Франц Меринг - История войн и военного искусства

• Название: История войн и военного искусства
• Автор: Франц Меринг
• Жанр: История

---

Ж.-Б. Бернадот

победоносно на Москву, но лишь для того, чтобы после катастрофы великой армии снова броситься в объятия России и Англии и воодушевиться освобождением Европы, при неизменном ус­ловии, что он получит Норвегию.

Россия и Англия пытались, в свою очередь, соблазнить Данию, предлагая ей в возмещение за Норвегию оба Мекленбурга, шведскую и, может быть, даже прусскую Померанию. Бернадот давал в придачу также ганзейские города Любек и Гамбург. В Копенгагене долго не могли принять окончатель­ного решения и, наконец, решились остаться верными фран­цузскому союзу. Бернадот высадился 18 мая с небольшим войском в Штральзунде, чтобы завоевать Норвегию и Герма­нию; первый его подвиг в деле освобождения народов состо­ял в том, что он отдал под суд и разжаловал одного из своих

генералов, который пошел на помощь Гамбургу, жестоко тес­нимому маршалом Даву.

Еще в апреле Пруссия заключила союз со Швецией, обязав­шись предоставить в распоряжение Бернадота, как только он высадится в Германии, отряд в 27 000 чел. Однако Пруссия мед­лила принять на себя обязательство насчет Норвегии до тех пор, пока была хоть какая-нибудь надежда на то, что Дания от­ложится от Наполеона. И лишь после того как эта надежда ис­чезла, прусский король гарантировал 22 июня шведской коро­не, вступившей для этого в Калишский союз, норвежскую добы­чу с позорным обязательством вознаградить Данию в случае необходимости немецкой землей.

Гораздо большее значение, чем переговоры со Швецией и даже с Англией, имели переговоры с Австрией. Как одно из условий мира, в котором он хотел посредничать, Меттерних выставлял возвращение Австрии Наполеоном Иллирийской провинции, отнятой им в 1809 г., вследствие чего Австрия приобретала вновь утраченное ею положение на Адриатичес­ком море; затем Наполеон должен был вернуть герцогство Варшавское, которое должно было быть поделено между Ав­стрией, Пруссией и Россией; он должен был очистить крепос­ти на Одере и, наконец, восстановить свободные города Лю­бек и Гамбург. Эти условия прежде всего отвечали австрийс­ким интересам, и от австрийского министра, по господствовавшим в то время воззрениям государственного разума, ничего иного нельзя было и ожидать. Но как посред­ник Меттерних не был беспристрастен. Он делал большие урезки требованиям союзников, заключавшимся в восстанов­лении прусского и австрийского владычества, уничтожении Рейнского союза и герцогства Варшавского, возвращении бе­регов Северного моря и, наконец, в восстановлении незави­симости Италии, Голландии и Испании.

Наполеон по его предложению должен был пожертвовать некоторыми не очень значительными позициями, сохранив за собой всю полноту власти, которую ему давало господство над Францией, Голландией, Испанией и Рейнским союзом.

Поведение Меттерниха указывало на то, что он действитель­но хотел мира. Он хотел создать своей стране снова почетное и независимое положение между Францией и Россией. Военные планы и стремления были чужды ему и еще более чужды его владыке, императору Францу. Наполеона он боялся гораздо больше, чем царя, а тем более прусского короля: последним он мог скорее что-нибудь предложить, чем первому.

Вообще он не ошибся в расчетах. Союзники очень долго колебались, прежде чем приняли австрийские мирные предло­жения. Они сделали это в конце концов 27 июня Рейхенбахским соглашением, но лишь с условием, что в случае если На­полеон не примет до 20 июля предложения Меттерниха, Авст­рия немедленно возьмется за оружие и подкрепит их силой в 150 000 чел. Они были убеждены, что Меттерниху не посчас­тливится у Наполеона, и они не обманулись.

Когда Меттерних прибыл 25 июня в Дрезден для перегово­ров с Наполеоном, он был встречен горячими упреками в фаль­шивой игре австрийского кабинета. Император не хотел ниче­го слушать об австрийских мирных предложениях, что не сле­дует, однако, приписывать исключительно его упрямству и высокомерию, как это много раз делалось. Он все еще являлся победителем в борьбе, и хотя жертвы, которых от него требо­вали, были сравнительно незначительны, но речь шла о про­винциях и городах, которые находились еще в его руках. Лишь герцогство Варшавское было занято Россией, крепости по Оде­ру были, по крайней мере, осаждены союзными войсками, но Иллирия и ганзейские города были совершенно неоспоримы­ми владениями Наполеона. Требовать добровольной отдачи того, что не могло быть отнято у него оружием, являлось претензией, которую отклонил бы на его месте всякий само­держец, тем более что главная часть добычи приходилась на долю посредничавшей державы, которая даже не запачкала своих рук в этом деле.

