережья Татарии.

На протяжении десяти дней у нас было лишь двадцать четыре часа ясной погоды, да и это время мы провели в почти мертвом штиле. Мы были счастливы, что воспользовались хорошей погодой в первую половину ночи, чтобы пройти сквозь острова.

В шесть часов вечера я повернул к норду в направлении суши, от которой, как я предполагал, мы находились в двенадцати лье. Туман по-прежнему был очень густым. Около полуночи ветер перешел к весту, и я взял курс на ост, ожидая рассвета, чтобы приблизиться к берегу. Однако утром туман не рассеялся. Впрочем, солнце показывалось дважды, и тогда на несколько минут видимость увеличивалась до одного-двух лье. Мы воспользовались возможностью измерить абсолютные высоты Солнца, чтобы установить истинное время и определить по нему долготу.

Эти наблюдения не устранили всех наших сомнений, поскольку видимость была очень плохой. Однако мы установили из них, что нас отнесло приблизительно на десять лье к зюйд-осту, что вполне согласовывалось с различными пеленгами, взятыми нами накануне вечером, когда был штиль.

Петропавловская гавань, вид на Авачинскую сопку. Гравюра. 1812 г.

Туман возвращался с упорством, и на следующий день мы снова были окутаны им. И тогда, поскольку благоприятное время года подходило к концу, я решил отказаться от исследования Северных Курил и взять курс на Камчатку. Мы определили положение самых южных из них, в отношении которых у географов оставались сомнения. Географическое положение острова Марикан теперь было точно установлено, как и мыса Лопатка. Поэтому мне представлялось, что более не было возможности допустить сколько-нибудь существенную ошибку в определении направления тех островов, которые находились между этих двух точек. Я посчитал, что не должен жертвовать ради почти бесполезных изысканий здоровьем наших экипажей, которые по причине постоянных туманов пребывали в условиях очень нездоровой сырости, несмотря на все принятые нами предосторожности, и уже давно нуждались в отдыхе.

Приняв это решение, я взял курс на ост-норд-ост, отказавшись от своего изначального намерения встать на якорь возле одного из Курильских островов, чтобы узнать их природные особенности и нравы обитателей. Я был убежден, что последние были частью того же народа, который населял Чоку и Чичу, что подтверждали сообщения русских, накопивших словарь языка этих островитян, вполне совпадающий с тем, который составили мы в заливе Де-Лангля. Единственное различие состояло в том способе, которым мы смогли выразить их произношение, которое, вероятно, русскими и французами не могло восприниматься на слух одинаковым образом.

Кроме того, вид южных островов, вблизи которых мы прошли, был ужасен, и я полагаю, что остров Компании, острова Четырех Братьев, Марикан и прочие не пригодны для обитания. Голые иссушенные скалы, лишенные зелени и плодородной почвы, могут служить лишь временным прибежищем для потерпевших кораблекрушение, которым следовало бы спешно пересечь проливы, разделяющие Курильские острова, чтобы попасть на Чичу или Чоку.

До 5 сентября туманы были столь же постоянны, как и прежде. Однако мы уже отошли достаточно далеко в открытое море, чтобы поставить все паруса посреди окутывающего нас мрака. И в шесть часов вечера того же дня прояснилось, и мы увидели побережье Камчатки.

Оно простиралось от вест-тень-норда до норд-тень-веста, и горные вершины, которые мы пеленговали в этих направлениях, были именно теми вулканами, которые находятся к северу от Петропавловской гавани. Нас все еще отделяло от нее более тридцати пяти лье, поскольку наша широта составляла лишь 51° 30′.

Эта часть побережья показалась нам отвратительной. С печалью и почти с ужасом глаз останавливался на необъятных скоплениях скал, все еще покрытых снегом в начале сентября, которые, похоже, никогда не знали растительности.

Мы взяли курс на север. Ночью ветра перешли к норд-весту. На следующий день погода снова была ясной, и мы приблизились к суше. Было приятно видеть ее рядом, и подножия огромных гор, увенчанных вечными снегами, устилала красивейшая растительность, среди которой там и тут встречались рощи деревьев.

6 сентября вечером мы различили вход в Авачинскую бухту, или бухту Святых Петра и Павла. Маяк, возведенный русскими на восточной оконечности входа в бухту, ни разу не зажегся в продолжение ночи. На следующий день комендант гавани рассказал нам, что все усилия, направленные на поддержание огня, оказались тщетными. Ветер неизменно задувал фитиль, который прикрывали лишь четыре плохо соединенные еловые доски.

Читатель вскоре увидит, что это сооружение, достойное Камчатки, не повторяло образцы маяков Древней Греции, Египта или Италии. Однако пришлось бы вернуться в героические времена, предшествовавшие Троянской войне, чтобы встретить столь же сердечное гостеприимство, как то, которое свойственно людям в этих диких краях.

Мы вошли в залив 7 сентября в два часа пополудни. Комендант гавани поручик Хабаров проделал пять лье в своей лодке, чтобы встретить нас. Хотя заботы о маяке занимали его в продолжение всей ночи, он винил одного себя в том, что фитиль по-прежнему не удается поддерживать в горящем состоянии. Он сказал, что уже давно нас ждали здесь. Как он полагал, у генерал-губернатора полуострова, прибытие которого в Петропавловск ожидалось через пять дней, были письма для нас.

Едва мы отдали якорь, как увидели почтенного кюре Паратунки вместе с супругой и всеми его детьми. Тогда мы поняли, что сможем без труда снова вывести на сцену часть тех персонажей, в чьем существовании сомневались некоторые читатели последнего «Путешествия» Кука.

Глава XXI Сентябрь 1787

Дополнение к предыдущим главам. — Новые сведения о восточном побережье Татарии. — Сомнения в предполагаемой ловле жемчуга, о которой упоминали иезуиты. — Физические различия между островитянами и жителями континента. — Бедность этой страны. — Невозможность ведения какой-либо прибыльной торговли здесь. — Словарь жителей острова Чока, или Сахалина.

Наш переход из Манилы к острову Квельпарт у южного побережья Кореи был в новинку только для нас самих, ибо голландцы уже давно ведут торговлю с Японией и каждый год отправляют одно или два судна в Нагасаки. Однако мне не было известно, проходят ли они проливом между Формозой и Китаем или вдоль восточного побережья этого острова.

Меня уверяли, что перед отплытием из Батавии их капитаны дают клятву хранить в тайне подробности своего путешествия и не дозволять никому копировать рукописные карты, им переданные. Означает ли подобная предосторожность, что другие европейцы были бы приняты в Японии и составили бы там конкуренцию голландцам? Или принесение этой присяги — лишь старинный обычай, который они не сочли нужным реформировать?

Как бы там ни было, мы полагаем, что наступило время, когда завеса, скрывающая мореплавание в этих широтах, должна подняться. В последнее время мореходное искусство совершило такой прогресс, что подобные помехи более не смогут его сдерживать. География скоро перестанет быть сомнительной наукой, поскольку споры и критика станут бесполезны, когда будут точно определены широта и долгота всех основных точек земного шара. И мы живем накануне эпохи, когда все народы будут досконально знать протяжение морей, их окружающих, и суши, которую они населяют.

Хотя моря Татарии, которые мы исследовали, омывают побережья древнейшего из обитаемых континентов, они так же неизвестны европейцам, как пролив Аниан или архипелаг Святого Лазаря[188]. И иезуиты, благодаря сообщениям которых мы столь хорошо узнали Китай, не смогли как-либо просветить нас в отношении восточной части этой обширной империи.