Коллектив авторов - Артикль. №2 (34)

• Название: Артикль. №2 (34)
• Автор: Коллектив авторов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Израильский журнал «Артикль» – неординарное явление в современной литературе. Это издание собрало под одной обложкой лучшие литературные силы не только той страны, в которой оно создаётся, но и всего русскоязычного мира. Теперь «Артикль» выходит к читателям одновременно в электронном и бумажном издании. Это второй номер обновлённого журнала.

---

Приезжая в Гордянск, он останавливался у Ларисы Борисовны. Она жила одна в отдельной квартире в доме со всеми удобствами, всегда была ему рада, кормила его вкусно, сытно и, разумеется, бесплатно. Конечно, кое-какие продукты и небольшие презенты он ей привозил – не без этого – но всё равно выходила существенная экономия: питание и проживание в единственной местной гостинице, где он останавливался до того, как сошёлся с Ларисой Борисовной, обходилось намного дороже. И вообще она была во всех отношениях не женщина, а клад: внешность приятная (полная, но складная фигура, белая чистая кожа, натуральные светлые волосы и неплохие черты лица), характер покладистый, настроение всегда ровное. И никогда никаких претензий. Но, на всякий случай, он ей соврал, что женат, а у неё хватило ума не спрашивать, почему жена соглашается проводить выходные без мужа.

Когда перевеска «Купальщицы» закончилась, и рабочие ушли из зала, он, удобно устроившись на банкетке, без всяких усилий вошёл в картину и, улыбаясь, произнёс:

– Ну, здравствуй, заря моя вечерняя, любовь неугасимая!

Он теперь всегда здоровался с НЕЙ цитатой из хорошей песни или из классики.

…Следующие восемь лет прошли спокойно. Он жил с матерью, которая давно рассталась с мечтой стать бабушкой и перестала его этим донимать. Она в свои шестьдесят с гаком лет продолжала трудиться на фабрике, а он всё так же директорствовал во Дворце Культуры. Когда обстоятельства не препятствовали – ездил в Гордянск. Ларисе Борисовне и другим работникам музея он объяснял своё пристрастие к картине Андриевского тем, что она когда-то была их семейной реликвией и, глядя на неё, он мысленно возвращается в счастливое детство.

Накануне своего дня рождения (ему на следующий день исполнялось тридцать девять лет), как следует выспавшись на великолепной перине Ларисы Борисовны и вкусно с нею позавтракав, он, как всегда, пошёл в музей. Войдя в картину, поздоровался с Купальщицей цитатой из рассказа Куприна «Суламифь», который артистка из Ленинграда читала на вечере во Дворце Культуры:

– О, как ты красива! Шея твоя пряма и стройна, как башня Давидова.

Всё вокруг засияло. Наверное, ОНА улыбнулась. И так это его обрадовало, что он подумал: «Хоть бы ничего в моей жизни не менялось».

И, видно, сглазил себя.

На следующий день – это было воскресенье двадцать пятого ноября тысяча девятьсот семьдесят третьего года – они с Ларисой Борисовной отмечали день его рождения. Отмечали во время завтрака, потому что в двенадцать ему надо было выходить, чтобы успеть на московскую электричку (все более поздние отменили по техническим причинам). Она вручила ему подарок: модный длинный шарф, который сама связала из мохера цвета блёклой зелени. Они чокнулись шампанским, выпили, закусили его любимым тортом с глазурованными фруктами, который Лариса Борисовна умудрилась где-то достать, а потом он сообщил ей, что примерно через год подойдёт его очередь на «Волгу», так что к своему сорокалетию он сюда приедет на собственной машине, и в дальнейшем, имея «Волгу», перестанет зависеть от железной дороги, и у них будет больше времени на общение. Лариса Борисовна предложила за это дело выпить, но не успел он наполнить фужеры, как в дверь позвонили.

Это была старушка, смотрительница зала. Она прибежала сообщить, что ночью обокрали музей. Похищены все иконы в богатых окладах, оба кокошника с золотым шитьём и речным жемчугом; зингеровская швейная машинка, утюг девятнадцатого века, картина «Персики и сливы», картина «Закат в горах» и картина «Купальщица».

В музее не скрывали удивления по поводу того, что воры польстились на «Купальщицу»: по единодушному мнению научных сотрудников эта картина представляет интерес лишь для узких специалистов. Все склонялись к мнению, что грабители впотьмах схватили её по ошибке.

…Он подумал: может, действительно «Купальщицу» украли ошибочно и потом где-нибудь выбросили? Говорят, такое бывает.

На всякий случай он сходил на городскую свалку и обещал директору хорошее вознаграждение, если тот обнаружит картину, на которой нарисована женщина, повёрнутая спиной, два камня – зелёный и синий, голубая вода и что-то вроде входа в тоннель.

