Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Майор фон Шилль

рейнские земли в искусственную пустыню, населенную дики­ми зверями, лишь бы помешать дерзким и порочным францу­зам развращать целомудренных и благоразумных германцев.

Это движение, однако, не приняло организованной формы. Прославленный Тугендбунд (союз добродетели) так же мало заслуживал насмешек Клейста, как и подозрения французских шпионов. К нему принадлежали смелые люди вроде Бойена и Грольмана, но он насчитывал лишь несколько сотен членов, которые больше сами подвергались гонениям со стороны трус­ливых чиновников, чем могли изгнать кого-либо из пределов Германии. Самый крупный подвиг был совершен майором Шиллем, отличившимся при осаде Кольберга смелыми набегами и приобретшим этим большую популярность. 28 апреля 1809 г. он выступил со своими гусарами из Берлина на свой собственный риск, нарушив полковую присягу. Однако подкрепления, на которые он надеялся, не подошли; после непродолжитель­ных скитаний он нашел смерть на улицах Штральзунда. Так же были подавлены некоторые восстания в королевстве Вестфалии. Правда, министр Гольц, живший в Берлине, писал в Кениг­сберг: «Если король будет еще медлить, то неминуемо разра­зится революция». Однако он слишком боялся призраков. Рево­люция не наступала, хотя король и не думал объявлять войну Франции; также не случилось этого и после энергичного выс­тупления в апреле Австрии, не оставлявшего никаких сомне­ний в серьезности ее намерений.

Прежде чем вынуть меч, королю были необходимы нейтра­литет России, которого не было, и значительные успехи авст­рийского войска, до которых дело еще не дошло. Эрцгерцог Карл потерял в этой войне ту славу, которую он приобрел в прежних походах; он далеко не дорос до гениального предводителя фран­цузов, и, несмотря на всю храбрость солдат, он терял одну пози­цию за другой. Даже одержанная им якобы победа 21 и 22 мая при Асперне была нерешенной битвой и больше всех поражений по­казывала неспособность эрцгерцога. Его положение в этой битве было настолько благоприятно, что имей он хоть какой-нибудь талант, он должен был бы уничтожить противника. Но он умуд­рился в первые дни июля потерпеть при Ваграме такое пораже­ние, которое положило конец войне, хотя мирные переговоры и продолжались еще до середины октября.

Между тем в Пруссии продолжали теряться в сомнениях; не только реформаторы, не только умеренное министерство Дона — Альтенштейна, но даже и старопрусские юнкеры выс­казывались за войну на стороне Австрии; временами казалось, что и сам король склоняется к этому решению. От французов не укрылось, насколько сильно было это военное течение, и Наполеон не осмелился потребовать вспомогательного кор­пуса, который по сентябрьскому договору Пруссия должна была выставить против Австрии. Ко времени битвы под Асперном была приостановлена выплата контрибуции Франции и была сорганизована комиссия по вооружению под председа­тельством Шарнгорста. Но движение, стремившееся к войне, слишком пугало короля, чтобы он позволил ему увлечь себя, особенно же после того, как юнкер Краков наговорил ему, что реформаторы во главе с Шарнгорстом намереваются низложить его и посадить на его место принца Вильгельма. Невероятная глупость этого сообщения была, правда, скоро разоблачена, но короля все же трудно было успокоить, и когда принц Август,

один из его двоюродных братьев, сделал совместно с берлински­ми государственными деятелями представление о войне, ему было в грубых словах указано на его положение подданного.

Дальнейшее рассмотрение этих колебаний короля не имеет для нас никакого интереса, так как эти колебания всегда приводи­ли к одному и тому же результату: к неспособности принять ка­кое-либо определенное решение. Часть вины несет на себе, ко­нечно, и австрийское правительство, шедшее вначале очень вяло навстречу прусской военной партии. После же мнимой победы под Асперном оно впало в такой высокомерный тон, который очень мало благоприятствовал заключению союза. В Австрии, как и в Пруссии, народное движение оказалось недостаточно силь­ным, чтобы зажечь национальную войну, которая сумела бы защи­тить Германию от чужеземного господства, одинаково угрожавше­го ей с востока и запада, и, даже наоборот, немецкие государства, входившие в Рейнский союз, составили как раз основное ядро того войска, с которым Наполеон выиграл битвы войны 1809 г.

