Борис Михин - Дежурный по ночи

• Название: Дежурный по ночи
• Автор: Борис Михин
• Жанр: Поэзия
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-7949-0417-8

Дежурный по ночи – очередной поэтический сборник современного поэта Бориса Михина, который нашёл своё уникальный «литературный голос», так же как особый стиль, запоминающуюся интонацию. Стилистика узнаваема, имеет явно выраженный отпечаток яркой индивидуальности. Его несомненное своеобразие – в сильной энергетике, многослойности и богатстве смыслов, в свежести восприятия, естественности их выражения. Обращает на себя внимание чувство юмора и ироничность автора. Поэтический мир Бориса Михина целен и многогранен, не тривиален и не похож на другие.

---

Антиатлант

Повернувшись спиною к песку,
запрокидывай голову
и лети в бездне неба, рискуй
потерять разум.
Кованы
облака, и в них падать – почти
как в асфальтобетонное,
как в записку в кармане, – прочти
и жизнь рухнет. Стон тоннами.

Скучен августовский волжский пляж,
но когда вверх ногами он,
то держать на плечах землю – блажь
для атланта в изгнании.

Человек – для всего нивелир,
бездны ждут измерения.

Осень-сказка – души ювелир…
Захотелось вареников.
Смысл сакральный в них тоже ведь есть.
Хруст волны целлофановый —
антураж.
Мир держать надоест, —
с силой левиафановой
брошу всё, как никто не бросал
(без «меня» ведь бессмысленно
всё на свете).
Не нужен Версаль,
если нет нас за высями.

Человек – просто точка… над всем.
Рулит ноль единицами,
ничего не решая.
На все
наплевать бы границы

и подошвами небо топтать
по белёсому августу
(пусть и карликовый, но – титан)
в осень шлёпая запросто.

На дорожку

Порвав со старым, как штаны в широком шаге,
меняю жизнь в очередной раз «навсегда»,
но в первый раз не страшно прогадать,
и ничего (включая и штаны) не жалко.

Ведь главное – во мне, а лучшие – со мною,
и труд процесса раздавания добра
(похоже, это всё, что стоит брать).

И вид ободранных и выцветших обоин
внушая ностальгию, память будоражит,
мол, хорошо здесь было.

Было…
Ну и что?!
Ведь будет лучше!

Комнаты без штор
гулки, как жуткий шаг у мавзолейной стражи.

«Мухи»

Мы люди.
Но с большой ли буквы?
«Звучит…» однажды кто-то бухнул,
но – как? И до смерти назойлив
вопрос, как в осень злая муха.
Стол, стул (исполнены в бамбуке),
веранда, я… – хозяин?
Ой ли…

Напротив дачи, дачи, дачи.
и озеро. Пейзаж удачен,
чего нельзя сказать о людях
по огородам в позах рачьих.
Потенциал на что потрачен?
Хотя… в нас – всё есть (олл-инклюзив).

Мух прогоню рукой лениво
движеньем в сторону налива
чего-нибудь, что достижимо.
Там – бесконечность, а здесь – сливы,
и жаворонок говорливый,
и…
в землю штык вошёл с нажимом.

Штык штыку рознь. Какой вошёл-то?
Мда. Человек, увы, не шёлков,
воюя повсеместно, даже
с собой… Поля безумно жёлты.
По «мухе» точкой точно щёлкну
всей пасторальностью пейзажа.

Главная бабочка

Никак всё на земле не «наживусь»,
хотя болтают иногда: «Достаточно»
(укол болезненный, молва-оса точна)…
А я… живу, кусая рыжий ус.

Различные природные финты,
как то: закаты, прочие величия,
и человеческое – за наличные:
вот первое!
А мелочи в-шестых.

Копеечное дело: лето, тапочки,
и вечер заказать на все мечты.
И – главное – вокруг, куда ни тычь…

Жить – это на ладошке бабочка.

Парнасская лимита (гипер)

Бездельничаю
(как бревно
в основе сруба).
Делами беличьими
всё равно
дни гроблю грубо.

Остаточное —
«надо бы
хотя бы строчку» —
болит.
Достаточно мне
лить воды,
беру отсрочку.

Запутается
в умном мысль,
рифмуясь сдуру.
На нитке пуговица,
толст и лыс…
а так – культурен.

Растрачивая
золотой
запас душевный,
зачем кустарничаю?..
Всё – не то…
всё – «не кошерно».

Излюбленное
слово «ждать»
не применимо
к бревну изрубленному.
В абордаж,
непримиримо.
А – дактилями —
суета
вокруг людского —
чушь и Создателева
лимита.
И бестолкова.

В скорлупе слепоты

Призванный
куриной слепотой.
Признаки:
мерещится не то,
что должно,
и в целом смазан мир.
Вот ужо
куриный Арамис!
Вместо лиц
и прочих чёткостей
цвет столицы,
стук сухих костей.
Но с другой —
прекрасной – стороны:
шарм кругом,
размытость. Баста ныть!
Паста сна
на всём, вечерний флёр,
как весна
(точней, её дублёр).
Ремешок
поправлю скорлупы…
Хорошо
быть чуточку слепым.

