Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

В этих его рассуждениях столько путаницы, что невольно является мысль, не обманывают ли его здесь его «Воспомина­ния». Во всяком случае он продолжал, как и Либкнехт, бо­роться за то, чтобы повернуть вспять историческое решение, имевшее место при Кениггреце.

XI

Не так проста, как в 1866 г., была политика Бисмарка в 1870 г. Он мог теперь сиять в блеске оборонительной войны против злодейского нападения и прекрасно использовал эту возможность. Однако вскоре после этого он испытал на себе превратность судьбы, и теперь на нем тяготеет подозрение, что он начал войну 1870 г. без настоятельной необходимости, имея возможность ее избежать. Это верно постольку, посколь­ку для него действительно была возможность избежать войны, для чего ему нужно было обождать низвержения Парижем тре­щавшей уже по всем швам империи и затем провести объеди­нение южногерманских государств с северогерманским союзом. Но это не соответствовало интересам великопрусской поли­тики, так как тогда нельзя было обойтись без значительных уступок в пользу самостоятельности Южной Германии. Бис­марк не раз говорил впоследствии, что южных германцев мож­но приобрести лишь в том случае, «если мы покажем им, что можем побить французов», т. е. путем страха, что не было верно само по себе, но вполне отвечало духу великопрусской

политики. Этому же духу вполне отвечало то, что Бисмарк отклонил добровольное вступление Бадена в северогерманс­кий союз, чтобы не раздражать французского императора, по­ставив ему «ловушку», как выразился Лотер-Бухер, в виде кан­дидатуры гогенцоллернского принца на испанский трон.

Бухер должен знать подробности этого дела лучше, чем кто-нибудь другой, так как он был послан Бисмарком в Испа­нию, чтобы «исследовать» вопрос, и на основании его благо­приятного донесения Бисмарк выставил гогенцоллернскую кандидатуру, несмотря на упорное сопротивление короля и самого кандидата. Бисмарк, как известно, всегда отказывался от этого своего поступка, и нужно сознаться, что он действи­тельно не является чудом его дипломатического искусства. При нормальном течении вещей испанская кандидатура гогенцоллернского принца могла кончиться для него дипломатической пощечиной, и он уже почти получил эту пощечину, когда не­лепые требования французского министра Грамона дали ему снова перевес; но этого нельзя было предвидеть заранее, да и к тому же Грамон не был министром в то время, когда Бисмарк затеял эту испанскую интригу.

После того как было установлено, что Бисмарк далеко не был в 1870 г. таким невинным агнцем, каким он себя выставлял, вследствие вполне понятного, хотя и преувеличенного контра­ста, он был объявлен единственным виновником происшедшей войны. Между тем в то время, когда Бухер производил «иссле­дования» в Испании, эрцгерцог Альбрехт в Париже и француз­ский офицер генерального штаба Лебрен в Вене вели перегово­ры о франко-австрийском военном союзе против северогерман­ского союза; итальянский король, по своим собственным признаниям, был готов вступить в этот союз третьим участни­ком. Дело зашло настолько далеко, что оставалось лишь подпи­сать соглашение и поставить на нем печати. Первое немецкое поражение тотчас повлекло бы за собой наложение подписей и печатей, в то время как быстрая немецкая победа заставила бы тройственный союз распасться даже и в том случае, если бы он был скреплен подписями и печатями.

Нас особенно интересует в этой войне позиция, принятая по отношению к ней немецкой социал-демократией, которая впервые имела возможность, так сказать, официально прини­мать участие в ведении войны при помощи своего парламентс­кого представительства. По поводу нее в течение десятилетий сложилась целая легенда, критика которой не столько необ­ходима для нас в историческом отношении, — об этом можно было бы говорить лишь после настоящей войны, и к тому же вопрос здесь идет о настоящей легенде, эпиграммами схваты­вающей истинное содержание определенной исторической ситуации, распадающейся с переменой места и времени, — но которая интересует нас главным образом по тем политичес­ким последствиям, которые можно извлечь из нее для совре­менной тактики партии.

Социал-демократия была представлена в рейхстаге в 1870 г. эйзенахцами (Бебель, Либкнехт) и лассальянцами (Швейцер, Газенклевер, Фрицше, Менде); обе фракции, как уже было упомя­нуто, занимали различные позиции в отношении событий 1866 г. Лассальянцы стояли на почве северогерманского союза, в то вре­мя как эйзенахцы, как и раньше, боролись с этим союзом. Каждая фракция действовала согласно своим позициям, когда в июле се­верогерманскому рейхстагу было поставлено требование воти­ровать военные кредиты в размере 120 000 000 талеров.

