Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

• Название: Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй
• Автор: Ланьлиньский насмешник
• Жанр: Древневосточная литература

Самый загадочный и скандально знаменитый из великих романов средневекового Китая, был написан в XVII веке.

Имя автора не сохранилось, известен только псевдоним — Ланьлинский Насмешник. Это первый китайский роман реалистического свойства, считавшийся настолько неприличным, что полная публикация его запрещена в Китае до сих пор.

В отличие от традиционных романов, где описывались мифологические или исторические события, «Цзинь, Пин, Мэй» рассказывается веселой жизни пройдохи-нувориша в окружении его четырех жен и многочисленных наложниц.

---

сказал Шутун.

— Пусть немного вина, и пусть свечи мерцают не четко… —

продекламировал Дайань.

— Мы с друзьями весной насладимся сполна, —

заключил Пинъань.

Все громко рассмеялись.

Да,

Утонувшие в вине,
Терли, расходясь, виски.
Не видали, как к луне
Тянет слива лепестки.

Если хотите узнать, что случилось потом, приходите в другой раз.

Глава сорок четвертая

У Юэнян оставляет у себя на ночь Ли Гуйцзе. Пьяный Симэнь Цин подвергает пытке Сяхуа

Бедняку, что ни день, то нужда да мученье,
Богачу, что ни год — от услад пресыщенье.
Не подъедет коляска к лачуге убогой,
Не стихают мелодии в светлых чертогах.
Молодые лентяи мотыльками порхают,
В цветниках вечно праздные девы гуляют.
С ними вместе бездельничать нет мне охоты.
Дома многие тяготы ждут да заботы.

Так вот. Пока Цзинцзи с приказчиком Фу и остальными пировал в передней зале, прибыл паланкин за супругой У Старшего.

— Останься еще на ночку, невестушка! — упрашивала ее Юэнян. — И завтра успеешь.

— Я у свашеньки Цяо три дня гостевала, — отвечала старшая невестка У, собираясь уходить. — Дома некому присмотреть. И сам у меня в управе занят. Я пойду. Приглашаю всех вас, золовушки, завтра пожаловать к нам. А вечерком совершим прогулку. Надо размяться, недуги разогнать.

— Благодарю за приглашение, — отвечала Юэнян. — Только мы сможем попозднее прийти.

— Нет, золовушка, возьмите паланкин да пораньше приходите, а обратно я вас провожу.

Юэнян наложила в одну коробку новогодних пирожков, в другую пампушек и велела Лайаню проводить госпожу У.

За ней откланялись и певицы во главе с Гуйцзе.

— А вы куда торопитесь? — спросила их Юэнян. — Обождите. Скоро батюшка придет. Он распорядился вас оставить. Может, у него до вас дело есть. Так что я вас не отпускаю.

— Но батюшка на пиру и не известно когда вернется! — возразила Гуйцзе. — Мы и так сколько ждали. Разрешите нам с У Иньэр пойти, а то мы сильно уж задержались у вас. Матушка нас, должно быть, совсем потеряла. Вон Юйчуань с Цзяоэр только что пришли, пусть они и подождут.

— Так уж и потеряла вас мамаша! — возразила Юэнян. — Не можете до утра остаться?!

— Простите, матушка, но у нас дома никого нет, — объясняла Гуйцзе. — И сестрицу мою гость взял к себе. Может, мы вам споем, а потом вы нас отпустите?

Пока шел этот разговор, вошел Чэнь Цзинцзи и передал остаток от чаевых.

— Десять узелков пошло носильщикам паланкинов, — отчитывался он. — Каждому по цяню, итого три ляна. Десять узелков осталось.

Юэнян убрала деньги.

— Прошу вас, дядюшка, будьте добры, поглядите, не прибыли ли наши паланкины, — вставила Гуйцзе.

— Вот их паланкины стоят, а ваших с Иньэр не видно, — отвечал Цзинцзи. — Не знаю, кто их отпускал.

— Может, вы, дядюшка, их отпустили, а? Скажите правду!

— Не веришь, пойди сама погляди, — посоветовал Цзинцзи. — Чего мне обманывать!

Не успел он договорить, как вошел Циньтун с ковром под мышкой.

— Батюшка вернулись! — доложил он.

— Вот видите! Хорошо, я вас задержала, — заметила певицам Юэнян.

Вскоре вошел Симэнь, пьяный, в шапке, и уселся посреди комнаты. Дун Цзяоэр и Хань Юйчуань предстали перед ним и отвесили земные поклоны.

— Уже поздно, да? Все разошлись? — спросил Симэнь. — Так чего ж вы не поете?

— Они домой просились, — ответила Юэнян.

— Кончится праздник, тогда и пойдете, — сказал Симэнь, обращаясь к Гуйцзе и Иньэр. — А вы, — он обернулся к Юйчуань и Цзяоэр, — можете сегодня идти.

— Ну что! — подхватила Юэнян. — Я ж вам не зря говорила. Не верили?

Гуйцзе, понурив голову, молчала.

— Их паланкины здесь? — спросил Симэнь у Дайаня.

