Виталий Вээм - Медаль за отвагу. Том первый. В тени сомнения

• Название: Медаль за отвагу. Том первый. В тени сомнения
• Автор: Виталий Вээм
• Жанр: Прочая документальная литература

Летом 1944 года англичанка Мария Лайтоллер служит в пожарной части, а по вечерам проводит время в баре в компании своего начальника. В один из таких вечеров к их столику подходит незнакомец, представляется военным детективом и сообщает Марии о том, что отец её серьезно ранен, находится в другой стране и нуждается в помощи дочери. В ответ на это Мария, не раздумывая, соглашается на перелёт…

---

Женщина с котенком в руках посмотрела на меня, подвинулась, освобождая немного скамьи. Я молча села на самый край. Близко от нас разорвался снаряд, с потолка посыпалось, люди с опаской заохали и вскинули головы. Затем каждый медленно стал осматривать остальных, словно спрашивая, не упадет ли потолок. Кто-то обнимался, кто-то кому-то обещал, что все будет хорошо. Очень быстро в том подвале стало душно. Где-то рядом снова разорвался снаряд, а может, сразу несколько, все затряслось, люди еще сильнее вцепились друг в друга. Лампочка мерцала и погасла. У пары человек были с собой фонарики. Они их зажгли. Сидя в темноте при двух только белых лучах света, было ощущение, что я нахожусь в каком-то жутком склепе или гроте. Пожилая женщина, что сидела рядом, протянула мне своего котенка. Не знаю зачем, может, чтобы отвлечь мысли, я взяла его и прижала к себе. Взрывы начали удаляться и всем вроде полегчало. К тому же один из мужчин, у которого был фонарик, подсветил на лампу, а второй повертел ее, найдя положение, в котором она снова зажглась. До отбоя тревоги все сидели молча, лишь иногда шептались короткими фразами. Никто не пел, никто не говорил речей. Взрывы прошли прямо над нами, и никто не представлял, чего ожидать. Все были напуганы, вытирали лбы платком или рукой, так же, как и я, хотели скорее покинуть то место…

Мария вела парня, петляя по улицам, и он подметил, что девушка хорошо ориентируется в темноте. Вскоре они вошли в зал паба и впервые увидели друг друга при свете.

Посетителей не было, лишь в углу, накрыв лицо газетой, сидел мужчина. Он не шевелился. Судя по всему, спал, и его совсем ничего не тревожило.

Парень снял каску, поставил ее на стул возле Марии.

– Закажи мне чего-нибудь, вина или мартини, что будет.

Парень кивнул и ушел к стойке, а вернулся и с вином, и с мартини. Себе он взял пинту крепкого портера.

– Оказалось и то, и то, – он улыбнулся, и девушка тоже.

– Благодарю, но все же нужно было взять что-то одно, но два, а я теперь не знаю, с чего начать. Надеюсь, ты не вздумал меня опоить? Сразу скажу, что не выйдет.

– О, нет, не вздумал, – парень немного смутился, но быстро вернулся в обычный настрой. – Хотя эту фразу можно расценить как вызов. Отчего же не выйдет?

– Об этом тоже расскажу.

Парень был готов слушать.

Мария решила начать с вина, сделала несколько маленьких глотков и продолжила.

