Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

С большей наивностью, чем это делает Кант в своем трак­тате, нельзя говорить о вопросах войны и мира. Однако этот упрек относится не персонально к Канту, а ко всему буржуаз­ному мировоззрению, выдающимся представителем которого он является. Вдвойне знаменательно то, что единственный наш классик, разбиравшийся в тогдашних государственных делах, Вильгельм фон Гумбольдт, очень небрежно отнесся к сочине­ниям Канта; лишь «часто чересчур свирепо выглядывавший де­мократизм» причинил ему некоторое огорчение. Кант мог в своем предисловии обойтись без «clausula salvatoria», т. е. без осторожного замечания, так как всякий практический политик с большим самоудовлетворением смотрит на политика-теоре­тика, как на педанта, не приносящего своими ложными идеями никакого вреда государству, которое должно основываться на законах, добытых опытом; опытный государственный деятель, по мнению Гумбольдта, и после Канта стал бы поступать по-своему, а открыто опубликованное мнение не принесло бы никакого вреда для государства. За год до опубликования это­го сочинения Кант был привлечен к ответственности за «иска­жение и унижение многих основных и главных учений святого писания и христианства», а за его пропаганду «вечного мира» и республиканского устройства ни один «опытный государ­ственный деятель» его ни к какой ответственности не привле­кал, несмотря на горячее одобрение, которое его пропаганда встретила в кругах буржуазных просветителей.

В известном смысле буржуазное просвещение было одной большой иллюзией, вследствие чего оно все же не перестало, в утешение современным искоренителям иллюзий, быть величай­шим событием в мировой истории. Больше всего это относится к

его борьбе против войны. Оно боролось с войной всеми средст­вами, которые были в его распоряжении, с поразительной логи­кой, с едким остроумием, с язвительной насмешкой, с пламен­ным гневом, но оно не смогло положить и соломинки на пути войны. Наоборот, война в буржуазном обществе сделалась еще более могущественным рычагом исторического развития, чем в феодальном обществе. Буржуазные просветители обстреливали Молоха войны ракетами, которые бросали на него более или менее яркий свет, что ни на минуту не смущало этого крепкого малого, а не пулями, которые вообще могут лишь ранить, если не попадут в сердце. Они уже потому не могли быть опасны для него, что при всем своем ужасном гнете, которым он обнаружи­вал свое присутствие, Молох войны оставался для них невиди­мым противником; они ничего не знали ни о его происхождении, ни о его сущности, и поэтому они топтались в полной темноте, когда поднимался вопрос о том, как можно его устранить.

Если Кант со своим отвлеченным сочинением о «вечном мире» разделил лишь участь буржуазного просвещения, то и буржуазное просвещение нельзя винить в том, что оно не могло перепрыгнуть через свою собственную тень. Это была идеоло­гия определенного класса, победа которого представляла со­бой крупный прогресс в человеческом развитии, хотя, конечно, не последнюю ее цель, как она сама это воображала. Чтобы излечить ее от этого заблуждения, лучшим средством было про­должение войн, но буржуазное просвещение оторвалось бы от той почвы, на которой оно коренилось, оно перестало бы быть самим собой, если бы оно признало войну неотделимой состав­ной частью буржуазного общества и поняло, что в современ­ном обществе война должна была развиться тем шире, чем выше стояло это общество над прежними общественными формация­ми. Оно пыталось удалить из своего дома незваного гостя всеми средствами человеческого красноречия и достойно за это по­хвалы, хотя бы по одному тому, что оно проделало свою работу основательно; в течение столетия не было сказано вслух ни од­ного слова о необходимости мира и о ненужности войны, кото­рое не находилось бы уже в сочинениях Монтескье, Вольтера, Руссо, Канта, Фихте, Гердера.

Из этого блестящего, но бесплодного наследия современ­ный социализм усвоил, к сожалению, чересчур много; меньше всего он освободился от слабейших сторон буржуазного про­светительства. Если буржуазная критика войны была ограниче­на проклятиями или молитвами вроде тех, при помощи кото­рых средневековый монах боролся с чумой и другими опусто­шительными болезнями, то пролетарская критика должна ис­следовать войну, как врач, который прежде всего определяет истинные причины болезни, а затем уже определяет нужное лекарство. Правда, в этом нет недостатка, но все же слишком много внимания уделяется всегда нравственному негодованию против войны, и слишком мало внимания посвящается истин­ному изучению ее.

