Илья Британ - Богу

• Название: Богу
• Автор: Илья Британ
• Издательство: Типография «Зинабург и К°»
• Жанр: Поэзия
• Год: 1924

Илья Британ (1885–1942) — поэт, публицист «первой волны» эмиграции. Известно, что в 1922 г. Британ был выслан из России. Затем он оказался в Берлине, где вышли сразу несколько книг его книг.

Впоследствии его стихотворные произведения получали различные оценки: К.Д.Бальмонт, к примеру, высказывался о них весьма сочувственно, а Г.В.Адамовича таковые оставили «глубоко равнодушным». Любопытно также, что для одних он являлся «борцом-русофилом», а для других «еврейским поэтом» (хотя в поэзии И.А.Британа были весьма сильны христианские мотивы).

Дальнейшая судьба И. Британа была трагической. 15 декабря 1942 г. он был расстрелян фашистами в числе девяноста других заложников во дворе казармы в городе Монруж в предместье Парижа. В своём предсмертном письме сыну И.А.Британ признавался, в частности, что: «Больше всего на свете я любил тебя, несчастливую нашу родину, музыку Рахманинова. И ещё… русскую литературу, единственную в мире».

Данное издание — сборник «Богу» (Берлин, 1924).

Оцифровщик Андрей Никитин-Перенский. Библиотека «Вторая литература».

Раздел «Стихотворения разных лет» составлен из стихотворений, разысканных в сети и в бумажном издании отсутствует.

---

«Старые вязы стоят за окном, как ограда чугунная…»

Старые вязы стоят за окном, как ограда чугунная;
Тихая-тихая ночь сторожит нас так чутко.
Ночь — как любовь твоя, светло-холодная, чистая  лунная…
Спи, мой цветок нерасцветший, моя незабудка!

Нет, ты не слышишь, как нежно целую я губы раскрытые!
Та же улыбка на них притаилась, что днём…
Кладбище вспомнил далёкое, вспомнил унылые плиты я:
Ах, для чего я с тобой! — Мне пора быть на нём!

Мне захотелось, устал я, покою, покою тенистого:
День мой давно догорел, так угодно судьбе.
Как мне зажечь в тебе пламя, которым так знойно, неистово
Сердце пылает безмерной любовью к тебе!

Как разгадать мне любовь: из земных иль небесных садов она?
Солнцем живёт или только холодной луной?
Ты точно ангелом грустным за что-то навек околдована…
Может-быть, ближе меня будет кто-то другой!

Месяц стал белым, как платье твоё; звёзды светят топазами. —
Милая… нет, — позабудь мою скорбь: это — шутка…
Ветер, потише там — ссорься с унылыми старыми вязами!
Спи, мой цветок нерасцветший, моя незабудка…

«Ты холодна, точно лунного глетчера…»

Ты холодна, точно лунного глетчера
Светлая строгая дочь;
Ты — красота нежно-ясного вечера:
Грустью любви не порочь.

Ты глубока, точно море; загадкою
Сердце моё ты томишь
И по земле ты проходишь украдкою
Прямо в надзвёздную тишь.

Знаю, судьба ткёт нам нитку за ниткою
Жизни прекрасный узор…
Ночи и дни без тебя стали пыткою;
Время горит, как костёр.

Дума бесплодная, скорбь непробудная,
Видишь, — бегут они прочь.
Слушай, как шепчет нам ночь изумрудная:
Грустью любви не порочь…

«Не спорь, не думай о цели…»

Не спорь, не думай о цели, —
Смиренно правды жди:
Слова давно отзвенели, —
Жизнь впереди!

Не спорь, не думай о Боге, —
Все мысли — злая ложь:
Иди по светлой дороге, —
Верь и найдешь!

Не спорь, не думай о мире, —
Для сердца нет завес:
Любовь бессмертная шире,
Ярче небес!

Этою вешнею ночью
К смерти я не был готов:
В сердце таинственный зодчий
Выстроил храм из цветов.

Ты?.. в этот час? Были босы
Смуглые ножки. В саду
Пали медвяные росы.
«Ты не уйдешь?» — «Не уйду.» —

— «Был я сегодня угрюмый,
Что-то терзало мне грудь.» —
«— Милый, не думай, не думай:
Всё навсегда позабудь!» —

Благовест к ранней обедне.
Солнцем убита заря.
«— Дай поцелуй мне последний,
В сердце молитву творя!» —

Смуглые ножки чуть слышны.
След золотой на песке.
О, помоги мне, Всевышний,
В этой безумной тоске!..

Разве не будет уж ночи?
Разве я к смерти готов?
Разве не выстроит зодчий
Новый алтарь из цветов?

«Не печаль и не грусть, и не страх…»

Не печаль и не грусть, и не страх
Перед ужасом близкой разлуки
В этих скорбно-усталых глазах, —
Нет, истерзан я демоном скуки.

Мне на свете теперь — всё равно,
Даже ты показалась вдруг лишней.
Если то же и впредь суждено,
То Тебя прокляну я, Всевышний!

