Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Без сомнения, они были правы, и историческое развитие оп­равдало их требование войны с контрреволюционными держава­ми для спасения революции. То, чего они боялись в противопо­ложном случае, действительно случилось — железная нога Рос­сии растоптала в конце концов революционный пожар. Но если война является последним средством и лекарством как классово­го общества, так и буржуазной революции, то буржуазная рево­люция имеет все же свои собственные законы. Она не является продуктом общественной нужды, как пролетарская революция, но как раз продуктом общественного благосостояния. Буржуа­зия начинает повелевать богатствами общества значительно ра­нее, чем достигает политической власти; однако если для завое­вания последней требуются кровь и деньги, то ее собственные кровь и деньги оказываются для буржуазии чересчур дорогими, чтобы отдать их на баррикадах и в битвах. Это она всегда предо­ставляет другим и главным образом пролетариату, который, по ее мнению, существует на свете лишь для служения буржуазии. И до тех пор пока рабочий класс сам питал эту наивную веру и воображал, что он должен был удовлетворять ее общественные нужды, увеличивая общественное благосостояние буржуазии, до тех пор дело шло очень хорошо, как это доказали революции 1789 г. и последовавшие за ней революционные войны.

Однако в революции 1848 г. стало ясно, что пролетариат не позволит больше буржуазии употреблять себя как пушеч­ное мясо. Парижская июньская битва 1848 г. представляет со­бой яркий светоч, известивший весь мир о начавшемся про­светлении сознания рабочего класса. С тех пор у буржуазии пропала охота к революциям и революционным войнам. Она пустила свои прежние идеологические требования в трубу и стала думать лишь о возможно большем приобретении дохо­дов. Однако она не обладала сама необходимой для этого по­литической властью. Уже в 1848 и 1849 гг. буржуазия двух ве­ликих культурных народов, политическое раздробление кото­рых ей было невыгодно, начала направлять свои умоляющие взоры на те государства, правительства которых хотя и стояли далеко от ее идеологических воззрений, но зато обладали боес­пособными армиями: немецкая буржуазия — на Пруссию, а ита­льянская — на Пьемонт. Однако им не удалось заключить союз так скоро, как они рассчитывали: обе стороны не совсем понима­ли друг друга, и приглашаемые правительства с некоторым недо­верием взирали на приглашавших их красоток.

Лишь через 10 лет в муках и бедствиях пришли наконец ко взаимному пониманию, за которым последовали войны 1859, 1866 и 1870 — 1871 гг. В этих войнах так причудливо смешивались наряду с революционными уже и реакционные элементы, что са­мый этот факт мог вызвать и вызвал многочисленные расхождения между честными и последовательными революционерами.

IX

В войнах за итальянское и немецкое единство смешивались революционные и реакционные элементы, но не в равной степе­ни в каждой из них. Очень сомнительной похвалой являются сло­ва Трейчке и его товарищей, что в 1866 и 1870 — 1871 гг. было «правильное политическое действие», тогда как в 1859 и 1860 гг. действовали «грубым и беспорядочным образом». Это может оз­начать лишь то, что среднеитальянские и южноитальянские госу­дарства сами сбросили со своей шеи своих насильников, и рево­люционное движение было достаточно сильно, чтобы создать из повстанца Гарибальди национального героя. Действительным мечом Италии было, правда, то военно-иезуитское государство, которое наполовину выросло на итальянской почве и смогло ку­пить себе ценой двух провинций помощь заграничного деспота, чтобы сбросить австрийское иноземное владычество и создать объединенную Италию. Если, однако, Пьемонт после своего пе­чального опыта 1848 — 1849 гг. не смог предпринять на свой риск и страх борьбу с австрийским владычеством, то он не смог вследствие этого же наложить свой отпечаток на итальянское объединительное движение. Его руководящий министр Кавур, «создавший» будто бы по старому представлению, единство Ита­лии, хотя принадлежал к ханжескому реакционному дворянско­му роду, но, как итальянский патриот, сумел отказаться от пред­рассудков своего класса и делал все, что требует или, по крайней мере, требовала буржуазия от «современного государственного деятеля». Теперь буржуазия вряд ли подписалась бы в Италии или где-нибудь еще под крылатыми словами Кавура об осадном положении, сорвавшимися у него перед смертью.

