Илья Стефанов - Золотой ларец. Повесть рыбака Маруфа

• Название: Золотой ларец. Повесть рыбака Маруфа
• Автор: Илья Стефанов
• Жанр: Поэзия

Основой данного стихотворного повествования является «Книга тысячи и одной ночи». Свободное поэтическое переложение части её рассказов представлено в виде одной повести от лица рыбака Маруфа. Перед читателем проходят сцены от семейных ссор до взаимоотношений царя и его подданных, рассматриваются темы богатства и бедности, разбоя и войны, темы от наслаждения дарами природы до мук угрызений совести и, конечно же, темы страсти и любви. Ценители поэзии поразятся разнообразием стихотворных форм.

---

Рассказ о Мариам

VII, 387—416

И ночь — из её волос, заря — из её чела,

И роза — с её щеки, вино — из её слюны.

Не спрашивай о том, что было, «Почему?» —

Всё так бывает, как судьба и рок велит.

I
Утро, вспыхнув, огнём заблистало
На стальных городских воротах.
Настрадался я в разных местах,
Искандерии12 мне недостало.
И шагнул я в проём в воротах
В город-сад, когда солнце блистало.

Здесь прошло уже время зимы
С ветром, ливнями и холодами.
Здесь сады уж краснели плодами
В шуме птичьей возни-кутерьмы.
Хорошо, что ушло с холодами
Неуютное время зимы.

II
Искандерия – дивная крепость:
Стены толсты, крепки ворота,
Для прогулок приятны места —
Здесь листвой заслоняется небо.
Если заперты все ворота,
Этот город – надёжная крепость.

Город – баловень тёплых морей.
Обитателей он услаждает,
Мысли добрые в каждом рождает.
Люди здесь – из хороших людей!
Город радует и услаждает
Красотой и дыханьем морей.

III
Наблюдая дворцов хороводы,
Я тем городом был удивлён.
Говорят, поцелуй слаще в нём,
И нежней и прохладней в нём воды.
И садами я был удивлён,
Изощрённые здесь садоводы!

Я ни с кем ещё не был знаком,
А для сна уж смежаются веки.
И я в мыслях о доме-ночлеге
Повстречался с одним стариком.
Он сказал: «Дом мой – твой, хоть навеки!»
Так сказал, будто с ним я знаком!

IV
Мы зашли с ним в красивый проулок,
Подметённый, политый, и в нём
Веял ветер. Листвой осенён,
Тенью встретил. Прохладой пахнуло.
Ощущаешь блаженство ты в нём,
Когда ветром встречает проулок.

Странный старец меня ввёл в свой дом,
Предложил кое-что из съестного.
Я заметил, что нет в нём мясного,
Но радушье царило при том.
Предложил он немного съестного.
Видно, был не богат его дом.

V
Он сказал с наступлением ночи:
«Я тебе не совсем ведь чужой!
Я к тебе повернусь всей душой.
Ты живи здесь со мной сколько хочешь».
Дивный город! И люди с душой, —
Думал я, округлив свои очи,

И сказал: «О мой шейх, господин!
Увеличь мне знакомство с тобою!»
Он ответил: «Отец твой со мною
Вместе был в пору тяжких годин.
Он и я утешались тобою,
Коль не добр был Небес Господин».

VI
Славь Творца, кто вдруг друга отыщет!
Я, волнуясь, крик счастья исторг,
Я пришёл в небывалый восторг
И сказал, вынув деньги (две тысячи):
«Половина твоя! Ладь свой торг,
Пусть тебя в том удача отыщет!»

Ах, торговля! Тот время не гробь,
Кто не знает как делать навары!
Мой старик стал гуртом брать товары,
Продавая их тотчас враздробь.
Учащай небольшие навары,
Торг свой тяжкой ценою не гробь!

