Дмитрий Аккерман - Штосс. Непристойная драма из русской жизни

• Название: Штосс. Непристойная драма из русской жизни
• Автор: Дмитрий Аккерман
• Жанр: Прочие приключения

Тихая, патриархальная средняя полоса России. Время, кажется, навсегда замерло здесь. Но под покровом внешнего спокойствия бушуют невероятные страсти… Кто из героев сумеет выйти из смертельного штопора, кто из них выживет? И выживет ли кто-нибудь вообще?

---

В то же время азарт брал свое: смотреть, как деньги исчезают в карманах других игроков, было невыносимо.

Он попросил у Лощица водки. Вечно заспанный Прошка принес графин. Одному пить было неудобно – он предложил остальным. Согласился лишь Жданов. От водки, однако, настроение не улучшилось. Игра – тоже. Но боль в печени утихла.

В какой-то момент Ксенофонт Ильич понял, что его карманы пусты. Кто именно выиграл все его деньги, он даже не понял. Отуманенный алкоголем мозг требовал продолжать играть – но играть было не на что. Наконец он эффектным жестом вытащил последнюю стопку империалов, упакованную в бумагу. Игроки многозначительно подняли брови.

Империалов, однако, тоже хватило ненадолго. Кончились и они. Опустошенный материально и душевно, Ксенофонт Ильич встал, пошатнулся и упал обратно.

– Я посижу немного в сторонке, господа. Играйте без меня.

Он чуть не заснул, клюя носом и пытаясь проявить в себе заинтересованность к игре. Ему было неприятно, что он надрался до такого состояния и это видят окружающие, но встать и пойти домой не было сил.

Домой его довез Колесников. Ксенофонт Ильич, шатаясь, поднялся по ступеням крыльца, стукнул в дверь. Потрепал открывшую ему дверь Марфу по щеке, с трудом поднялся в кабинет и, не раздеваясь, уснул.

* * *

Леночка зашла к подруге после экскурсии. День был выходной, но классная дама повела их к Спасо-Прилуцкому монастырю. Поначалу Леночка и Верочка с интересом слушали про старинную архитектуру, но затем захотели есть и вообще устали, а потому увлеклись собственной беседой.

Беседа постепенно перешла в столь интересную плоскость, что Леночка была ввергнута в краску и полнейшее смущение, а Верочка пригласила ее к себе в гости, заверив, что дома ни одной живой души, за исключением служанки. А так как та была на редкость молчалива и к тому же чухонка, так что, можно сказать, что ни души и не было.

За свою болтовню к концу экскурсии они получили от классной дамы целых два внушения, и очень надеялись, что к завтрашнему дню она по рассеянности забудет доложить об этом Жабе. Монастырь был далеко – подходя к дому Верочки, они уже с трудом передвигали ноги. Спросив у служанки чаю с булочками, они забрались с ногами на широкую кровать Верочки и продолжили болтать. Само собой, речь шла о мужчинах.

Верочка знала об этой стороне жизни гораздо больше всех остальных. Ее отец был врачом, практиковал, в том числе, на дому, и Верочка часто рассказывала о разных смешных или жутких случаях, которые тайком подслушивала из разговоров отца с пациентами.

Леночке такое подслушивание казалось гадким, однако она, краснея и смущаясь, с каким-то животным наслаждением слушала рассказы Верочки. Они приоткрывали завесу тайны над удивительным и непознанным миром взрослых.

Сейчас она рассказывала Леночке, как устроены мужчины там. Леночка не предполагала, что это настолько ужасно, и не до конца верила подруге. Наконец, убедившись, что служанка занята своими делами, Верочка проскользнула в кабинет к отцу и вышла с толстенной книгой в дерматиновом переплете. Это был анатомический атлас.

Увиденное поразило Леночку до глубины души. Она сидела, красная как вареный рак, и все пыталась сопоставить увиденное на картинке с теми приличными мужчинами, с которыми сталкивалась в жизни. А Верочка, увлекшись, открыла рисунок разрезанной пополам женщины и принялась с увлечением объяснять, как происходит то таинство, после которого рождаются дети.

Это было настолько невыносимо, что Леночка не выдержала. Она упала лицом в подушку и громко разрыдалась. Ошеломленная Верочка молча гладила ее по голове, а Леночка все плакала, думая о том, как низко должен пасть человек, чтобы променять чистую одухотворенную любовь на грязную скотскую похоть.

Наконец она повернулась к подруге и озадаченно сказала:

– Верочка. А если мы… я выйду замуж? Я тоже должна буду это делать?

– Конечно. Все это делают.