Правда, ужасы войны так безграничны, что в каждом по-че­ловечески чувствующем существе они прежде всего возбужда­ют возмущение и негодование. Так, при какой-нибудь опусто­шительной эпидемии гораздо больше сочувствия возбуждает к себе больной, чем врач, с кажущейся бесстрастностью выпол­няющий свои обязанности. Однако бесстрастный врач гораздо больше нужен больному, чем наше самое горячее сочувствие. Точно так же и самый незначительный вклад в истинное позна­ние войны для нас гораздо ценнее, чем прекрасные негодующие речи против войны. Нам это нужно не для того, чтобы доказы­вать моральную бессмыслицу войны, так как об этом позабо­тится сама война, но чтобы понять то историческое значение, которое она имеет в классовом обществе.

Если это удастся, то мы будем на твердой почве в своей борь­бе против войны, какое бы подавляющее впечатление она не производила, тогда как самое пылкое возмущение по поводу нее не дает ни малейших гарантий в том, что оно не превратится в столь же пламенное воодушевление за эту войну, как только ее железный шаг потрясет мир.

Своеобразные трудности задачи, которую нам предстоит раз­решить здесь, состоят в том, что приходится познавать вещи такими, каковы они есть, не допуская, чтобы познание суще­ствующего переступило где-нибудь через свои границы, пре­вратившись в признание его. Если по отношению к другим явле­ниям классового общества это для нас не важно, то этого ни в коем случае нельзя сказать по отношению к войне, которая бо­лее, чем какое-нибудь другое историческое явление, волнует страсти до самой их глубины. При всяком беспристрастном ис­следовании войн и их причин, с одной стороны, грозит опас­ность показаться приверженцем милитаризма, а с другой сто­роны, сделать милитаризму чересчур большие уступки.

Это особенно можно проследить на социалистах, занимав­шихся специально военными вопросами. Старый Бюркли был объявлен еретиком за то, что он раз и навсегда выкинул из швей­царской истории «скромный народ пастухов», посадив на их место грубых воинов, далеко не возвышенного характера, но

которым, однако, принадлежат, видимо, его симпатии. Что же касается Энгельса, то, после того как он осветил в своем пре­красном сочинении прусскую военную реформу 60-х годов в ее исторической связи, он был обвинен известным военным писа­телем Рюстовым в тоске по прусскому ордену, хотя совершен­но бесспорно, что в своем военно-научном изложении Энгельс неоднократно нападает на тон боевых реляций. Даже такой вы­дающийся ум, как Энгельс, с трудом избежал подавляющего действия исторического материала, над которым он научно ра­ботал; в американской междоусобной войне 1861—1865 гг. иногда образцовая стратегия южных штатов заставляла его ве­рить в их победу, тогда как Маркс, считавший себя всегда про­фаном в военных вопросах, совершенно правильно с самого начала предсказывал победу северных штатов.

Однако следует попытаться пройти между Сциллой и Ха­рибдой, ибо одно проклятие войны не даст ничего полезного и не избавит нас от всего вредного.

VIII

Хотя французская революция 1830 г. и оказала известное отраженное действие на отдельные страны, но европейская ре­волюция была вызвана впервые лишь восстанием французского народа, низвергнувшего в 1848 г. то самое прославленное бур­жуазное королевство, которое было создано в 1830 г. Хотя эта революция вовлекла в свой поток весь европейский материк вплоть до русских границ — революционной войны, которой так пламенно требовали Маркс и Энгельс, так и не возникло.

«Новая рейнская газета» неутомимо призывала к войне с Россией: «Лишь война с Россией является войной, достойной революционной Германии, — войной, в которой она омоет гре­хи прошлого, в которой она возмужает, в которой она победит своих собственных автократов, в которой она, как это достой­но пробужденного народа, сбросившего цепи долгого позорно­го рабства, будет нести пропаганду цивилизации ценой жертв своих сыновей и, освобождая извне, освободится внутри». А когда осенью угрожала разразиться европейская война по шлезвиг-голштинскому вопросу, газета писала: «Война будет вой­ной Германии против Пруссии, Англии и России. Именно такая война нужна задремавшему германскому движению — война против трех великих контрреволюционных держав, война, ко­торая распространит влияние Пруссии в Германии, война, направленная как раз против трех старых контрреволюционных союзниц Германии 1792 — 1815 гг., война, ставящая отечество в опасность и спасающая его тем, что ставит победу Германии в зависимость от победы демократии». Дело не дошло до войны ни в первый, ни во второй раз, и не по вине того движения, выразителями которого были Маркс и Энгельс.