VII
Сам я днями гулял меж дворцами.
О душа! отдыхай, молодей!
Я то сидя смотрел на людей,
То по рынку ходил меж купцами.
Распрямись, вторил я, молодей,
Полюбуйся людьми и дворцами!

Как-то раз я на рынке сидел.
Вдруг мой взгляд обращается к паре —
Стройной девушке в ярком изаре,
(Совершенной! – творенья предел!)
И к согбенному старцу, что в паре
С ней на муле пред нею сидел.

VIII
Старец тут же посредника кличет
И велит: «Покричи меж купцов
Вот о ней. Но ищи удальцов,
Слишком бойкие девушки нынче!»
Да, порядок такой у купцов:
Продающий посредника кличет.

А посредник ту девушку взял
И прошёл с нею в центр базара,
Сняв с лица её угол изара.
Кто увидел её – воссиял!
А смотревший от центра базара
От других то сияние взял!

IX
Она Господа, видно, мечтою
Из сияния сотворена.
Равной нет ей. Казалось, она
Вся омыта жемчужной водою!
В блеск-сияние сотворена
Всемогущего радость-мечтою!

Каждый муж будет сердцем разбит
И вздохнёт от любовной кручины:
Стрелы острые в сердце мужчины
Мечут стражи цветущих ланит!
Не от той ли суровой кручины
Месяц в небе расколот-разбит?

X
А посредник кричит: «Не сравнится
С ней жемчуг, что достал водолаз!
Перед вами газель дивных глаз!
Кто что даст? И не надо скупиться!»
А в толпе: «Да, товар дивноглаз,
И жемчужине с ним не сравниться!»

И кричит уж безусый купец:
«Пусть моей будет за сто динаров!»
Но товар – из заморских товаров!
«Двести!» – «Триста!» и вот, наконец,
Цену круглую «Тыща динаров!»
Прокричал очень дряхлый купец.

XI
И посредник к её господину:
«Стоит тысячу эта луна.
Вас устроит такая цена?»
Тот ответил: «В лихую годину
Был я болен, и эта луна
Жизнь спасла своему господину.

И тогда я решил передать —
Даже если цена в сто раз краше —
В её руки согласье продажи.
Пусть хоть будут мильоны давать!»
(Не нашёл благодарности краше,
Чем согласье продажи ей дать!)

XII
И посредник – к царице красавиц:
«Ты себя мне позволишь продать?
С ним на жизнь ты не будешь роптать —
Он у нас старшина меж купцами.
Это он хочет тысячу дать,
Он богат, и он любит красавиц».

И подвёл он её к старику.
А старик престарелый и дряхлый!
От любви, видно, сильно уж чахлый,
Много видел старик на веку!
Да, купец престарелый и дряхлый.
Неужели продаст старику?

XIII
А невольница:
«Слушай, посредник!
Не пугал ли тебя в детстве слон?
Или позже твой ум дал уклон?
Может ты бесноватых наследник?
Ты как будто не видишь, что он
Между жизнью и смертью посредник!

Пусть он будет хоть сто раз богат,
Но о нём ведь сказали такое:
«Коль твой айр остаётся в покое,
Не брани, коли станешь рогат!»
Сочинили-сказали такое
О таких, кто годами богат!

XIV
А в стихах этих дальше поётся
(Это очень подходит к таким):
«Айр твой кажется мне восковым:
Что ни делаю с ним я – он гнётся!»
Подходящее к дряхлым таким!
А в стихах то, что надо, поётся.

А в другой песне кто-то поёт:
«Нехороший мой айр и жестокий,
Не разит он в бою чернооких.
Когда сплю лишь, он бодро встаёт.
Когда ж встану, он спит, о жестокий!»
Старец, видно, такое поёт!»

XV
Безобразная шутка девицы
Разгневила купца-старшину.
Он, озлобясь, посредника пнул.
«О сквернейший! – кричал. – Сын блудницы!
Так при всех осмеять старшину!»
Да, остёр язычок у девицы!