— Паланкины Дун Цзяоэр и Хань Юйчуань у ворот стоят, — ответил слуга.

— Я пить больше не буду, — заметил хозяин. — Берите-ка инструменты и спойте цикл «Десятиактные узоры». Потом можете идти.

Гуйцзе заиграла на лютне, Иньэр — на цитре, Юйчуань — на арфе, а Цзяоэр отбивала такт в барабан. Их слушали У Юэнян, Ли Цзяоэр, Мэн Юйлоу, Пань Цзиньлянь и Ли Пинъэр. Первой запела на мотив «Овечки с горного склона» Гуйцзе:

Мой миленочек пригожий
Всех талантами затмил.
Повстречалась с ним в прихожей
И осталась с ним одним.
Но ушел дружок, и что же?
Я, ничтожная, грущу,
На своем остывшем ложе
Ненаглядного ищу.
Пусть вернется день погожий,
Нас укроют облака
На рассветный сад похожей
Станет хижина слегка.

Настал черед У Иньэр. Она пела на мотив «Золотые письмена»:

С кем же счастье ты встречаешь?
Над каким цветком паришь?
Терема ли посещаешь?
Или бродишь у перил?

Хань Юйчуань запела на мотив «Лечу на облаке»:

Стою я, локти на перила.
Как пагубно мое влеченье.
Я с хворью свыкнусь, но не в силах
Услышать птиц счастливых пенье.

Дальше продолжила Дун Цзяоэр:

Поблекли краса и румянец.
Ворота стоят взаперти.
Уж ветер восточный свистит,
И дождь моросит.
В сад заглянешь —
На лужах, в грязи — лепестки:
От сердца и от тоски.

Гуйцзе запела на мотив вступления к «Подведенным бровям»:

Пылится цитра — в руки не беру —
Не слушает он пылкую игру.
Он где-то рядом, где-то далеко,
А, горизонт приблизить нелегко!
Чуть одарив меня свеченья негой
Звезда покинула мой сектор неба.

На мотив «Туфелек алый узор» запела У Иньэр:

Пара уток — приливный улов —
Под крутым бережком свили шеи,
Но, увидев рыбачий челнок,
Разлетелись навек — вот крушенье.

Хань Юйчуань пропела на мотив «Резвится дитя»:

Худею и вяну с тех пор,
как ушел милый друг.
Ты смерти моей приговор,
неизбывный недуг.
Весны занялась карусель,
ты душою иссяк.
И вот, снова осень — гусей
потянулся косяк.

На мотив «У туалетного столика» запела Дун Цзяоэр:

С горя лопнули струны у лютни.
Больше некому звукам внимать.
Распустились цветы. Он не любит,
Не придет ароматы вдыхать.

Гуйцзе подхватила на мотив «Застряла в решетке южная ветка»:

Уж месяц горит за окошком,
Я слезы глотаю тайком.
Мы вместе-то были немножко,
Но чувство мое велико.

У Иньэр запела на мотив «Пахнет ветка корицы»:

Легковесен, как ивовый цвет,
Его ветер беспечный кружит.
Он с улыбкой мне лгал столько лет,
Я ж служила ему от души.

На мотив «Овечка с горного склона» запела Хань Юйчуань:

Нефрит ты мой твёрдый.
Я — нежная яшма.
Под пологом ражих
причуд торжество.
В руках второсортных
забыл ласки наши,
кудрей моих крону —
под скудной листвой.
Забыл, что я краше,
забыл, что я — яшма,
ты обезображен —
булыжником стал…
Растаять мне страшно
в солёных потоках.
Тебя — как глоток бы
сожженным устам.

Дун Цзяоэр запела на мотив «Золотые письмена»:

Мой платок в слезах промок.
Запад — я, а ты — восток.
Посреди бурлит поток.

Ли Гуйцзе запела на мотив «Лечу на облаке»:

Я тушь любовью размочу,
Письмом сама к тебе лечу,
Я трону сердце гордеца,
Не будет радости конца!

У Иньэр запела на мотив «Воды реки»:

Что благовонья возжигать —
сама я тлею, как сандал.
Что шёлком полог вышивать —
иглой в моих сосудах стал
любимый. Оскудела кровь,
погибель не прощу ему!
Чу! — иволги трезвонят вновь…
Я шторы лучше подниму.

Хань Юйчуань запела на мотив вступления к «Подведенным бровям»:

Помню теплые слова,
Жаркий шепот на подушке…
Нынче — словно лед сковал —
Ты ушел к другой подружке.

На мотив «Туфелек алый узор» запела Дун Цзяоэр:

Один улетел на восток,
На запад другого умчало.
Мечусь, будто утлый челнок,
Ищу в бурном море причала.
Ли Гуйцзе запела на мотив «Резвится дитя»:
Чье ложе тебя увлекло расписное?
Одна я, и слезы морскою волною.
Сгорела свеча, — ты забыл свой обет,
Дух Моря оставит во храме мой след.[642]

У Иньэр запела на мотив «У туалетного столика»: