Н. Стромилов - Впервые над полюсом

• Название: Впервые над полюсом
• Автор: Н. Стромилов
• Издательство: Гидрометеоиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1977

В 1977 г. исполняется 40 лет с момента высадки на дрейфующие льды советской научной станции «Северный полюс 1». Казалось бы, что нового можно сказать об этом выдающемся событии, которому посвящена обширнейшая литература?Оказывается, можно. Многие ли знают, что прежде чем в районе Северного полюса сели четыре тяжелые машины, над полюсом пролетал маленький самолет-разведчик? Бортрадистом этого первого советского самолета над полюсом и был автор предлагаемой книги. Он же был одним из создателей радиостанции «Дрейф», связывавшей папанинцев с миром. За участие в подготовке и обеспечении работы папанинской экспедиции Н. Н. Стромилов был награжден орденом Ленина.Книга рассчитана на самые широкие круги читателей, и прежде всего — на молодежь. 

---

* * *

Необычно для зимнего времени спокойно Берингово море: полный штиль, небольшая зыбь. Но это спокойствие обманчиво: вскоре разыгрывается жестокий шторм. Пароходы, лопасти винтов которых в полярном плавании обгрыз лед, выбиваясь из сил, карабкаются с волны на волну. У «Лейтенанта Шмидта» скорость меньше, он отстает и вскоре скрывается в пелене тумана за кормой «Свердловска». Вместе с радистом Михаилом Науменко поочередно стоим вахту в радиорубке «Свердловска».

Проходит три дня, и у «Лейтенанта Шмидта» штормом ломает руль. При падении перо руля обламывает последнюю лопасть винта. Судно остается без хода и управления. В притихшем сразу эфире звучит SOS - сигнал бедствия! Его принимают несколько судов, но «Свердловск» оказывается ближайшим к «Лейтенанту Шмидту» и, выполняя суровый и человечный морской закон, разворачивается и идет на помощь. А ветер крепчает, его порывы доходят до 12 баллов.

Высокую дисциплину в эфире поддерживают в это время японские береговые радиостанции. Короткой кодовой фразой QRT они очень решительно пресекают попытки радистов нескольких судов поболтать друг с другом на волне 600 метров. Но среди нарушителей советских радистов нет. Сигнал бедствия. Он долго еще будет мерещиться принявшим его радистам, часто - в самой вроде бы не располагающей к этому обстановке…

Мы приходим в точку, где, по счислению, должен находиться «Лейтенант Шмидт». Но его нет. И нет, кажется, силы, которая могла бы разогнать проклятый туман, мешающий пароходам увидеть друг друга. Но мы знаем, что терпящее бедствие судно где-то совсем близко, так как очень хорошо слышим излучение приемника его радиостанции.

Давно не покидает мостика капитан Мелехов. Проходят сутки. Шторм не стихает. Бедствующее судно подносит все ближе к берегу, на котором почти нет пляжей, куда можно выброситься, зато в изобилии скалы, у которых можно найти гибель.

Но вот очередная ночь. Рассеивается туман. Ненадолго, минут на десять. Но этого достаточно, чтобы вахтенный штурман разглядел качающегося на волнах в четырех милях от нас «Лейтенанта Шмидта»! Поворот. Полный вперед! И вот суда видят друг друга даже во вновь сгустившемся тумане.

В течение многих часов «Свердловск» пытается взять аварийное судно на буксир. Один за другим лопаются толстые стальные канаты, не выдерживая огромную нагрузку. Но вот стальная нитка между судами натянута и начинается буксировка: оба судна удаляются от коварного берега.

Медленно тянутся дни. Неоднократно лопается и вновь заводится буксирный конец. Когда на «Свердловске» остается совсем мало топлива, на смену ему приходит пароход «Охотск» и - хотя тоже не сразу - берет на буксир «Лейтенанта Шмидта». А когда до Авачинской губы остается всего лишь около десяти миль, топливо на «Свердловске» кончается. Отдаются оба якоря. Но они не берут грунт, и неутихающим штормом пароход медленно несет на берег.

Летит в Петропавловск-Камчатский тревожное сообщение. В эфире появляется радиостанция ледокола «Литке»: старший радист Олег Куксин сообщает, что ледокол выходит из Авачинской губы нам на помощь, и просит следить за его радиостанцией. Проходит тридцать томительных минут, вновь появляется в эфире Куксин и говорит: «Б-р-р, нахлебались!» Передает официальное сообщение, из которого следует, что борьба с озверевшей стихией оказалась непосильной для ледокола - волны накрывают его «с головой» и он возвращается в губу.

