Артур Доля - Ленинский проспект

• Название: Ленинский проспект
• Автор: Артур Доля
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-699-91747-1

Они идут по направлению друг к другу. Во времени 2000-х годов. В пространстве Ленинского проспекта Москвы. Он подобен Энею Вергилия. Она – Беатриче Данте. Литературные, культурные аллюзии превращают этот роман пути в культурологическое путешествие. Происходящее в нем порой похоже на съемку фильма – эпизоды, стоп-кадры, дубли, монтаж, бегут титры, стрекочет кинопроектор, а на подсознание воздействует 25-й кадр. Как главный герой в ходе этого путешествия – возможно, не столько по Москве, сколько по лабиринтам собственного сознания – обретает внутреннюю независимость, так и автор демонстрирует самостоятельность своего взгляда на жизнь. Магический кристалл мировой культуры, через который он смотрит на мир, лишь помогает ему в этом. «Теперь я вижу как бы сквозь тусклое стекло», – смеется главный герой.

Содержит нецензурную брань!

---

За эти две строчки Софья Андреевна носила меня на руках – она была сторонником актуальной поэзии с ярко выраженной гражданской позицией. И у нее в каждом классе имелись любимчики. В третьем классе, когда у меня начался жгучий любовный роман, Софья Андреевна меня разлюбила.

Ты стояла у стены одна,
А когда глазами мы вдруг встретились,
Ты их, улыбнувшись, отвела.

Конечно, Ритка не стояла у стены. Тема одиночества, навеянная дворовой поэтикой, городским романсом, сонетами Петрарки, заставляла меня преображать реальность. Реальность – любимая носилась на переменках как угорелая – казалась кощунственной, если ее впускать в стихи; хотя против самой реальности я ничего не имел; наверное, просто не знал, как ее зарифмовать. Проблемы с реальностью возникают в период полового созревания (время инициации в традиционных культурах): после этого любая реальность – выдуманная (инициации не спасают).

Адам словно впервые увидел Еву, и у него встал. Надкусанное яблоко выпало из рук.

Перед моим мысленным взором проходила длинная вереница людей. Она возникла не сейчас – до Адама; по-видимому, в тот миг, когда передо мной мелькали Риткины косички, но, покуда яблоко не выпало из рук, находилась на периферии внимания. Я видел всех, кого когда-либо встречал на своем пути, тысячи лиц, у меня патологически цепкая зрительная память, как репейник. Люди все шли и шли. Некоторых из них я встречал впервые. Так бывает: закрываешь глаза, вглядываешься в пустоту, и вдруг появляется незнакомый человек, смотрит в лицо, улыбается, или равнодушно; всегда без слов. Память здесь ни при чем – при свете дня я его ни разу не видел. Мы смотрим друг на друга порой довольно долго, а потом… никогда не могу четко зафиксировать момент встречи и расставания; словно мы существуем в разных потоках.

В середине девяностых, в разгар перестройки, когда бесы полезли из всех щелей – типичный симптом белой горячки (ясно, что они были всегда, но вели себя более достойно; не так откровенно), – когда от депутатов, от вице-премьеров, премьеров, от новых бронзовых колоколов, подаренных церкви братвой, начинало звенеть в ушах, рябить в глазах, а там, где сердце, мутить, – я закрылся в комнате, задернул шторы и уставился в стену. Два раза в неделю выходил за молоком и хлебом. Наверное, это были прекрасные дни. Тогда я еще не знал, что стена исчезнет: разрастется, станет всем, а потом исчезнет (обычный, если интересоваться вопросами психологии, трюк). Так вот, за несколько дней до паденья стены, находясь между явью и сном, ближе к полуночи, когда эфир становится чище; в свободном эфире… Я просто не успел испугаться, все произошло слишком стремительно.

Агрессивный, с кошачьей раскраской, возникший из ниоткуда, с лету пытавшийся взять на испуг (бойся, бой!), всем своим видом показывая, что пришел пиздец; надвигавшийся…

Ты ничего не сможешь мне сделать! – неожиданно для самого себя подумал я и, почувствовав небольшую заминку с его стороны, бросился в контрнаступление:

Что же, кошачьи глаза, коготки выпускаешь?

Вместе не пить и детей не крестить.

Повстречались?

Мною помыслить о мне? – Атаковал пятистопным дактилем, в последней строчке оборванным на третьей стопе, для усиления энергии наступления.

До сих пор удивляюсь, как я не испугался.

Все зависит от первой встречи, – вспоминаю ряженого, – после этого никто из них не корчил рожи, не пытался меня сокрушить. Но и дружбы меж нас не водилось; не могло быть. Впрочем, ряженый покидал меня весьма раздраженным (значит, дружба возможна?) или делал вид. Здесь я могу строить догадки, но кому они на фиг нужны? «Мною помыслить о мне» – мысль верная, но уводящая в сторону. Если что-то и утверждать… Ничего не хочу утверждать. Оставшись один, помню, проверил пульс – нормальный. Потом умножил 25´12, с математикой у меня проблемы, надо подумать, прежде чем выдать ответ: 25´12 = 300. Принял упор лежа, несколько раз отжался, проверил пульс – учащенный, все нормально. Подошел к окну: сияющий проспект и слабоосвещенный переулок, стая собак да бригада проституток, редкий, боязливый пешеход. Понаблюдал, как двигаются, перелаиваются друг с другом, хохочут, реагируют на марку подъехавшей машины, вертят хвостами, показывая себя. Успокоился – нет, не галлюцинация, – привычное течение жизни, никаких подводных камней. Похоже, можно поздравить себя с новым приобретением – провел кабельное телевидение – если переводить все на культурно-развлекательные рельсы.