– Какой ужас…

– Знаешь, я летом ездила в деревню…

Верочка замолчала. Леночка знала, что подруга провела каникулы в деревне, а не в душном городе, но та никогда не рассказывала никаких подробностей.

– Так вот, там мне одна деревенская девочка рассказывала…

– Что? – глаза Леночки расширились от ужаса.

– Ну, что это очень приятно.

– Что? Это?

– Да.

– Как это может быть приятно?

– Ну, она говорила, что это только сначала противно. А потом очень приятно.

– А она откуда знает?

– Она…

– Что?

– Она это делала?

– Как??? Без венчания???

– Да. Это же деревня. Там… все не так. Гораздо проще.

– Боже. Надеюсь, что ты не…

– Нет, что ты. Господи. Конечно же, нет.

Леночка задумалась.

– Знаешь, я уже не хочу замуж. Или, может быть, я выйду за человека, который не будет это делать со мной.

Верочка рассмеялась. Потом внимательно посмотрела подруге в глаза, наклонилась к ее уху и сказала:

– Никому не говори только. Мне вот иногда хочется…

– Что?

– Ну… вот это.

– Боже! Нет! С кем?

– Не знаю. Знаешь, я иногда как будто чувствую, что меня берет сильный мужчина… за плечи, и я готова ему… все…

– Без любви?

– А если это и есть… любовь? Откуда мы знаем? И как мы можем судить, не попробовав?

Леночка ошеломленно молчала.

* * *

На прием к губернатору Ксенофонт Ильич прибыл в совершенно омерзительном расположении духа.

Собственно, он вообще не хотел никого видеть, и потому совсем решил было манкировать. Однако супруга была строга и настояла на своем. Поэтому, несмотря на головную боль, он все-таки надел парадную визитку, которую терпеть не мог.

Проснулся он поздно, наорал на Марфу, которая подвернулась под руку, неодобрительно отозвался о внешнем виде Леночки и наотрез отказался завтракать. Робкая попытка Марфы предложить ему рюмочку вызвала новый взрыв гнева.

Ксенофонт Ильич казнил себя за то, что проигрался. Его жизнь вдруг представилась ему черной дорогой, идущей в пропасть. Игра, водка, разврат со служанкой… он чувствовал, что катится по наклонной. А ведь у него такая чудесная семья…

Он дал клятву больше вообще не прикасаться к картам. Проблема была, однако, в том, что деньги позарез требовались на летний отпуск – а у него их не было. Конечно, были средства, отложенные в банк, но их могло не хватить. Было еще немаленькое жалование, но оно ему совершенно мизерным по сравнению со вчерашним проигрышем. Он вполне представлял себе вероятные желания супруги, которая окажется на европейском курорте, да и Леночка была большой любительницей пройтись по магазинам.

Пьянство также виделось ему черным пороком, ведущим к окончательному падению. В своей связи с Марфой он винил исключительно водку. Бегая по кабинету из угла в угол, он твердо решил больше не брать и капли в рот, в конце месяца рассчитать Марфу и даже, может быть, признаться во всем жене. Повинную голову, как известно, меч не сечет.

К губернатору они отправились на извозчике, что стало темой очередного неприятного разговора с супругой. Проигнорировав его жалобу на головную боль, она в очередной раз завела разговор о том, что по статусу им вполне полагалось бы собственное ландо или бричка. Ксенофонт Ильич был категорически против: он не раз подсчитывал, что даже ежедневные поездки на извозчике обошлись бы вдесятеро дешевле, чем покупка и содержание упряжки.

У Лодыженского собрался весь цвет вологодского общества. Ксенофонт Ильич даже забыл о головной боли и ссоре с женой, раскланиваясь со старыми знакомцами. Некоторых из них он не встречал уже год-другой. Все-таки работа в гимназии чрезвычайно затягивала, лишая его значительной части интересной жизни.

С губернатором он не был знаком накоротке, хотя несколько раз встречался с ним на различных церемониях. Пару раз губернатор посещал их гимназию и чрезвычайно всем понравился простыми манерами и отсутствием высокомерия. Сейчас он лично поздоровался с Миллерами, причем поцеловал руку Анны Марии, к ее полному восторгу.

Вскоре позвали к ужину. Ксенофонт Ильич оказался за столом между супругой и некой молодой барышней, которую ранее не видел. Барышня была весьма современна, привлекательна и миниатюрна, и он не смог удержаться от того, чтобы не обратить на нее особое внимание. К счастью, с другой стороны от Анны Марии сидел болтливый торговец сахаром Бронштейн, давно страдавший графоманией, и надежно отвлекал ее от мужа.