– Как только прозвучал отбой, то я, одна из первых кто покинул подвал, сразу заметила изменения ландшафта. Ночь стала светлой от огня. В сухом горячем воздухе падал пепел как снежинки в безветренную погоду… Странное сравнение, однако именно так мне показалось тогда. Едкий дым стал сразу резать глаза, а жар от огня обжигать лицо. Повсюду царил хаос, слышались колокола расчетов, крики и плач. Под ногами хрустело стекло, я шла, смотрела и не могла поверить глазам. Прошло еще немного времени, прежде чем я поняла, что пробираюсь по груде кирпичей своего дома. Рядом со мной то сзади, то сбоку продолжало что-то осыпаться, скрежетать, шипеть. Помню, из земли бил газовый факел. Ноги перестали слушаться, колени ломались, а я в немом крике хватала воздух. Не знаю своего лица в тот миг, но думаю, оно отражало ужас. Через пару шагов я оступилась и упала. Встала, не заботясь о том, испачкалась ли одежда. Тут же подскользнулась снова. Под ногами чавкало и хлюпало – пробило водопровод, и вода хлестала фонтаном. Где-то трещал порванный кабель. Повсюду постоянно что-то рушилось, из свалки бетона и стекла торчали железные конструкции. Ярдов двести переулка мне казались целой милей. Затем я перестала оглядываться и больше не сводила глаз с горящего дома. Его этажи заливали водой, но спасти уже ничего было нельзя. От дома, в котором на четвертом этаже была моя квартира, не хватало теперь больше половины. А та часть, что осталась цела, была охвачена пожаром. Из окон вырвался огонь, он лизал стены, он тянулся вверх…

– Ужасно, – сочувственно сказал парень.

– Более чем… У меня был шок. Стоять близко было жарко лицу, я отошла, наблюдая, как мой дом ест пламя. Все мои вещи, вещи родителей, одежду, мебель, посуду разбросало по всей округе, и все было уничтожено в одночасье. Хорошо документы остались при мне. Но тогда я об этом не думала. Лишь о том, что стало бы со мной, если бы я осталась дома и не пошла в убежище. То же самое говорил мне пожарный. Он отводил меня в сторону, и говорил: «Все будет хорошо! Главное, что вы сами не пострадали…» и все в таком духе. Он понял, что я живу в этом доме. Я же продолжала глазеть на огонь, говоря, что я тоже пожарный и могу помочь. Как будто в этом был смысл.

– Пережив такое, почему тогда сегодня ты стала спорить со мной и не пошла в убежище?

– Выйдя на улицу, я ощутила острое дежавю и поверила в то, что одна и та же трагедия с одним и тем же человеком не случится два раза…

– Как молния, что дважды не бьет в одно место?

– Да-а! Подобно этому, ты прав.

– Все это, действительно, как ты сказала – зловещая игра в лотерею. Могло попасть и в подвал. Нет, конечно, хорошо, что такого не случилось, но никогда не знаешь, где в самом деле будет безопасно. Мой дядя держал лавку сувениров, и в один из налетов она сгорела. Дядя, опечаленный, все же имея еще капитал, отремонтировал лавку, возобновил торговлю, а через два или три месяца лавка снова сгорела от зажигалок. После этого он бросил сувениры, к тому же туристов из-за войны не стало, никто ничего не покупал. Сейчас он ждет когда война кончится и думает над тем, какой бизнес делать после…

– Похоже, самым актуальным после войны будет строительство, – Мария покончила с вином и взялась за мартини. – И, боже, как же я соскучилась по ночному, сияющему огнями городу!

– Зато счета за электричество не приходят.

Мария улыбнулась.

– Стараешься во всем видеть что-то хорошее… Ты молодец.

– Иначе никак. Нельзя впадать в уныние, немцам только это и нужно. Думают, что мы свернемся калачиком, забившись в угол.