Но посредник не должен грубить!
Он толкует ей жизни начала:
«На начальника ты накричала,
А начальников надо б любить…»
Но она: «Их бы вздёрнуть сначала,
А потом толстой палкой побить!»

XVI
А затем завела о продаже:
«Кто богатый, тот старый, увы!
А невольницы их в зле молвы.
Жизнь седого я сделаю ль краше?
И меня он – на рынок. Увы!
Он не даст мне согласье продажи.

И опять меня купит седой.
У него я работницей стану.
Но то вредно изящному стану!
Нет, посредник, помедлим, постой!
Торопиться с продажей не стану —
Мне не нужен хозяин седой!»

XVII
А посредник сказал: «Повинуюсь!»
И подвёл к старшине горожан.
Он сказал ей: «Моя госпожа,
Господин этот цену большую
Называл, обходя горожан.
Ты решай, я тебе повинуюсь».

Это был ещё крепкий старик.
Белый волос был в краске прекрасен.
Видом был он не слишком ужасен:
Так, нормальный разбойничий лик.
Чёрен волосом, мордою красен —
С виду был ещё крепкий старик!

XVIII
А невольница громко, в распевку:
«Видно, разумом ты повреждён!
Ты смотри! Продаёт меня он
Умирающему человеку!
Нет, твой разум, увы! повреждён! —
На весь рынок кричала в распевку. —

Бесноватый, подумай, постой,
Сколько можно ходить, торопиться
Между стен, что готовы свалиться,
Меж ифритов, сражённых звездой!
Не хочу к смерти я торопиться!
Ты подумай, посредник, постой!

XIX
В этом, видно, подделано всё,
Раз подделка проникла и в волос.
Моей участью пусть красит волос!
Эта краска с него не сойдёт!
Коль подделка проникла и в волос —
В нём, конечно, подделано всё!

Все седые,
             и этот, и тот!!
У меня нет охоты к сединам!
Чтоб жила я с таким господином?!
Мне, живой, он набьёт хлопком рот!
У меня нет охоты к сединам!
Пусть провалятся – этот и тот!»

XX
Тут возник шум скандала-раздора.
Кулаками махал наш старик,
И посредник, издав слабый крик,
Вмиг лишился уюта-простора.
За живое задет был старик
И стал править делами раздора.

Он кричал, дав посреднику в нос:
«Как ты смел нас назвать дураками,
Осмеять нас пустыми словами!
О сквернейший, паршивый ты пёс!»
(Нет, не кличь дураков дураками,
Пострадать может в этом твой нос!)

XXI
А посредник наш сплюнул с досады
И подался с невольницей прочь.
Он ворчал: «Ты, бесовская дочь,
Нападаешь как тать из засады,
И – доходы и слава – всё прочь! —
Он кряхтел и краснел от досады. —

Ведь отныне меня все купцы
Будут знать как отродие злыдней.
Я не видел невольниц бесстыдней!
Коль меня все старшины-отцы
Посчитают отродием злыдней,
От меня отвернутся купцы!»

XXII
Но ещё не конец представленья!
Новый старец без жизненных сил
Пожелал, чтоб посредник спросил
О продаже. А страх ославленья?
На исходе лет жизни и сил
Нет, быть может, о том представленья.

А на спрос был мудрёный ответ:
«Об одном лишь спрошу старика я,
Вещь нужна небольшая такая.
Скажет «есть» – продавай, «нет» – так нет.
Подведи, допрошу старика я,
Вот тебе о продаже ответ».

XXIII
И посредник в надежде успеха
Взял, подвёл. И я слышу вопрос:
«Много ль в дом ты подушек принёс,
Начинённых кусочками меха?»
Странным мне показался вопрос,
Видно, будет купцу не до смеха.

А купец говорил ли скрипел:
«В доме много подобных подушек
От огромных до мелочь-игрушек.
А тебе для каких это дел?
В доме много различных подушек…» —
Так купец потихоньку скрипел.