В середине девяностых на каждом подъезде висели рекламные листочки, оповещавшие: «В вашем доме появилось кабельное телевидение. Желающие подключиться…» – дальше номер телефона и сумма, во сколько кабельное удовольствие будет обходиться в месяц.

Я открыл глаза – мимо проходили люди. Ничего не изменилось, разве что появилось множество мелких деталей, призванных создавать объем: раздавленный пластиковый стаканчик, загорелые бритые ноги, пряжка блеснула на солнце, «Срочно сниму комнату», мое отраженье в стекле, рядом с объявлением, несвежий воротничок. Ничего не изменилось, разве что освещение.

Бритые ноги

Волосатые, кривые, мускулистые, бледные, в синих джинсах,

А рядом,

Загорелые, стройные, бритые, с педикюром, окаймленные мини-бикини, – как бы они дополняли друг друга!

Загорелые, стройные, бритые, с педикюром, в мини-бикини —

вы меня слышите?

Оставьте свой номер, получите SMS-сообщение:

Заяц, я тебя хочу! Волчонок.

Отправьте свое SMS-сообщение на номер 8 916 591 41 38:

Волчонок, я без тебя не могу! Заяц.

Заяц! мы будем жить долго и счастливо и умрем в один день.

Пушистик…

Ушастик…

Пространство, пронизанное SMS-сообщениями:

Волчонок, вернись. Я на седьмом месяце. Заяц!

Пространство, полное плюшевых животных.

Загорелые бритые ноги крутят пальцем у виска:

– Ты че, идиот?

Эмоциональная реакция на современную любовную лирику, личностная.

– Можно общаться через Интернет.

– Три ку-ку четыре раза!

Ноги уходят. Провожаю взглядом, провожу исторические параллели: как бы они позиционировали себя лет двести, триста назад? Нижняя юбка – до пят, из тафты, муара или камлота; верхняя юбка – до пят, подпирается железными обручами, из шелка или парчи. Как бы напрягалось воображение, чтобы пробиться?

Злым Купидо сраженный!

Или:

Амур меня вам выдаст с головою.

Или:

И солнце бело, и заря бела, —

Как белый лук и белая стрела

В руках Амура…

Пространство, пронизанное стрелами Амура.

Ничего не изменилось, разве что освещение.

– Задуй свечу!

Задуешь свечу в конце XVII века, а потом, в начале XXI века будешь испытывать полный оргазм только при свечах.

Эзотерический юмор.

В чем соль шутки? В причинно-следственных связях. Их можно трактовать как с метафизических позиций – теория метемпсихоза, так и с физических – дети наше продолжение. Поскольку и то, и другое (метемпсихоз, дети наше продолжение), суть предрассудки, – можно наложить один предрассудок на другой. Что и было наглядно продемонстрировано.

Из книги «Введение в культурологию. Для отдыхающих». Глава первая: Культурология как юмор. Стр. 5.

Забавная книжка. Чуть не умер от смеха, читая главу о кроликах. Трагическая в чем-то история. Глава называлась «Морковка».

Сидит девица в темнице, а коса на улице.

(Загадка).

Не пробовал ничего слаще морковки.

(Отгадка).

– А ну-ка, покажи свою морковку! – Сидит девица в темнице. – Ничего не пробовала слаще морковки.

Но если без юмора?

Впрочем, я не вижу здесь юмора, и все же…

Сколько людей в этот миг трахаются как кролики? На полу, на диване, на стуле, в перерыве между лекциями, прогуливая лекции, стоя, упершись в стену, в рабочее время, на столе? По скольким каналам бесперебойно транслируют половой акт? Сколько человеческих особей чувствуют себя отверженными, выброшенными из увлекательного, основополагающего процесса в силу различных обстоятельств, на время или навсегда? Сколько двуногих рвутся в председатели правления, в топ-менеджеры, в президенты, чтобы, вырвавшись, отыграться: Всех на колени поставлю! – под шестьдесят стать секс-символом: Пусть толпа кончает! пусть у нее будет постоянно мокро меж ног! – трахать ее одну?

Каждую минуту в России рождается три человека. Три человека – одна минута России. Я – двадцать секунд. Мимо меня проходят люди: все, кого я вижу, трахались, трахаются или будут трахаться, включая членов правительства, которых я вижу по телевизору. Каждую минуту России нужно в муках рожать.

Особую благодарность хочется выразить тем, кто трахается над созданием вечного двигателя.

– Одну минуту! Здесь вкралась какая-то ошибка. – Очкарик в белом халате уставился в допотопный монитор. – Только взгляните!