Ричард convertfileonline.com - _2016_02_09_21_40_03_404

• Название: _2016_02_09_21_40_03_404
• Автор: Ричард convertfileonline.com
• Издательство: Манн, Иванов и Фербер
• Жанр: Книги
• Год: 2016
• ISBN: 9785000577332

---

В свое время Элис Ривлин из Института Брукингса сказала, что мы могли бы добиться гораздо больших успехов посредством децентрализованного подхода к экономическим инновациям и политике повышения производительности [8]. Мэры городов, члены городских советов, специалисты по экономическому развитию, бизнес-лидеры, руководители профсоюзов и обычные жители городов — эти люди знают о местной экономике больше всех. Подобно тому, как лучшие компании обеспечивают децентрализацию процесса принятия решений, отдавая часть полномочий рабочим группам в заводских цехах, мы должны передать в распоряжение городов и городских районов те инструменты и ресурсы, которые помогут им укрепить местную экономику и тем самым обеспечить преобразование экономики страны в целом, с самого нижнего уровня.

6. От роста ради самого роста к истинному процветанию: определение того, что действительно важно.

Мы должны выйти за рамки свойственных промышленной революции представлений о том, что рост — это само по себе хорошо. Мы уже получили свою долю бессмысленного роста и роста без роста. Мы допустили загрязнение окружающей среды, ослабление человеческого капитала и исчерпание природных ресурсов, избыточную застройку — и видели, как экономика скатывается в пропасть. Долгое время ученые мужи указывали на города с разросшимися пригородными районами, экономика которых держалась исключительно на строительстве жилья, как на путеводную звезду экономического роста — до тех пор, пока не лопнул пузырь на рынке недвижимости и эти города не превратились в города-призраки. Лауреат Нобелевской премии экономист Эдмунд Фелпс сказал об этом так: «Раньше бизнесом Америки был бизнес; теперь бизнес Америки — это покупка жилья. Для того чтобы восстановить экономику и снова развиваться, США должны преодолеть свое пристрастие к владению домами» [9].

Однако корни проблемы лежат еще глубже. Наша одержимость жилищным строительством и всем комплексом факторов «жилье — автомобиль — энергия», свойственным фордизму, говорит о более глубокой проблеме, которая заключается в том, что мы думаем об экономическом росте, а также в том, как мы оцениваем и обеспечиваем его. Эта концепция осталась нам в наследство от индустриальной эпохи, когда производство большего количества стали, автомобилей и потребительских товаров длительного пользования казалось хорошим способом роста, а также когда использование большого количества энергии и загрязнение окружающей среды были досадными побочными эффектами этого процесса.

Но сейчас, в эпоху, когда движущие факторы экономики — это знания, инновации, креативность и человеческий потенциал, ситуация изменилась. Нам необходимо оценивать и определять, что действительно имеет значение. Мысль о том, что придется отказаться от примитивной концепции роста, перешедшей к нам от индустриальной эпохи, не выходит за рамки общепринятых представлений. Все больше и больше экономистов (признанных экспертов, ставших лауреатами Нобелевской премии), а также социологов и других мыслителей считают, что процветание зависит от чего-то большего, чем валовой внутренний продукт. Нам нужны новые, более эффективные показатели креативности, человеческого потенциала и истинного благосостояния. Подобно тому, как были созданы новые показатели производительности, инноваций и роста в индустриальную эпоху, требуется создать показатели, которые отображали бы суть процветания в эпоху креативную. Не так давно лауреат Нобелевской премии Джозеф Стиглиц возглавил созданную по поручению Николя Саркози комиссию по разработке новых критериев оценки экономической эффективности и социального прогресса, перед которой была поставлена задача «определить ограничения валового внутреннего продукта как показателя экономической эффективности и социального прогресса, в том числе выявить проблемы с измерением этого показателя; проанализировать, какая дополнительная информация может понадобиться для разработки более подходящих критериев социального прогресса; оценить возможности применения альтернативных инструментов оценки, а также обсудить более приемлемые способы представления статистической информации».

