Владимир Гамаюн - Остров «Недоразумения». Повести и рассказы о севере, о людях

• Название: Остров «Недоразумения». Повести и рассказы о севере, о людях
• Автор: Владимир Гамаюн
• Жанр: Русское современное

Я хочу рассказать читателю о северном сиянии, о реке Колыме и Охотском море, о голубых сопках и хрустальных ручьях, о таёжных дебрях и тундре с голубым оленьим ягелем. О том, как добывается золото и какой ценой оно даётся. Начав писать эту большую северную повесть в рассказах, я решил писать только голую правду, какой бы некрасивой и горькой она ни была, ведь изнанка жизни всегда темней, чем нам хотелось бы.

---

А может тебя всё устраивает и тебе и так хорошо в том говне в котором живёшь с детства. Где больше подлости и цинизма, в безопасном амёбоподобном аморфном состоянии в говне, или в жизни полной событий и опасностей. Жить ради жизни, борясь и выживая, или выживать как опарыш в дерме, в ожидании пока оно совсем не высохнет, что означает что шансов у тебя ноль, ведь ты и сам полное дерьмо и таков твой удел, и третьего не дано.

Во, повело меня всё раскладывать по полочкам, а может я не прав и всё не так? Лучше буду рассказывать, расписывать о человеческих доблестях или подлостях, о героизме и трусости, о предательстве женщин, о их любви и изменах, обо всём из чего состоит жизнь, но выводы делать не мне, а тебе, это и будет твоё понятие жизни и бытия.

Оттянул Арсен свои 25 от звонка до звонка, и хотя многие знали о его серьёзной статье и в посёлке он жил очень давно, никто не мог сказать что знает его, или ему что-то известно о прошлом Арсена, для всех он был просто бывший зэк, абрек, человек без прошлого. Когда кто ни будь из самых «любознательных» пытался по пьянке что-то выпытать, у Арсена, глаза того делались белыми, из-за голенища сапога мгновенно появлялся огромный тесак, и у любопытного отнимался не только язык но и ноги. Доверял он только Женьке, который в тяжкую для Арсена минуту ни секунды не колеблясь, как таран врезался в кучу пришлых пьяных старателей решивших разобраться с «чуркой» раз и на всегда. Разобрались!

Вскоре два, уже кунака и побратима сложили тех в штабель и пошли обмывать новое родство, так Женька неожиданно обрёл друга и брата готового идти за ним в огонь и воду.

Арсен. Жить или умереть

Кунак может доверится только кунаку и постепенно Женя немного узнал о прошлой жизни Арсена. В той жизни было всё, и украденная по кавказскому обычаю невеста красавица горянка, и кровная священная месть, и солидный срок за то что убил слишком важного человека имевшего на горянку свои виды.

После чего и потянулась череда тяжёлых без малейшего просвета жизнь, в войну просился на фронт в надежде на достойную смерть, но даже умереть как мужчине, ему и то не дали, не позволили Даже туда не пустили, сказали: – В герои рвёшься, или в побег? Лучше тут сдохни, а мы тебе в этом поможем. И опять этапы, пересылки, были и неудачные побеги, но куда с Колымы бежать, жаль только что конвоиры не убили.

Арсен как и тысячи, десятки, сотни тысяч узников ГУЛАГА, бил шурфы, валил лес, его заваливало в золотоносных шахтах, стоя по пояс в горных ледяных ручьях он черпал со дна песок чтоб лотком намыть норму на кусок черняшки и миску баланды, неизвестно зачем но он пытался выжить. Через все круги ада пришлось пройти Арсену. Давно, очень давно он потерял счёт дням и ночам, месяцам и годам, и когда его однажды вызвали в «контору», и вручили справку об освобождении, но без права выезда за пределы Магадана, у него подкосились ноги, он сел и заплакал. Он плакал как мужчина, старый, чудом выживший в аду мужчина. СВОБОДА!

Но что делать с этой свободой, как жить? Кому он ещё нужен в этой жизни, кто из его родных остался в живых, кто помнит о нём? Он давно умер для всех, он давно умер для себя, он труп, он опустошён морально и физически, осталась лишь телесная оболочка с бездумными пустыми глазами. И он не первый кто выйдя из зоны был похож на зомби, после того страшного конвейра смерти под названием ГУЛАГ где все чудом уцелевшие были такими, их там сделали такими.

Колымчане хоть и суровые даже порой безжалостные люди, они всё же сердобольны, и ни о чём не спрашивая приютили обогрели подкормили, помогли с работой, поддержали морально и физически. Да, это те люди которые сами прошли в жизни через многое сохранив в душе сострадание. Это истинно русские люди, это сибиряки, северяне, Колымчане. Странно, но как многие другие, они его не боялись, они были такие же.

Арсен, абрек, мулла и поп, целитель и пьяница

Зимой Арсен отогревал казалось на веки поселившуюся в нём стужу у топки кочегарки, за одно обогревая и тех кто ещё не понял истинной цены физического тепла и тем более душевного. К нему шли как паломники к святым мощам в поисках того и другого, и неважно было людям какой он веры, он оказывал им помощь, давал силу и веру. Он лечил словом, он был мудрей и сильней многих, но и он учился у людей вере и мудрости.