При всем том итальянское объединительное движение, на­правленное против австрийского иноземного владычества, при­

звавшее на помощь для борьбы с ней фальшивого Бонапарта, который обещал оказать эту помощь, лишь бы поддержать свое колеблющееся сабельное господство, поставило европейскую и особенно немецкую революцию в весьма тяжелое положение. Нельзя было сказать просто «нет» и просто «да» при нежелании поддерживать законную или незаконную контрреволюцию. Как трудно было решить, что именно является задачей демократии в этом положении, показывает горячий спор, возникший между Лассалем, с одной стороны, и Марксом и Энгельсом — с другой.

Вначале по этому вопросу итальянской войны высказался лишь один Лассаль в своей брошюре о задачах Пруссии, так же, как в своих письмах к Энгельсу и Марксу; впоследствии и Эн­гельс получил право голоса, когда Бернштейн переиздал бро­шюры Энгельса, написанные в 1859 и 1860 гг.: «По и Рейн» и «Савойя, Ницца и Рейн». Отсутствуют все же письма Энгельса к Лассалю по этому вопросу, что является большим пробелом; и если из писем Лассаля можно впервые понять «подземные ар­гументы», определявшие его политическую тактику в 1859 г., то то же самое можно было бы почерпнуть и из писем Энгельса.

Энгельс также имел свои «подземные аргументы», и если пользоваться только его брошюрами, то они оставляют такое же большое недоумение, как и брошюра Лассаля, и на самом деле они были неправильно поняты отдельными партийными газетами, что при других обстоятельствах было бы совершенно немыслимо.

В первой его брошюре «По и Рейн» главное острие было направлено против легитимной контрреволюции. Когда весной 1859 г. грозила разразиться война Пьемонта и его французского союзника с Австрией за австрийские владения в Северной Ита­лии, венский двор дал пароль, что на По защищается Рейн,— иными словами, пытался получить вооруженную помощь гер­манского союза для защиты своих итальянских владений. Про­тив этой попытки защищать восстановление австрийского вла­дычества в Италии во имя немецких интересов и выступил Эн­гельс; он резко осуждал это владычество и доказывал в своей первой брошюре, как он говорит во второй брошюре, военно-научным образом, что Германия для своей защиты не нуждается ни в малейшем кусочке Италии и что, считаясь только с военны­ми основаниями, Франция имеет гораздо больше права претен­довать на Рейн, чем Германия на Минчио. Таким образом, Эн­гельс стремился сделать возможным для Германии вступление в предполагаемую борьбу с чистыми руками.

Чем дальше, тем лучше. Энгельс заявил, что как ни нелеп лозунг, будто Рейн следует защищать на По, он имеет все же

некоторые основания при наличии угроз и вооружений со сто­роны Бонапарта. Верным инстинктом было понято в Германии, что По является для Наполеона лишь предлогом, главной же его целью является при всех обстоятельствах Рейн. Лишь война за рейнские границы может предотвратить угрозу для его госу­дарства. Ему нужен не По, но Рейн, он бьет по мешку и думает, что это осел. Но если Италии угодно разыгрывать роль мешка, то Германия не желает представлять собой осла. В этом случае сохранение По имело бы то значение, что Германия, находясь под угрозой нападения, при котором ставится вопрос об овла­дении одной из лучших ее провинций (именно Рейнской), не может и думать о том, чтобы отказаться от сильнейших своих военных позиций (Ломбардии и Венеции), не оказав военного сопротивления. В этом смысле Германия заинтересована в за­щите По. Накануне войны и во время самой войны приходится занимать всякую полезную позицию, откуда можно угрожать врагу, не предаваясь размышлениям, совместимо ли это с веч­ной справедливостью и с принципом национальностей; здесь приходится думать о том, чтобы спасти свою шкуру.

Это звучит очень внушительно, но если взглянуть на ре­зультаты этой намеченной Энгельсом политики, то становит­ся тотчас же ясно, что здесь высказаны не все его мысли цели­ком. Если бы Австрия, опираясь на свои итальянские провин­ции, поддерживаемые немецким союзом, удачно защитила свою шкуру, то она надолго удержала бы свои «сильнейшие воен­ные позиции», и никто не мог бы ей в этом помешать. Другими словами, сохранилось бы австрийское господство в Италии, которое Энгельс осуждал самым решительным образом. За­тем Австрия сохранила бы свою гегемонию над Германией, и жалкая союзная конституция была бы гальванизирована. На­конец, если бы победоносная Австрия свергла бонапартистс­кий режим во Франции, то она посадила бы на его место пра­вительство Бурбонов, т. е. заменила бы черта если не Вельзе­вулом, то уж во всяком случае другим чертом.