Мы не узнаем обычно строгого, предельно лаконичного в эфире Куксина. Он мог бы давно закончить связь, передав свое короткое сообщение, но не делает этого, а ведет с нами в общем-то беспредметный разговор вплоть до возвращения «Литке» к месту стоянки. И мы понимаем, что радисту трудно оставить нас одних в непростой обстановке, как трудно было передать и сообщение о том, что его родной ледокол не в состоянии оказать нам помощь, когда она так нужна. Оказывается, вы не такой строгий, каким хотите казаться в эфире, Куксин…

Но вот Куксин шлет нам последнее «73» - лучшие пожелания на языке радистов всего мира, и «Свердловск» остается предоставлен самому себе, наедине со штормовой ночью, с якорями, ползущими по дну…

Так проходит несколько часов, и, когда берег оказывается уже совсем рядом, шторм стихает и якоря берут грунт. На рассвете «Литке», весело ковыляя на зыби («Я милого узнаю по походке…» - добродушно ворчит Науменко), берет «Свердловск» на буксир и приводит в Авачинскую губу. Рейс из бухты Провидения до Петропавловска-Камчатского, планировавшийся на пять-шесть дней, а длившийся двадцать два, - окончен. Здравствуй, Петропавловск! В нашем представлении это уже Большая Земля.

Петропавловск - морской город. И радушие живущих тут людей тоже морское. Нас приглашают в клуб, где в переполненном зале Муханов, интересно даже для нас - участников рейса «Челюскина», - рассказывает о Великом Северном морском пути, по которому шел наш корабль, и о людях, которые и теперь несут вахты и ведут научную работу на нем. А Илья Сельвинский, обычно немногословный, преображается и, увлекая слушающих, ведет страстный партийный разговор о советской литературе, о долге писателя, поэта - перед народом.

И вот зимний бесснежный Владивосток. Десять дней в поезде. Скоро Москва. Люди разных профессий и возрастов, с разными, не у всех ровными характерами, мы привыкли друг к другу за время трехмесячного пути. За все это время никто ни разу не пожаловался на трудности. Привыкли советоваться друг с другом, помогать один другому и тактично, но твердо поправлять неправых в чем-то товарищей. Наверное, это и есть то, что называется великим словом - дружба…

* * *

Итак, мы на твердой земле. А «Челюскин» по-прежнему зажат в мощном ледяном поле и дрейфует с ним в Чуковском море, на счету которого немало судов, раздавленных льдами. Как-то там наши товарищи?…

* * *

13 февраля 1934 года произошла трагедия - льды раздавили «Челюскина» и он затонул на 63° северной широты и 173° западной долготы, в 150 километрах от берега. На дрейфующих льдах возник и просуществовал два месяца лагерь Шмидта.

Мы, восемь человек, ушедших с «Челюскина» в начале октября 1933 года, все время, пока существовал лагерь Шмидта, жили одной жизнью с нашими товарищами, находившимися на дрейфующих льдах. Вместе с их семьями с нетерпением ждали газет и очередных сроков передачи последних известий по радио. Ждали, чтобы, расширив воображением эту скупую информацию, понять: как же там сейчас на льдине. И, наверное, самым счастливым днем для каждого из нас в том году было 13 апреля, когда наши славные летчики - будущие герои Советского Союза - вывезли из ледового лагеря последних челюскинцев…

Жизнь и работа челюскинцев в этот период была примером величайшей доблести и мужества коллектива советских людей, сплоченного и направляемого крепкой партийной организацией и талантливым руководителем. Примером, которому жить в веках! Золотыми буквами в летопись трудовых подвигов советского народа были вписаны имена челюскинцев, и среди них имя Кренкеля. Кончилась челюскинская эпопея, и, думается мне, не стало в нашей стране радиста гражданского или военного, молодого или умудренного жизненным опытом, который не хотел бы хоть в чем-то походить на Кренкеля. А сколько ребят, не достигших совершеннолетия, хотели «быть Кренкелем»! «ЧЕЛЮСКИНЕЦ» - в те годы звучало гордо!

* * *

Прошло четыре десятилетия со времени челюскинской эпопеи. И вот 19 ноября 1974 года «Комсомольская правда» сообщила: «Челюскин» найден. Под этим заголовком содержался рассказ начальника комплексной арктической гидрографической экспедиции Министерства Морского Флота СССР О. Ф. Михеева. В навигацию 1973 года экспедиция пыталась определить место последней стоянки «Челюскина», но помешали условия погоды и ледовая обстановка.

На следующий год экспедиции поручили еще раз попытаться отыскать затонувший пароход. Вот что рассказал О. Ф. Михеев:

«Приблизительное место гибели корабля мы знали. Челюскинцы П. К. Хмызников и Я. Я. Гаккель установили его со льдины на следующий день после того, как был раздавлен льдами «Челюскин». Но координаты, сделанные по звездам, солнцу и луне, были неточны. За сорок лет корабль могло отнести подводным течением или засылать илом. Наше гидрографическое судно «Степан Малыгин» отправилось в Чукотское море, чтобы раскрыть эту тайну.

Стояла тихая штилевая погода. Прочесывали квадраты моря параллельными галсами. И вот на глубине 49 метров гидроприборы «нащупали» какое-то возвышение на дне.

Это произошло на вахте инженера-гидрографа Г. Л. Куденко и техника И. М. Ястребенко. На ленте эхолота вырисовывались контуры подводного предмета. Но «Челюскин» ли это? Мы спустили катер и гидролокатором обследовали находку. Прибор помог определить размеры «неизвестного». Длина около 100 метров и ширина около 16 метров. Они соответствуют техническим данным легендарного парохода. Сомнений не оставалось: это «Челюскин». Судно лежит на ровном киле, над грунтом возвышается на 12,6 метра.