– Тем не менее, я видела много отчаянных людей, ровно, как и не сломанных. Кто-то из них бродит по улице во время налета, как ни в чем не бывало, будто испытывая удачу. Но именно из-за подобной показной бравады людей погибло больше, чем по случайности. А сколько осталось без крова… В том числе и я. Даже рассказывая сейчас, я ощущаю тот же ком в горле. Снова огонь перед глазами. А тот пожарный передал меня добровольцу, наверное, потому, что не выносит женских слез. Но у меня не было истерики. Просто текли слезы, это я помню. Парень поднял с тротуара стул, усадил меня, подал воды. Говорил все время успокоительные фразы, в основном стандартные. Знаешь? От которых легче не становится. Отпив из фляги, я не поняла вкус, поэтому спросила: «Что это?» «Вода», – ответил он, но я не хотела воды. Парень развел руками, ничего другого нет. Я отвернулась от горящего здания и от него. Рассматривая разрушенную улицу, вдруг увидела тело, бездвижно лежащее на дороге, которое никто не замечал. Парень в это время говорил, что я могу поплакать, не стесняясь быть замеченной. Но глаза слезились от дыма, по крайней мере, я внушила себе именно это. Дернув его за рукав, чтобы он перестал без конца тараторить, настаивая на моем душевном спокойствии, я указала ему на тело, но не знала как и сказать, чтобы объяснить на что показываю – живой тот человек или труп. Парень увидел, и мы вместе подбежали к телу. Одежда на нем дымилась, но сказать, что оно было обгоревшее, нельзя, так как внешне на теле не было повреждений. Но когда я стала щупать пульс и помогать перевернуть тело на спину, то почувствовала, что оно неестественно мягкое, словно внутри ничего нет, словно тело быдло без костей. Это меня до жути испугало. По-моему, я даже, вскрикнула, отскочила, не понимая, с чем столкнулась, в ужасе уставилась на добровольца. Тот спокойно пожал плечами, он предложил, что мужчину выбросило из окна взрывной волной, переломав кости. На меня накатило все разом: увольнение, потеря дома, мягкий труп, после которого я боюсь трупов ужасно. «Ну все, это уже слишком! Как будто вся жуть решила случиться со мной одним днем!» – вопила я что-то подобное, не осознавая толком своих слов и действий. Всю дорогу до бара меня трясло, лихорадило, а к стойке я подлетела как вихрь, попросив сразу двойное виски. Бармен хоть и вытянула лицо, но быстро подала мне виски, и я залпом осушила стакан. Уже точно не помню в деталях, как все было. Затем уже более спокойно я села за стол. Дрожь немного отступила, а я пила виски еще и еще…

– Постой… Ты напивалась одна?

– Да-а, – Мария, призналась, немного смутилась и, чтобы не выдать этого, поиграла волосами.

– Ну ты даешь. Иногда я так тоже делаю.

– У меня был стресс, и это первое, что пришло мне на ум – напиться. Кстати, это происходило здесь же, в этом же баре. Одно из моих любимых мест, я часто захожу сюда. Раньше здесь стоял рояль, но сейчас его нет, и это досадно. Похоже, его продали или расколошматили. На нем каждый вечер играл пожилой джентльмен. Делал он это за выпивку, так как денег у него не водилось, а выпить хотелось. И в ту ночь он играл, в усладу моей души, раненой и подавленной. Хорошо исполненная, нежная мелодия способна лечить нервы. И так, сидя одна, через какое-то время я увидела как по залу к стойке, прошел… как ты думаешь кто? Финли Аддингтон – Брандмейстер. Я осела на стуле, мне хотелось, чтобы он меня не видел. Да и я не хотела его видеть и думала прятаться под стол или покинуть бар. Но он меня не заметил. Он встал у стойки, о чем-то говоря с барменом, затем взял в руки заказ и направился прямо ко мне. Прятаться было уже поздно. На самом деле, он приметил меня, как только вошел. Финли, не спрашивая разрешения, сел на стул, критично меня оглядывая. Затем он объяснил, что знает что произошло, и выразил соболезнования. Его машины приехали на пожар, и вот он решил, что я наверняка здесь, раз дома у меня теперь нет. И как только он сказал об этом, словно напомнив снова, я чуть снова не заплакала, еле сдержала слезы. Я вообще не люблю плакать, тем более, на публике. К тому же я думала, что Финли начнет читать мне мораль или осуждать, что я сижу и выпиваю в одиночку или что-то подобное, но ничего такого не было. Похоже, он и вправду мне сопереживал. Я смотрела на него как на злобного начальника, который уволил меня со службы, и нехотя отвечала, почти не держа беседу. Я только кивала или что-то отрицала и даже не смотрела на него. Внезапно он спросил, хочу ли я остаться на службе. Подумав, я ответила, что если это делается из жалости, то лучше не стоит. Но он сказал, что ничего не далает только из жалости к человеку и что готов оставить меня в подчинении, но есть одно условие.