Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

В действительности воздержание от голосования Бебеля и Либкнехта в июле 1870 г. не произвело большого впечатле­ния, как это можно заключить из тогдашних газет. Буржуазная пресса отнеслась к этому, по меньшей мере, так же, как и к давно забытому факту, что лассальянцы Фрицше и Газенклевер вместе с буржуазным демократом Вигардом остались си­деть при чтении проекта адреса, в котором рейхстаг должен был отвечать на тронную речь, причем Газенклевер сделал за­явление в буржуазной газете, что они не хотели «почтить вста­ванием работу палаты». Газенклевер был против тактики Бе­беля и Либкнехта и, при тогдашнем озлоблении социал-де­мократических фракций, резко использовал их голосование против них же, вступив в горячие прения с ними на рабочем собрании в Лейпциге.

Гораздо важнее, что воздержание от голосования в действи­тельности было не практической политикой, но моральной де­монстрацией, которая, как бы она ни была справедлива сама по себе, не отвечала политическим потребностям момента. Если в частной жизни допустимо и очень разумно сказать двум спорящим: вы оба не правы, и я не вмешиваюсь в вашу ссо­ру,— то это совершенно недопустимо в государственной жиз­ни, где народы должны расплачиваться за ссоры своих коро­лей. Практические следствия недопустимого нейтралитета резче всего проявились в ясной и последовательной позиции, которую заняла «Фолькштадт» (газета) в первые недели вой­ны. Он (нейтралитет) возбудил у Энгельса и Маркса большое неудовольствие; Энгельс насмехался над «забавным утверж­дением», что главным основанием оставаться нейтральным является то, что Бисмарк был ранее товарищем Бонапарта; если бы таково было общее мнение в Германии, то вскоре у нас был бы снова Рейнский союз. Подробно развитое им положе­ние, — в письме к Марксу от 15 августа 1870 г., — почему рабочий класс должен желать поражения бонапартизма и по­беды Германии,— положение, с которым Маркс был совер­шенно согласен, очень часто печаталось в последнее время, так что здесь, за недостатком места, мы его не приводим.

Ошибка воздержания от голосования была в том, что Либкнехт и Бебель рассматривали войну главным образом с мораль­ной точки зрения. Это было их искреннее убеждение, которого они придерживались и позднее; стоит лишь просмотреть ста­тьи Либкнехта об эмской депеше или записки Бебеля, чтобы убедиться в этом. Правда, то, что было в первую половину вой­ны их слабостью, то сделалось во вторую половину войны их

силой. После Седана кончилась «революция сверху», как мож­но было назвать войны 1859, 1866 и 1870 гг.; все происходив­шее после этого не только не имело в себе ни малейшего атома революции, но и исторически являлось чистейшей реакцией и снова делало возможным для социал-демократической партии одновременно практическую и принципиальную политику. Все социал-демократические фракции тотчас же воспользовались этой свободой; лассальянцы также боролись против аннексии Эльзас-Лотарингии, приветствуя Парижскую коммуну; Либкнехт же и Бебель вели борьбу с таким пылом, с такой выдающейся смелос­тью, короче, во всеоружии таких высоких моральных качеств, что слава этих дней с полным правом связана прежде всего с их именами. Лишь в течение лет и десятилетий постепенно возник­ла та легенда, которая хотела видеть сильнейший пункт позиции Бебеля и Либкнехта там, где был ее слабейший пункт.

Если искать в прошлом прецедентов, на основании которых можно было бы определить политику настоящего времени, то ясно, что голосование 21 июля 1870 г. не может служить для этой цели: ни воздержание от голосования Бебеля и Либкнехта, ни вотирование кредитов со стороны лассальянцев. Эти воту­мы имели место в том принудительном положении, которое со­здалось вследствие революции сверху и уже в 1859 г. заставля­ло Энгельса и Лассаля употреблять «подземные аргументы». Примером для настоящего времени могла бы служить лишь так­тика всей партии в дни после Седана.

XII

Гораздо разумнее искать не прецедентов, но принципов, так как история никогда не повторяется, хотя часто пытаются доказывать, что сходные предпосылки вызывают сходные след­ствия. Современная война не имеет ничего общего ни с воен­ной эрой 1792 — 1815 гг., когда революция являлась силой, движущей снизу, ни с военной эрой 1859 — 1870 гг., когда революция была силой, движущей сверху. Несколько больше похожа она как капиталистическая колониальная и мировая война, — правда, стоящая на несравненно высшей ступени, — на Семилетнюю войну. Она имеет общее с ней в своей страте­гии на истощение и в полном отсутствии хоть какого-либо влияния народов на управление этой войной. Однако здесь имеется коренная разница: в Семилетнюю войну ни в одной из воюющих стран не было революционного класса, в то время

как теперь в каждой из них имеются свои революционные клас­сы, которые добровольно довольствуются тем, чем уже были наделены граждане и крестьяне Европы в XVIII столетии.