Наполеон и Меттерних поняли, что дальнейшие перегово­ры бесцельны. Если они и согласились продлить перемирие до 16 августа и созвать за это время мирный конгресс в Праге, то это случилось лишь потому, что обе стороны нуждались еще в неко­тором времени для своих вооружений. С русскими и особенно с пруссаками Меттерниху на этот раз не повезло. Они не делали тайны из того, что в крайнем случае они будут продолжать войну и без Австрии. С этой стороны у Меттерниха также требовали ясного решения: он уже не мог теперь выйти из игры, не поставив Австрию в опаснейшее положение, независимо от того, францу­зы ли или союзники одержат верх на поле сражения.

При таких обстоятельствах из мирного конгресса в Праге получился чистый фарс. Дело не дошло даже до общего заседа­ния уполномоченных; обменялись лишь несколькими ядовиты­ми нотами по чисто формальным вопросам. До 16 августа, ког­да истек срок перемирия, не было сделано даже и попытки к деловому обсуждению вопросов.

5. ОСЕННИЙ ПОХОД

За время прекращения военных действий обе стороны энер­гично вооружались, и оба враждебных войска достигли почти равновесия своих сил. Союзники располагали в открытом поле 492 000 чел., в том числе 165 000 пруссаков, в Польше же генерал Бенигсен формировал новое русское войско. Наполе­он имел против них 400 000 чел., за исключением гарнизонов крепостей, находившихся на театре войны; в коннице и артил­лерии он также был относительно слабее своих противников, но вместе с тем он имел бесценное преимущество единолич­ного военного командования.

Чтобы защитить свои земли от нападений Наполеона, ведше­го до сих пор войну как нападающая сторона, союзники раздели­ли свои войска на три армии. Сильнейшая из них, достигавшая чуть ли не половины их общих сил, стояла в Богемии, так как в первую очередь ожидалось большое наступление Наполеона на Вену. Этим войском командовал князь Шварценберг — австрий­ский магнат, не отличившийся ни в одном сколько-нибудь замет­ном деле, имевший к тому же в своем лагере трех монархов. Туда входили все австрийские силы, а также русские и прусские части. Из прусских войск — корпус генерала Клейста, которому в каче­стве начальника штаба был дан Грольман.

Вторая и самая меньшая армия — она насчитывала около 100 000 чел. — стояла в Силезии под командой Блюхера, кото­рый пока также не одержал еще ни одной победы, но прекрас­нейшим образом зарекомендовал себя в весенней кампании. После смерти Шарнгорста главным его советником был те­перь Гнейзенау. Эта армия состояла из трех неравных частей: двух русских, одной большей, приблизительно в 40 000 чел., другой меньшей, приблизительно в 18 000 чел., и одной прус­ской части под командой генерала Йорка. Если оба русских генерала неохотно подчинялись прусскому командованию, то Йорк был непримиримым врагом Гнейзенау. При всех своих военных добродетелях он был слишком привержен к методи­ческому ведению войны старой школы; гениальный метод Гнейзенау, в совершенстве усвоившего наполеоновскую стратегию и тактику, не мог не вызывать со стороны Йорка в высшей сте­пени отрицательного отношения к себе. К этому прибавля­лась еще и личная зависть, так как Йорк был более старым генералом, чем Гнейзенау.

Наконец, третья армия была приблизительно наполовину больше, чем силезская; она была расположена на севере, глав­ным образом в маркграфстве Бранденбург, с целью прикрытия Берлина, и находилась под командой шведского кронпринца, который, как это ни забавно, считался в лагере союзников не­сравненным военным гением лишь потому, что он был когда-то французским маршалом. Между тем Бернадот решительно ни­чем не отличился в бытность свою на французской службе. Сво­им маршальским достоинством он скорее был обязан тому, что приходился зятем одному из братьев Наполеона, чем своим выда­ющимся военным заслугам; по сравнению с Даву, Массеной, Неем, Сультом и другими маршалами он всегда стоял во втором ряду и даже при помощи Наполеона не мог с ними сравняться. Поздней­шие его военные успехи оказались такими же скромными, как и прежние, хотя новые исследователи предполагают, что зависть подчиненных ему прусских генералов представила его вялую и двусмысленную тактику в чересчур черном цвете.