Летом, в котельной, как правило шёл ремонт но одно другому не мешало, работа пьянству, а пьянство наставничеству и исцелению ищущих, сомневающихся и заблудших душ.

О каждом обитателе того барака можно было написать целую повесть, да не больно откровенны и разговорчивы были эти не всегда добрые люди особенно когда разговор заходил о их прошлом. Об одном из рядовых дней той безалаберной жизни, тех безалаберных, но не до конца потерянных людей и пойдёт речь. Всё это было бы смешно если б ни было так грустно, а впрочем, как на это посмотреть.

В тот день, Жека получив нехилую зарплату Колымского буровика решил устроить по такому случаю, небольшой сабантуйчик. Обычно такие игрища устраивают сельчане в честь окончания посевной или уборочной, но получи они хоть раз такие бабки, они бы сотворили целый сабантуище размером как минимум в неделю. Да, он не сеял не пахал, он бурил что было не менее важно чем сельская страда, и на жалкое подобие настоящего сабантуя имеющего статус почти рядовой пьянки, смахивающей на банкет, бурильщик Женя, имел полное право. И так, вперед!

Заходит Жека в комнатуху к Арсену, это жилище аскета, где мутное оконце засиженное мухами, в короткой занавеске похожей на мини юбку тощенькой фифы. На столе клеёнка смахивающая на дырявую юбку нищенки, для гостей у стола стоит чудом не падая, кривоногая табуретка с первой группой инвалидности, но шконка с серым солдатским одеялом опрятна и аккуратно застлана, а щелястый пол чисто выметен. На кухонном столе старая электроплитка, облупленный эмалированный чайник и насквозь прочифирёная якобы алюминиевая кружка.

Жека:

– Арсен, на «бабки», хватай свой «гюрзак» и дуй за пойлом, да меньше ящика не бери, неча потом косым, зря ноги топтать, порожняк гонять, да закуси а бы какой прихвати, не алкаши ведь рукавом занюхивать.

Было бы сказано другом, и как словом так и делом, старый Арсен схватил видавший виды и знававший лучшие времена рюкзак и помёлся вдоль по штрассе в сторону сельпо. Справедливо в общем-то, чьи-то ноги, чьи-то деньги, да и не резон Жеке лишний раз на улице светится, или баба засечёт или толпа жаждущих увяжется, с хвоста не сбросить, у них нюх что у ищеек.

Слух у них тоже ничуть не хуже, только сделай хоть одну «бульку» в стакашек, да ещё звякни горлышком о стакан, и вот они тут как тут, с сухими глотками, тряскими руками и бегающими просящими глазками. Это уж как водится. С Арсеном дела совершенно другие, о его бешеный взгляд разбивались многие надежды, хотя многие уже давно знали что Жека с Арсеном будут бухать, и что как правило, меньше ящика они не берут.

Так было всегда, но может быть сегодня всё будет иначе, больно сегодня настроение хорошее. Женька сидит на завалинке барака, весь прикинулся пеньком, с понтом совсем не при делах и никого не ждёт а просто «курит бамбук» и никакого Арсена он не знает. Гонит Женька понты а сам прекрасно знает что за ним десятки глаз секача давят.

А тут и этот хрен моржовый не вовремя из-за угла вываливает, он идёт как канатоходец по канату широко расставив руки, балансирует ими словно под ним не тундра Колымы а знаменитый Американский каньон глубиной триста метров. —Арсен, абрек хренов, ты что ползёшь как баба на сносях, или свои тухлые яйца боишься растрясти? – Дык душа моя Жека, груз то больно ценен, не ровён час споткнёшся, обороните мой Аллах с твоим Христосом, от беды столь великой.

Неудавшийся визит, или «Кобра и Хромой»

Женька сегодня больно добр, а это значит не к добру; – Не ссы Абрек, ещё разок смотаешься, ничего страшного. Гляди-ка Арсен-джан, небо чевой-то хмуриться, может в кичман к Кобре завалим, она баба жёсткая «хвосты» в миг обрубит, посидим хоть спокойно, да и упасть там можно спокойно ежели что. – Айда.

Собутыльники дружненько рулят в такой же вросший по самые окна барак, на крыше которого произрастает трава хоть сенокос учиняй. В этой избушке без курьих ножек проживает некая особа с погонялом «КОБРА». Никто не знал её истинного имени, для всех она была просто тётей «Коброй». Худая, не очень-то и старая, (этот спорный факт напрямую зависел от литража выпитого) но испитая женщина жила в комнатухе где был закуток с печью, с грубым кухонным столом со стоящей на ней электроплиткой и тазом с грязной посудой, какими-то полками на стене, и несколькими чурбаками вместо стульев.

За грязной якобы ширмой, на стене в якобы спальне красовался якобы ковёр, с грязно-серыми лебедями и пышнотелой красоткой в лодке размером с эсминец. У девы было громадное вымя с сосками в розовый огурец, витая коса деревенской девушки размером с коленвал и громадные похотливо-блудливые глаза фары. Да и вся она больше смахивала на трактор, так и хотелось что ни будь у неё открутить или разбить.