Героическим эпизодом этой войны были тирольские бои. Они так же, как и испанское восстание, произвели сильное впечат­ление на своих современников и оставили свои следы даже в прусской военной истории. В Тироле баварская бюрократия пыталась модернизировать средневековый порядок, но так не­умело, что эти попытки легли всей своей тяжестью на плечи населения. Против этого поднялись тирольские крестьяне, охот­ники и пастухи, но не за габсбургский двуглавый орел и не за святую религию. В этом смысле их борьба была революционна, протекая все же под знаком верности династии и под предводи­тельством хотя и лицемерного, но народного духовенства.

Но в строго историческом значении этого слова, борьба в Тироле была, однако, лишь реакционным эпизодом. Тирольские борцы столкнулись здесь не с отмирающей, а с нарождающейся цивилизацией. Они не обладали той юношеской силой, которая смело бросается в бушующий поток истории, они стремились лишь оградить от этого потока тот жалкий угол, в котором они жили. Геббель, несмотря на всю свою черно-желтую лояльность, с полным правом сказал, что восстание тирольцев, каким бы героическим оно ни было, производит трогательное, но не обо­дряющее впечатление. Трогательна, но, во всяком случае, не возвышенна была эта детская невежественность, которая не подозревала о великом историческом процессе, происходившем в то время, и даже ничего не знала о взаимоотношениях отдель­ных стран, вытекавших из данных географии и статистики, за­ботясь лишь о том, чтобы навсегда оградиться от Европы свои-

Франц I, австрийский император. Гравюра работы Ф. К. Тилькера с портрета кисти П. Г. Стембуки

ми горами и утесами. Но даже трогательное впечатление, произ­водимое тирольцами, грозило исчезнуть при одном взгляде на то, как эти победоносные тирольцы позволили погубить себя хитро­стями венского двора; тот, кто имеет в себе хотя искру революци­онного духа, не позволил бы себя так одурачить.

Наполеон поступил очень неблагоразумно, допустив, что­бы военно-полевой суд расстрелял Андрея Гофера, предводите­ля тирольского восстания, являющегося по своему скромному простодушию и безграничной храбрости его классическим пред­ставителем. Этот кровавый свидетель снова и снова поднимал­ся против него в последующие годы, как тени офицеров Шилля, также погибших на песчаных полях. Многие французские гене­ралы, и между ними собственный пасынок Наполеона, охотно спасли бы Гофера, но Наполеон, являясь передовым бойцом буржуазной цивилизации, должен был показать, что эта циви­лизация покоится, в конце концов на грубом насилии. Мы пере­жили нечто подобное в войну 1870 — 1871 гг., когда Бисмарк изливал на своих версальских гостей вспышки дикого гнева по поводу того, что немецкие солдаты совсем не были расположе­ны предать участи Гофера пленных французских вольных стрел­ков, а, наоборот, смотрели на них как на храбрых бойцов...

С таким же равнодушием, с каким австрийский король Франц отдал своих верных тирольских стрелков мести победителя, он предоставил свою дочь вожделениям французского императо­ра. Лишь только успели расстрелять Андрея Гофера, как Ма­рия-Луиза была обручена с Наполеоном, — царь сумел искус­но уклониться от подобного сватовства коронованного плебея; так ни далеки были оба — и Наполеон, и Франц — от сентимен­тальных соображений, все же семейный союз явился если не причиной, то во всяком случае красноречивым доказательством изменившейся политики. В Вене министр Стадион, друг Штей­на в молодости, желавший также играть роль чего-то вроде ре­форматора, должен был уступить хладнокровному дипломату Меттерниху, заклятому противнику всех либеральных и наци­ональных стремлений, и австрийский подъем 1809 г. пришел, таким образом, к печальному концу.

Немалое значение имело при этом и то, что исчезла необходи­мость действовать с непреклонной решимостью. По Венскому миру 14 октября 1809 г. из Австрии выпустили порядочное количество крови — она потеряла 2000 кв. миль приблизительно с 4 000 000 жителей. Но она сохранила свое положение великой державы; ей надо было заплатить всего лишь 85 000 000 контрибуции. При всем финансовом расстройстве государства это было незначи­тельной тяжестью по сравнению с теми чудовищными суммами, которые должна была уплатить на основании Тильзитского мира Пруссия, значительно меньшая по размерам и более бедная, чем Австрия, в виде контрибуции, поставок и наряду с понесенной уже и еще предстоящей потерей государственных доходов. В на­стоящее время австрийские генералы и министры стремились к более тесному сближению с Францией, внешним признаком чего явилась помолвка Наполеона с австрийской эрцгерцогиней, но все же это сближение могло быть лишь наполовину союзом рав­ных; они могли прийти к этой политике с точки зрения своего государственного разума лишь на основании одной причины — из опасения русских завоевательных планов.