Он съездил в Москву, взял недельный отпуск за свой счёт, вернулся в Гордянск и всю неделю рылся в помойках. Но тщетно: «Купальщицу» не подбросили. На свалке её тоже не обнаружили. Не дало результатов и уголовное расследование. Через два месяца следственные действия прекратили, и дело об ограблении музея перешло в разряд висяков. Этого следовало ожидать: кто ж будет лезть из кожи ради какой-то «Купальщицы» какого-то Андриевского? Это ведь не «Джоконда» и не «Княжна Тараканова». Да и остальные украденные экспонаты тоже великими шедеврами не являлись. Так что дело было не резонансное. И следствие соответственное.

В Гордянск он больше не ездил. Ларисе Борисовне позвонил и сказал, что жена узнала об их связи и поставила ультиматум: или он прекратит поездки, или она пожалуется в его партийную организацию, а также в партийную организацию его пассии. Лариса Борисовна, не на шутку испугавшись за свою карьеру, ответила, что вполне его понимает.

Вскоре он заболел. Довольно серьёзно прихватило сердце. Планы приобрести машину лопнули, так как врачи категорически запретили садиться за руль. Очередной отпуск пришлось провести в сердечно-сосудистом санатории. Там он познакомился с Лилией Фёдоровной, приятной замужней дамой (в санатории она находилась без мужа), но вступать с ней в связь побоялся из-за проблем с сердцем. Лилия Фёдоровна хорошо разбиралась в живописи. В санатории было много картин. Они висели повсюду: в холлах, в коридорах, в столовой и даже в процедурных кабинетах. По большей части это были натюрморты: букеты в вазах, фрукты в корзинах или фрукты вперемешку с цветами. Несколько картин изображали грибы. Картины с грибами особенно нравились пациентам санатория. Перед такими картинами всегда стояли люди и делились воспоминаниями о собственном опыте грибной охоты.

Когда в ожидании процедур или открытия столовой они прохаживались по коридорам, Лилия Фёдоровна останавливалась перед какой-нибудь картиной и объясняла, в чём её плюсы и минусы.

Как-то во время ужина он рассказал ей про «Купальщицу». Насчёт того, что входил в эту картину он умолчал. Не хотелось услышать что-нибудь, вроде совета покойного старика забраться в «Корабельную рощу» и нюхать там хвою.

– Я очень люблю эту картину, – допивая компот, проговорил он. – Меня огорчает, что я её никогда больше не увижу.

И Лидия Фёдоровна дала ему дельный совет.

– Я вот что вам скажу, Владимир Алексеевич: у музея обязательно должны быть негативы всех единиц хранения. У них, наверняка, есть и негатив «Купальщицы». За небольшую плату они напечатают вам фотографию, а по фотографии можно будет заказать копию картины. Я конечно понимаю, что никакая, даже очень высококачественная копия, подлинника не заменит, но всё-таки это, как говорится, лучше чем ничего. Если есть приличный местный копиист – его работа обойдётся вам на порядок дешевле, чем в Москве.

На следующий день он выписался из санатория – хотя оставалась ещё неделя – и поехал в Гордянск.

Лариса Борисовна обрадовалась его приезду, хотя у неё был теперь новый кавалер – какой-то приглашённый из Питера реставратор. Она распорядилась, чтобы фотографию отпечатали срочно и бесплатно: негатив «Купальщицы» в музее действительно имелся. Она же познакомила его с художником, который неплохо копировал, а, главное, много раз видел «Купальщицу», потому что работал в музее разнорабочим: живопись не кормила.

Копия «Купальщицы» получилась очень похоже.

Приехав в Москву, он повесил копию у себя в комнате, и тут вдруг мать как взбесилась. Она кричала, ругалась матом (раньше за ней такого не водилось), требовала, чтобы он убрал это безобразие туда-то и туда-то и не позорил мать перед сёстрами, соседями и подругами.

Он отбивался, как мог:

– Твои сёстры за всю жизнь приезжали к нам один-единственный раз, когда умер дядя Коля. А соседки дальше кухни не проходят. Да и твоих подруг с фабрики я здесь что-то не встречал. И даже если они сюда забредут, в моей-то комнате что им делать?

Но мать не унималась. Он разозлился и наговорил ей чёрт-те чего. От этого скандала у неё так скакнуло давление, что пришлось вызвать неотложку, и она загремела в больницу. Условия ей там создали на самом высоком уровне – как-никак у него были для этого все возможности – но у неё случился инсульт, а через пять дней шарахнуло ещё раз, и она умерла.

Он, конечно, переживал: мать есть мать, и потом он считал себя отчасти виноватым в её болезни и, соответственно, в смерти.

После похорон он крутился без сна до пяти утра, потому что страшно хотелось повесить копию «Купальщицы», но совесть не позволяла. А в пять – не выдержал, пошёл на кухню, достал из ящика с инструментами молоток и гвозди, вернулся в комнату, вытащил картину из-под гардероба, куда спрятал её от разбушевавшейся матери, повесил напротив своей кровати и лёг.