Однако в течение войны совершенно невозможно осветить эту разницу, а после войны это будет не нужно, так как ее по­следствия будут говорить сами за себя.

Эмблема гренадеров русской армии (до 1917 г.)

1 Было бы слишком большим отступлением останавливаться здесь на отношении Сократа к борьбе, связанной с Пелопоннесской войной. Мож­но лишь заметить, что неоднократно встречаемая даже в партийной литера­туре склонность рассматривать историческую позицию Сократа и его при­суждение к смерти чисто идеалистическим образом, почитание его, как

Примечания

1

См. Внешняя и военная политика Фридриха II. п. 2. К психологии Семилетней войны.

2

Там же.

3

См. История военного искусства. п. 4. Ганнибал и Цезарь.

4

См. Катастрофа (Йена и Тильзит). п. 3. Две битвы.

5

См. От Калиша до Карлсбада. п. 9. Сто дней.

6

Там же.

7

Г. Дельбрюк. «Стратегия Перикла в сравнении со стратегией Фридриха Великого». С приложением о Фукидиде и Клеоне. Берлин, 1890 г., 22 стр. Я должен также указать на статью, опубликованную Беером в прошлом году в № 32 «Neue Zeit», на основании одного английско­го и одного французского манускриптов. При одинаковом основном под­ходе я лишь бегло касаюсь тех пунктов, которые подробно рассмотрены Беером, и останавливаюсь дольше на тех, которые им не затронуты.

8

Ахайя — в древности название северной приморской области Пело­поннеса. — Ред.

9

Трезен — главный город Трезенской области, лежавшей в юго-вос­точном углу Арголиды, у нынешней деревни Дамала. — Ред.

10

Прусский король Фридрих II — один из творцов военного могущест­ва старой Пруссии. — Ред.

11

Псефизма — в Древней Греции постановление народа или совета в единичных случаях и по отношению к единичным лицам. В данном случае имеется в виду то, что жители Мегары, отделившиеся в 460 г. до н. э. под давлением народной партии от Пелопоннесского союза и принявшие афин­ский гарнизон, в 446 г. до н. э. сговорились с коринфянами, перебили афин­ский гарнизон и присоединились опять к Пелопоннесскому союзу. — Ред.

12

Гетерия (союз, товарищество) — в древних греческих демократиях союзы знатных для ограждения себя от притязаний народа. — Ред.

13

Было бы слишком большим отступлением останавливаться здесь на отношении Сократа к борьбе, связанной с Пелопоннесской войной. Можно лишь заметить, что неоднократно встречаемая даже в партийной литературе склонность рассматривать историческую позицию Сократа и его присуждение к смерти чисто идеалистическим образом, почитание его, как мученика за правду, добро и красоту, не имеет за собой ничего, кроме голубого воздуха идеализма. Сократ, как учитель Алкивиада, Крития и дру­гих подобных умов, пал жертвой процесса самопознания афинской демок­ратии, которая снова стремилась подняться после ужасного поражения Пелопоннесской войны и была самым чувствительным образом уязвлена тем, что Сократ снова, как будто ничего не произошло, принялся проводить антидемократическую агитацию, как делал это и в течение войны. Весьма возможно, что при существовавшей в Афинах свободе слова Сократ отде­лался бы дешево, если бы он сам не вызывал на это суд в самой недопусти­мой форме; по утверждению своего ученика Ксенофонта, снискавшего изве­стность как предателя своей родины, он сделал это потому, что ему наску­чила жизнь и он хотел обеспечить себе достойный конец, что ему и уда­лось. Хотя вполне понятно, но вместе с тем заслуживает строгого порица­ния, что отчаявшаяся демократия не имела достаточно самообладания, что­бы отпустить Сократа, несмотря на его вызывающие речи, но, с другой стороны, нет также никакого основания рассматривать Сократа как выдаю­щегося героя и страдальца, так как за заслугу воспитания Алкивиада, Крития и Ксенофонта он был вполне достоин своей участи.