XXIV
А она: «То – пустячное дело!
Мне ответить легко на вопрос:
Как заснёшь, я закрою твой нос
Той подушкой, и – дух вон из тела!
Для меня это лёгкий вопрос,
Мех в подушке ускорил бы дело.

Но вот нужно спросить у людей,
Пусть подскажут мне добрые люди,
Где подушек мы столько добудем,
Чтобы нос твой закрыть поплотней?
Он огромный: вошли б туда люди —
Мир остался б совсем без людей!»

XXV
Тут, предвидя всю сцену-картину,
Что затем разыграться должна,
Взвыл посредник: «Ты мне не нужна!
Всё! Идём к твоему господину!
Эта выходка снова должна
Всю испортить торговли картину!»

И добавил: «Достаточно с нас!
Всех ты здесь, оскорбив, огорчила,
Всех купцов против нас ополчила!
Хотя вид твой и радует глаз,
Твоя вежливость всех огорчила.
И доход не порадовал нас!»

XXVI
Они шли близ меня, торопились
(Шаг широк, коль со злом говорят).
Вдруг упал на меня её взгляд,
И глаза на моих заискрились.
А мои, вняв, что им говорят,
Отвечать, вопрошать торопились.

Шаг замедлив, невольница вслух
У посредника тихо спросила:
«Тот купец, в ком и статность, и сила,
Прибавлял ли к цене?» И мой дух
Был смущён. Она тихо спросила,
Но ведь весь обращён был я в слух!

XXVII
«Тот купец?
О царица красавиц!
Он сидел, наблюдал в стороне,
Не давал он прибавки к цене,
Чтоб тебя ещё больше прославить.
Он нездешний, в его стороне,
Видно, так не торгуют красавиц».

А она перстень с пальца долой
И ему: «Я тебя огорчила,
Но смотри, с кем я б сердце лечила.
Если купит меня, перстень твой!
Жизнь моя до сих пор лишь горчила,
Но теперь горечь с сердца долой!»

XXVIII
Вот она уж близка, уже рядом,
И – лица красоты неземной
Подавился я чистой водой!
А невольница, радуясь взглядом,
Говорила негромко со мной,
Оказавшись вдруг ближе, чем рядом:

«Господин мой, взгляни на меня.
Все считают, что я чудо-диво.
Посмотри, разве я не красива?»
Я ответил: «Нет лучше тебя!»
Про себя возгласив: Что за диво?
Неужели влюбилась в меня!?

XXIX
А невольница: «Лжёшь ты, конечно.
Если думаешь так обо мне,
Почему не кричал о цене?
Ты ответил мне слишком поспешно.
Если б думал ты так обо мне,
То меня бы купил ты, конечно».

О мой Бог, о судьбина моя!
Не найдя в оправдание слова,
Слыша голос душевного зова,
В удивленьи, восторг не тая,
Я промолвил четыре лишь слова:
«Пусть невольница будет моя!»

XXX
И, посреднику перстень свой кинув,
Лань из сказки метнулась ко мне
Со словами: «Сошлись мы в цене!
Доложи моему господину!»
Словно птица порхнула ко мне,
Руки-крылья от радости вскинув.

А посредник сказал: «Получай
Свою девушку! Благословенный
Этот день для тебя. Несравненный
Счастьем вас наделит через край!
Будь вся жизнь ваша благословенной!»
Я в ответ: «Мир тебе! Получай!»

XXXI
И отдал я ему свою тысячу.
И привёл я невольницу в дом.
Но чем жить? – не подумал о том,
Ведь гроши лишь остались на пищу!
И хоть был бы мой собственный дом!
Да, счёт бедствиям тысяча на тысячу!

А она, бросив взгляд на ковёр
(Старый коврик, дырявый, негожий),

Конец ознакомительного фрагмента.