Надоел мировой карнавал,
Колыбелей, гробов вереница!
Ласки я никогда не знавал,
А любовь только может присниться…

Отчего моя муза так зла?
Что случилось сегодня? В чём дело? —
Ты кольцо мое робко взяла,
Но на палец его не надела…

«Не лазоревый смех, не восторг…»

Не лазоревый смех, не восторг,
Не мгновенная радость забавы,
Не мираж мои цепи расторг, —
Кто мне в душу сверкнул, Боже правый!..

Как бездонно любовь глубока!
Светит Вечность во мне без печали,
И нетленных миров берега
Эти жадные очи искали.

Что сияет внизу, — не земля ль?
О, любовь без конца, без заката! —
Всех людей мне вдруг сделалось жаль,
В каждом сразу почувствовал брата…

Отчего моя муза светла?
Что случилось сегодня? в чём дело? —
Ты вернулась, ты робко вошла,
И кольцо в твоем сердце горело…

«Ваше сердце, Ирен…»

Ваше сердце, Ирен, —
Обольстительный плен,
Незаметные милые сети;
А разрез этих глаз,
Помню, видел я раз
На старинном французском портрете.

Ваши мысли, слова —
Из цветов кружева
И сверкают, и брызжут лучами;
Вашу грудь и ваш стаи,
Лёгкий, словно туман,
Я б одел дорогими парчами.

Ваша кожа смуглей
Золотистых полей,
Дышит солнцем, лавандой и мятой;
Голос тихий грудной,
Звукам Баха родной,
Тает нежной, как призрак, сонатой.

С вами так мне легко
Унестись далеко
В старину, в старину золотую.
Сам я длю этот плен,
Моя сказка — Ирен;
Но люблю я… люблю я другую!

Та — как небо проста,
Та — как небо чиста, —
Ничего, ничего в ней земного:
В ней — блаженство огня
Беззакатного дня;
Вся она — Божество без покрова.

С вами только шучу,
Улыбаясь лучу, —
Мне мила голубая интрига:
Ей, молясь и любя,
Всё — и песнь и себя
Я отдам до последнего мига!

С ней мой путь в небеса,
Где иная краса.
Где ни тьмы, ни печали, ни Смерти! —
Вас, земную Ирен,
Ваш ласкающий плен
Я и там не забуду, поверьте…

«Ты вся — с картины Боттичелли…»

Ты вся — с картины Боттичелли,
Цветок небесных берегов.
Уста мои сказать не смели
Тебе слова земных сынов.

Где ты, там — церковь, там — граница,
И веет Божья благодать;
Тебя любить, — тебе молиться
И тосковать, и тосковать.

Людских страданий ты не знала
И рождена для тихих встреч,
И звуки строгого хорала —
Твоя таинственная речь.

И только сны мои дерзали
Увить цветами светлый храм
И сердце, полное печали,
Повергнуть к трепетным ногам.

Но днём уста мои не смели
Слова земной любви сказать…
Ты вся с картины Боттичелли.
Ты вся, как Божья благодать.

«Пахло маем. Утро пело…»

Пахло маем. Утро пело.
Луг смеялся. Пруд играл.
Бронза — девственное тело;
Брызги — жемчуг и опал.

Птицы смолкли. Вётлы спали.
Белый пар. Шумел камыш.
Небо — храм из синей стали;
В сердце — каменная тишь.

Пала тень. Сверкнули росы.
Легкий шорох. Умер зной.
Ты — собрала в узел косы
И смеялась надо мной…

«Золотая девочка, сон любви великой…»

Золотая девочка, сон любви великой,
Очи твои милые — чёрные гвоздики.

Дорогое солнышко, радость жизни краткой,
Сердце твоё мудрое — Божии загадки.

Неземная весточка, берег бездны синей,
Оба мы — в изгнании, оба мы — в пустыне…

«Мы сидели на граните…»

Мы сидели на граните;
Я обманывал судьбу.
(Силы Божии, простите
Одинокому рабу!).

Было грустно, точно в храме;
Летний вечер тих и прост;
Над немыми берегами
Реял чёткий шепот звёзд.

Ты молчала. Ты глядела
Как-то мимо, будто вдаль,
Словно дух один без тела.
И тебя мне стало жаль.

Заплуталась и — в себе же,
Среди двух больших дорог,
И всё меньше, и всё реже
Близ тебя и свет, и Бог.

От меня хоть не ушла ты
Никуда и ни к кому,
Всё же больно от утраты, —
От какой? — потом пойму!

Разве скорбь была вначале?
Что объятья? — глупый жест!
Но в тебе — мои печали,
На груди — мой бледный крест!

Расставанье — скоро, скоро,
На землей не будет встреч;
Не гляжу я: эти взоры,
Знаю, — гибель: взоры — меч…

Нет любви? Ты не любила? —
Всё равно мне, о, поверь…
Но тебе какая сила
В Божий Рай откроет дверь?

Я уйду без поцелуя,
Только — раз перекрести.
Что случится, не скажу я,
Но любовь ты мне прости.

Мы сидели на граните.
Что обманывать судьбу? —
Жизни призрачные нити
Мы распутаем — в гробу!

«Я глаз твоих давно не видел наяву…»