От того, что мы измеряем, зависит то, что мы делаем; если наши критерии измерения ошибочны, это может привести к принятию ошибочных решений. Выбор между ростом валового внутреннего продукта и охраной окружающей среды — это ложный выбор, поскольку ухудшение экологической ситуации уже учитывается в показателях экономической эффективности. Точно так же мы часто делаем выводы по поводу того, насколько уместны наши методы, анализируя, какие из них обеспечивают экономический рост; однако если показатели эффективности ошибочны, то ошибочными могут оказаться и сделанные нами выводы [10].

Именно в этом и состоит цель этой книги и моих показателей, от трех «Т» экономического развития до индекса креативности, учитывающего такие факторы, как мера счастья и благополучия, здоровье и физическое состояние, качество места и максимально полное использование человеческого потенциала. Нам требуются более эффективные показатели истинного процветания, а не просто общий объем производства — показатели, рассчитываемые с учетом истинной ценности роста. «Возможно, существует даже более глубокая проблема, чем ограниченность статистических данных, — писал профессор Гарвардского университета Кеннет Рогофф о нашей одержимости экономическим ростом. — Современная теория роста не придает достаточного значения тому, что люди по своей сути социальные существа. Они оценивают свое благополучие по тому, что видят вокруг себя, а не по каким-то абсолютным показателям» [11]. Экономист Чикагского университета Радху Раджан высказал такую мысль: «У развитых стран есть выбор. Они могут вести себя так, будто все хорошо, если не считать того, что их потребители напуганы и что их жизнерадостность придется восстанавливать посредством стимулов. Или же они могут воспринимать кризис как напоминание о том, что необходимо исправить все те проблемы, которые скрывались на протяжении последних десятков лет. Хорошо это или плохо, но такая история убедит правительства и общественность этих стран, определит их будущее — и будущее глобальной экономики» [12].

Это не ситуация или то, или другое. Нужно сделать так, чтобы экономический рост работал на нас, расширяя его и делая более эффективным. Мы не можем остановить ход истории, не можем нарушить логику капитализма, но мы можем и должны перейти от бессмысленного роста индустриальной эпохи к более разумному росту эпохи креативной — росту, который основан на использовании всех возможностей человека, который делает нас счастливее, создает больше впечатлений, а также наполняет нашу жизнь смыслом, а не материальными ценностями. В этом и состоит задача общественного договора креативной эпохи — сформировать новые институты, способные решить все те проблемы, которые долго скрывались. Однако такой договор не может появиться сам по себе. Создание подобных институтов требует, и всегда требовало, политической воли и человеческого фактора, но и того, и другого никогда не бывало достаточно.

Креативный класс вступает в эпоху зрелости

Мы наблюдаем определенные признаки того, что креативный класс наконец вступает в эпоху зрелости. Поворотным моментом стал 2011 год. На протяжении первой половины этого года произошли восстания Арабской весны, которые привели к свержению некоторых режимов и основательно встряхнули другие. Затем осенью этого же года в парке Зукотти на Манхэттене родилось движение «Захвати Уолл-стрит», которое к 15 октября появилось уже в 951 городе и 82 странах. В авангарде обоих движений стояли студенты из среднего класса и молодые профессионалы — образованные, разбирающиеся в цифровых технологиях представители креативного класса, хотя среди участников этих акций протеста были также анархисты, люди без определенных занятий и разочаровавшиеся члены рабочего класса. Они требовали расширения демократии и создания больших возможностей, а их негодование было направлено против консервативных диктаторских режимов арабского мира и неприлично огромных доходов так называемого одного процента избранных на Западе, которые в США контролируют 40 процентов богатства всей страны и забирают себе четверть ее годового дохода. «Это напоминает мне 1848 год — стихийную революцию, которая началась в одной стране, а затем быстро распространилась по всему континенту, — так отозвался историк Эрик Хобсбаум об Арабской весне. — Через два года после 1848 года казалось, будто она закончилась неудачей. Однако в долгосрочной перспективе это был не провал. Названные события повлекли за собой много либеральных перемен. Следовательно, то, что поначалу завершилось неудачей, привело со временем к частичному успеху, хотя уже и не в форме революции» [13].