Так как война с французской стороны имела своей целью лишь уничтожение образовавшейся вновь государственной формы 1866 г., то лассальянцы вотировали за кредиты; они не могли поступить иначе, если не хотели отказаться от всей сво­ей предшествовавшей политики. Так же последовательны были эйзенахцы, или, вернее, Бебель и Либкнехт, — значительная часть этой фракции разделяла воззрения лассальянцев, отка­завшись от вотирования кредитов, так как они считали северогерманский союз гибелью для немецкой нации. Либкнехт действительно сначала хотел вотировать против креди­тов. Однако эйзенахцы должны были заплатить дань той давящей атмосфере, которая создалась для рабочего класса в этих войнах от 1859 до 1871 гг.: они лишь воздержались от голосования.

Таким образом, каждая сторона действовала как будто пос­ледовательно и логично, но при всем том положение не было так просто: существовало еще более тонкое различие. Чтобы правильно представить себе положение вещей, необходимо привести здесь дословно «мотивированное заявление», сде­ланное Бебелем и Либкнехтом в северогерманском рейхстаге 21 июля 1870 г. Оно гласило:

«Современная война есть династическая война, предприня­тая в интересах династии Бонапарта, так же как война 1866 г. была предпринята в интересах династии Гогенцоллернов. Мы не можем согласиться на требуемые от рейхстага средства для ведения этой войны, так как это было бы вотумом доверия прус­скому правительству, которое своим поведением в 1866 г. под­готовило настоящую войну; тем менее можем мы отказать в тре­буемых средствах, так как это могло быть принято за одобрение преступной и насильнической политики Бонапарта.

Как принципиальные противники династической войны, как социалисты-республиканцы и члены Международной рабочей ассоциации, которая без различия национальностей борется со всеми угнетателями и старается объединить всех угнетенных в общий братский союз, мы не можем ни прямо, ни косвенно выска­заться за настоящую войну и воздерживаемся поэтому от голосо­вания, высказывая свою полную уверенность, что народы Евро­пы, наученные этими тяжелыми событиями, употребят все уси­лия, чтобы завоевать себе право самоопределения и устранить современное насильническое классовое господство как перво­причину всех государственных и общественных несчастий».

С первого взгляда видно, что этот документ содержит в себе две совершенно различные точки зрения: конкретное обоснова­ние воздержания от голосования и принципиальный протест против войны, который вытекал из социалистического миро­воззрения и который был упущен лассальянцами. Это достави­ло большое удовлетворение Карлу Марксу: впервые в офици­альном собрании в вопросе мирового значения было смело и свободно развернуто знамя Международной рабочей ассоциа­ции. «В этот момент,— писал Маркс месяцем позже Энгель­су,— «принципиальность» является «acte de courage»[52], и он одобрил ее в одном из своих писем к Либкнехту. Уже самый слова Маркса показывают, что, выражая свое одобрение, он имел в виду лишь принципиальную сторону мотивированного заяв­ления, а не конкретное обоснование воздержания от голосова­ния, которое, во-первых, не представляло собой ничего прин­ципиального, а скорее было обратным ему, во-вторых, не изла­гало ясно отношения подписавших его к «моменту», и, в-третьих, не представляло собой «акта смелости» в том смыс­ле, что оно заключало в себе самом свое оправдание. Если бы Маркс понимал свое «acte de courage» в этом смысле, то он должен был бы еще в большей степени похвалить храброго Тьера, смело говорившего во французской палате против войны, несмотря на то, что мамелюки империи окружали его с дикими угрозами; он должен был бы похвалить также буржуазных де­мократов, вроде Фавра и Греви, которые не воздержались от голосования военных кредитов, но просто их отклонили, хотя патриотический шум в Париже был не меньше, чем в Берлине.

В действительности воздержание от голосования Бебеля и Либкнехта в июле 1870 г. не произвело большого впечатле­ния, как это можно заключить из тогдашних газет. Буржуазная пресса отнеслась к этому, по меньшей мере, так же, как и к давно забытому факту, что лассальянцы Фрицше и Газенклевер вместе с буржуазным демократом Вигардом остались си­деть при чтении проекта адреса, в котором рейхстаг должен был отвечать на тронную речь, причем Газенклевер сделал за­явление в буржуазной газете, что они не хотели «почтить вста­ванием работу палаты». Газенклевер был против тактики Бе­беля и Либкнехта и, при тогдашнем озлоблении социал-де­мократических фракций, резко использовал их голосование против них же, вступив в горячие прения с ними на рабочем собрании в Лейпциге.