На фаланге

Ты просила брюлик,
Боже, как же пошло!
Будущее любит
становиться прошлым.

Но не мы.
Ты знаешь,
прошлое – не камень.
На – твой.
Исчезаю
ветром под руками,
а тебе на память —
искра на фаланге…
Будущее – паперть
даже с кучей «Франклинов».

Идёшь – иди

Мы все живём в «практически достиг»,
в «ещё чуть-чуть».
Однако – не живые.
Что если умереть в одном «прости»,
при этом в прочих «хрен с ним» выжить?

Держась за «потому что», ни за что
не выплыть против «это не возможно».
Бульварю.
Люди с лицами святош
себя пытают. И молчат истошно.

А в это время медленный июнь
внедрял, то ливень, то скамейки в парке
для тех, кто «хорошо-то как» поют…
Внесу и я в «жизнь – это трудно» правки.

Студент

Под огромными майскими липами
людям легче по кругу блуждается,
(не по парку ведь в самом-то!).
Хлипкие
оправдания сжав между пальцами
в виде листьев каких-то и тоненьких
неизвестных цветов, одураченным
я в толпе.
Завсегда это модненько —
божьим слыть (но не быть) одуванчиком.
Хороша нынче в мире иллюзия
что, мол, всё хорошо и приемлемо.
Наживусь аж до смертушки в зюзю я.

Любим прятать ошибки под землю мы…

Для живых там места заповедные,
правда, корни – оттуда.
И возимся
с тем, что веником вырастет, веруя:
нет ошибок – «прошли», студиозусы.

На своих же ошибках взращённые,
изучаем (пытаемся) новые.
Бог потайственно ржёт и вощёную
заполняет дощечку кленовую,
где напротив любого есть клеточки.

Всё бы май да цветочки ботаникам.

В липе чья-то запуталась ленточка,
ниже – я, весь опутанный тайнами.

Алиби

Переплавлю время на недвижимость,
изогну в границы расстояния,
вырежу кружком помпезность «зиждется»
подложу под ножки, под рояльные,

сотворю ещё каких-то глупостей, —
нынче я Велик, а им не можется,
ведь когда на них Бог сверху лупится,
тут же хочется состроить рожицу.

Вероятно, это нам даровано
им самим, повеселиться, стало быть:
одному-то скуш-щ-шно (нет ведь вровень, но
жалобы – кому? Себе?!).
Я – алиби.

Фило – доктор

В московских двориках блуждает май,
черёмухам мелируя причёски.
Сознание работает нечётко
в сиреневый могучий аромат,

и бродишь, надышавшись, подшофе,
держа весну ладонями без кожи.
Ограничители любви сорвало, может,
раз видишь вместо женщин дивных фей.

Однако им назначено порхать.

А мне – смотреть, не высказав восторга,
вскрывая ход причин, как трупы в морге,
лечить последствия, их потроха.

Промахи

Голуби в лужах купаются,
тоже от мая в нокдауне.
Что же в душе море Баренцево,
доброе, как руки дауна?

Что же сквозь белое крошево
вишни, сирени, черёмухи
мне не пройти, замороженному?
В чём философии промахи?

Ведь всё по кругу и, вроде бы,
зелень и май – предсказуемы,
как под бретелькою родинка,
но…
не хватает сказуемых
«одноитожевость» выразить.

Вот преимущество юности:
впрыскивая жизни сыворотку,
Бог не забыл и о лютости,
(штуке иной категории,
шутке над скучностью вечности) —
это когда надо «скоренько»,
точка победы. Не лечится…

Точка.
Что дальше?
Не важное.
Не понимал я – ты веришь мне? —
так старость обезображенную,
как понимаю – теперешним.

Повтор

Под дикое желание зайти
куда-нибудь и выпить благородного
реализую личный казантип
и накачаюсь рифмами и гонором.

Побольше заграбастав городских
красивостей к малюсенькому столику,
как в май гроза – романтику, затих,
пролив на скатерть стих, коньяк и стольники.

Потягивая у окна Мартель,
ловлю прохожие улыбки-стразинки…
А что такое, в сущности, поэт? —
ребёнок с нерастраченной фантазией.

Придумывая слово-креатив,
всё знаю – это детство корчит рожицы.
Не лгите – дважды в реку не войти,
кто ж запретил?! Кому там всё не можется?

Я это делал сотни…
Да и вы,
как дежавю, воспринимали детское
зелёное величие травы
когда май раздвигали занавесками.

Под Моцарта, БГ, джаз, Dire Straits,
под тишину – Мадонну всякой музыки —
как часто вы испытывали стресс,
целуясь в сумерках соседских кустиков?

Гарсон, спасибо.
Стих не удался,
хотя слова протанцевали балеринами,
но не легли.
И не сказать нельзя…:
Что значит «жизнь»? – повтор неповторимого.

Не-